Значит, башня.

Тарн сбежал вниз со стены, поднялся по ступеням. Дверь была сделана из тяжелой древесины, почерневшей от времени и покрытой рунами. Глаза отказывались фокусироваться на них, как будто какая-то его часть боялась их увидеть. По дереву извивались размытые силуэты.

Тарн понял, что потерял драгоценные мгновения, таращась на дверь.

Он толкнул ее. Она распахнулась. Убийца бросился внутрь, выставив перед собой меч, готовый сразиться с отрядом мстительных легионеров.

Комната внутри была освещена четырьмя жаровнями, испускающими темно-красный болезненный свет. Повсюду вырезаны все те же странные, обжигающие глаза руны — на стенах, потолке и на полу, где узоры концентрическими кругами окружали единственный закрученный символ, изображающий свернутую змею.

В комнате было слишком много стен. Тарн не мог сосчитать их.

Дверь позади захлопнулась сама по себе. Других выходов видно не было.

Тарн не паниковал. Раньше он бывал в ситуациях, которые, фактически, были безнадежны. Как-то элитные стражи племени Змеи окружили его банду на какой-то одинокой горе, и он выполз из образовавшейся после стычки кучи трупов — раненым, но живым. Он с боем пробился сквозь длинный дом врагов Грика и попал в засаду лучников, которые осыпали его горящими стрелами, но отчаянно бросился на ближайшего врага и вышел из дома живым. Он даже решил помочь убить самого Грика, и не только остался жив, но увидел Грика мертвым и к тому же прикончил немало своих соплеменников.

Нет, это была не паника. У Тарна были большие возможности — выйти обратно на стену и умереть или остаться здесь и умереть. Это было жуткое место, которое по непонятным причинам вызывало у него отвращение, но у него была дверь, достаточно широкая, чтобы вместить двух человек, и, по крайней мере, он мог убить свою долю врагов, прежде чем они прорвутся и одолеют его числом. Не такой уж и плохой способ уйти, и к тому же многие сукины дети будут долго, очень долго помнить Тарна. Сколько людей проникло на стены леди Харибдии и пролило кровь их защитников голыми руками? Немного. Может быть, и вовсе никто.

Тарн никогда ни о чем не жалел. Он убил больше людей, чем большинство встречало за свою жизнь. Он никогда не растрачивал свою жизнь на служение тому, кого он скорее бы убил, чем подчинился ему. Он никогда не проигрывал в честном бою. Хороших дней для смерти не существовало, но этот был лучше, чем большая часть других.

Заложить дверь было нечем. Но когда он услышал легионеров, поднимающихся по ступеням, дверь не распахнулась. Что-то тяжелое ударило в твердое дерево, и дверь выгнулась — они пытались ее выбить. Она закрылась? Тарн не видел на ней ни замка, ни засова.

Наверное, магия. Тарн не обращал внимания и выжидал, прижавшись спиной к стене возле двери, у самого ее края. Еще один удар, дверь снова прогнулась и треснула. Руны скорчились, будто от боли, и потекли по древесине подобно каплям воды.

Наконец дверь лопнула, и в комнату ворвался окованный бронзой наконечник ручного тарана, рассчитанного на четырых человек. Прежде чем его успели вытащить, сквозь дыру мелькнул клинок Тарна и глубоко вонзился в горло одного из легионеров. Он услышал крик боли и гнева. Двое попытались пробраться в комнату, но Тарн врезал одному из них ногой в бок головы, а второму вогнал в шею набалдашник на рукояти меча. Он выглянул наружу меж обломков и трупов и увидел на стене примерно две дюжины легионеров, которые выстроились в очередь, чтобы убить лазутчика.

Внутрь полетели стрелы, и Тарн отступил. С ревом легионеры ринулись внутрь, намереваясь заполнить маленькое помещение своими телами и задавить Тарна массой и численностью. Убийца дважды ткнул мечом и почувствовал, как свежая кровь хлынула на его руки и грудь, покрытые старой, уже запекшейся. Три или четыре легионера ворвались в комнату с копьями наперевес. Изгибаясь между острыми наконечниками, Тарн крутанулся и срубил голову одному из них. Потом он прыгнул на врагов, сбил двоих на пол, прижал их коленями и врезал ребром ладони по челюсти следующего за ними.

Тарн снова уколол коротким мечом в правой руке, а левой вытащил из месива убитых копье. Еще больше легионеров побежало на него, выкрикивая слова, которых он не понимал, и бесстрашно хлынуло в дверной проем.

Тарн хватал их, насаживал на клинок, парировал копьем, шаг за шагом отступая вглубь комнаты по мере того, как росла куча падающих тел. Раненые выбирались из потока трупов, отплевываясь кровью, только чтобы умереть еще раз. Кровь хлестала из перерезанных глоток и отсеченных конечностей, брызгая на стены. Голодные руны как будто упивались кровью, становились все больше и начинали светиться.

Лучники, стоящие прямо за дверью, стреляли в него, но теперь тела были навалены до середины проема, и большая часть стрел зарывалась остриями в мертвечину. К этому времени Тарн затаскивал копьеносцев и мечников за баррикаду из трупов, чтобы убить их там. С башен на него бросили подкрепления, но Тарн одолел и их. Скольких они пошлют? Скольких они позволят ему убить, прежде чем разрушат башню тяжелым снарядом из пушки или заставят какого-нибудь чародея метнуть в дверь трескучие потоки молний? Скоро ли они начнут бросать внутрь бутыли с маслом и горящие головни?

Тарну было все равно. Это случится, рано или поздно. Но пока что он был твердо намерен провести остаток своей жизни, убивая, как он провел все минувшие годы.

Сквозь кучу тел пробился мутант с четырьмя толстыми мускулистыми руками и огромной рогатой лошадиной головой. У него не было оружия, но здоровенная лапа одним ударом отшвырнула Тарна на заднюю стену помещения. Наступая на трупы, существо подошло к нему и занесло над распростертым телом огромные, туго стиснутые кулаки. Тарн откатился в сторону, так что крошащий камень удар обрушился рядом с ним, и вскинул руку вверх, пронзив мечом мягкую часть мутантского бедра. Клинок перерубил артерию, наружу хлынула сине-зеленая кровь. Тарн рванул меч, рассекая сухожилие монстра, тот покачнулся и упал на стену. Убийца подполз к нему сзади и перебил врагу позвоночник на уровне талии. Мутант еще больше завалился набок, и тогда он нанес последний удар в затылок.

Тарн позволил себе почувствовать боль, чтобы оценить ранения. На нем была добрая сотня порезов. Пара пальцев на руке, в которой осталось измочаленное древко копья, была сломана. Чудовище перебило ему несколько ребер, грудина отделилась от них и двигалась, причиняя боль, когда он дышал. Обломки костей могли пробить легкие или задеть какую-нибудь артерию или вену. Возможно, сейчас он истекает кровью изнутри.

Он выронил древко и подготовился к новой атаке. Но ее не было. Через останки, наваленные у двери, он видел, что на стене никого нет вплоть до следующего бастиона. Дальше виднелись блестящие острия копий между бастионом и платформой орудия, но никто, похоже, не горел желанием отомстить за десятки убитых. Рявкнула пушка — но стреляла она не в башню, а почти прямо вниз. Взрыв далеко внизу отдался эхом, и Тарн понял, что орда уже у самого подножия стен, обменивается стрелами с защитниками и пытается найти способ забраться вверх.

Может быть, у врага кончились люди? Может, Тарн убил всех легионеров на этом участке стены, и в неразберихе еще никто не заметил их гибели?

Нет… кто-то приближался. Тарн посмотрел на изуродованные тела в поисках лука и стрел, чтобы убить его до того, как он войдет, но их не было. Он только сейчас заметил, что комната по колено залита кровью.

Приближающийся силуэт не принадлежал легионеру. Он был одет в свисающий до земли плащ, темно-синий с вышитым на нем закрученным пурпурным орнаментом и золотой отделкой. В одной руке фигура сжимала длинный бронзовый посох, чей набалдашник имел форму руны вроде тех, что покрывали стены комнаты. Как и они, набалдашник менялся и причинял боль глазам, которые отказывались фокусироваться на нем.

Высокий воротник незнакомца скрывал всю голову, кроме щели спереди. Тарн был рад этому, потому что, когда фигура приблизилась, он разглядел только серую, обескровленную кожу и рваную дыру на месте носа. Говорили, что колдовство взимает дань с тела и делает человека старым задолго до срока. Но те, кто овладел им, могли не обращать внимания на плоть, жить в мертвом теле и оставаться такими же ловкими и сильными, как в молодости. Должно быть, это было подобное существо.