Мысль о том, что приходится грабить павших, не тяготила его, как могла бы тяготить обычного смертного. Легион Повелителей Ночи многое утратил с тех пор, как их попытка захватить Трон Терры завершилась провалом. Возможности создавать новые доспехи почти не было, так что мародерство превратилось в осознанную необходимость на этой бесконечной войне.

Талос разжал кулак, медленно пошевелив пальцами.

— Да, — сказал он, глядя на собственную руку и думая о той ночи, когда эту перчатку заменит другая. — Это был Фаровен.

Вознесенный издал звук, который Талосу приходилось слышать уже не раз: пренебрежительный смешок, короткий и черствый.

— Когда он умрет, ты можешь забрать все. Его гибель не станет потерей для легиона. А теперь продолжай. Взрыв. Дым и обломки. Вы обдираете с Фаровена снаряжение. А потом?

Талос закрыл глаза.

— А потом…

…он видит свой меч. Клинок лежит в россыпи щебенки, и пыль уже притушила блеск его лезвия. Талос карабкается к нему. Под подошвами хрустит каменная крошка, еще недавно бывшая частью высокой стены мануфактории.

Меч у него в руках — совершенный сплав формы и функциональности. Рукоять и гарда выполнены из бронзы и отполированной слоновой кости, образуя раскинутые ангельские крылья. Между крыльями в основание клинка вделаны рубины размером с глаз смертного, выточенные в форме алых слез. Клинок выкован из адамантия и позолочен, а вдоль него бежит цепочка рукописных рун высокого готика — список поверженных врагов.

Талос не убивал никого из них, потому что клинок был выкован не для него. Сейчас он сжимает рукоять, ощущая, как тяжесть похищенного оружия наполняет его уверенностью. Меч лежит в руке так же удобно, как и десять лет назад, когда Талос вырвал его из руки умирающего имперского чемпиона.

Аурум. Клинок звался Аурум — силовой меч благородного капитана Дума из легиона Кровавых Ангелов. Поцелуй меча нес смерть: как и в любом энергетическом оружии, разрушительное силовое поле с каждым ударом рассекало материю. Однако Аурум выковали в дни молодости Империума, когда техножрецы Марса были не только хранителями секретов, но и мастерами.

Трижды братья по легиону пытались убить Талоса за этот меч. Трижды Талосу пришлось оборвать жизнь брата, чтобы сохранить добычу.

Он встает, активирует силовую ячейку в рукояти, и пыль на лезвии мгновенно сгорает с легким шипением.

Вдоль клинка пляшет рукотворная молния, достаточно яркая, чтобы ранить его нострамские глаза.

Талос шагает по развалинам. Звуки битвы возвращаются. Пыль оседает. Ему надо отыскать свой болтер прежде, чем враг хлынет в сектор, подвергшийся сокрушительной бомбардировке.

Он… он не может найти оружие. Что это за проклятый шум? Что за грохот? Мир раскалывается на части…

Кровь Хаоса, где же болтер…

Он…

…пошатнулся под весом воспоминаний, столь же реальных для него сейчас, в зале совета, как и во время пророческого припадка. Вознесенный недовольно буркнул:

— В чем дело? Что случилось дальше?

— Солнце, — пробормотал Талос. — Солнце…

…погасло.

Он поднимает голову к небу, забыв о поисках болтера. Секундой раньше над миром царил полдень, но сейчас небеса потемнели, словно внезапно обрушились сумерки. Затмение. Должно быть, это затмение.

Так и есть.

Условно говоря.

Перекрестье прицела заполняет туша колосса, поглотившего солнце. По сетчатке Талоса бегут неровные строчки данных, спроецированные сенсорами шлема, — но Талос этого не замечает.

Тревожные сигналы пищат синхронно со вспышками предупреждающих рун, и, глядя вверх, Талос вспоминает, почему взрыв сровнял с землей эту часть города. Он смотрит на причину взрыва.

Класс «Владыка войны». На экране визора вновь и вновь вспыхивают эти слова, тревожные сигналы сливаются в пронзительный визг, словно Талос и без того не знает, что перед ним. Как будто ему нужно объяснять, что это сама смерть. Сорок с лишним метров воплощенного гнева Механикус явились, чтобы уничтожить их всех. Титан выше любого из уцелевших городских зданий.

Его исполинские орудия поворачиваются, наводясь на крошечные фигурки Астартес внизу. Его руки — пушки длиной с поезд — раздирают небеса воем тысячи приводов. Он пока только целится, он еще не стреляет. Пушки опускаются ниже. Ниже.

Город вновь сотрясается — еще до начала обстрела, просто от поступи железного бога. Вокс оживает и разражается гневными выкриками, а имперская боевая машина все ближе.

— Тяжелый калибр! — ревет он в общий канал вокса. — «Лэндрейдеры» и «Хищники», все орудия на титана!

Он даже не знает, осталась ли в строю хоть одна из боевых установок, но, если они не организуют хоть какой-нибудь ответный огонь, титан прикончит их всех.

Со звуком рушащегося небоскреба титан делает еще один шаг.

И со звуком, с которым рушится мир, он дает залп.

Талос…

…открыл глаза и лишь после этого понял, что все это время они были закрыты.

Пока Талос находился во власти видения, Вознесенный подобрался ближе.

— Титаны нам не в новинку, — сказало существо. — Мир-кузня — главная цель Магистра Войны в скоплении Крит.

Талос покачал головой. Губы его чуть скривились, когда он различил в темноте контуры рогатой башки Вознесенного.

— Нас перережут, как скот. Мы встанем на пути божественных машин Механикус, и их огонь выжжет нам глаза.

— А что насчет сил самого Магистра Войны? — упорствовал Вознесенный.

Настойчивость в его клокочущем голосе уже граничила с нетерпением. Талос подумал о доведенном до кипения котелке.

— Что насчет них, сэр?

— Мой пророк, — прогрохотал Вознесенный с непривычной ноткой приязни.

Талос закинул голову, чтобы посмотреть в лицо командиру, и с трудом подавил гневный рык. Вознесенный пытался скрыть раздражение, — вероятно, для того, чтобы его ручной провидец не вышел из себя до окончания допроса.

— Талос, брат мой, ты видишь так много — и в то же время так мало.

Вознесенный улыбнулся, но избыток клыков и ядовитая слюна изрядно портили впечатление от улыбки. Талос пристально всмотрелся в черные глаза своего повелителя — в обезображенное лицо того, кем он некогда восхищался.

— В этом и состоит мой вопрос, — осклабился Вознесенный. — Где они? Ты их видишь? Ты видишь Черный легион?

— Я не…

…вижу их. Нигде.

Наверху схватились железные боги. Титан против титана в руинах обреченного города. В небе бушует шквал артиллерийского огня и слышится громовой скрежет — это боевые машины вымещают друг на друге свою ярость. Титаны позабыли о битве, развернувшейся у них под ногами, и Повелители Ночи — те, что еще способны сражаться, — перегруппировываются в тени их исполинских фигур.

Талос добирается до своей машины. Покатый, темный корпус «Лэндрейдера» — словно маяк в ревущем неистовстве боя. И в этот момент Астартес замечает Кириона: еще наполовину засыпанного щебенкой, почти в километре отсюда.

Идентификация проходит не сразу. Расстояние велико, так что поначалу Астартес видит лишь кого-то, с трудом выбирающегося из-под обломков. Глаз чисто случайно регистрирует движение.

Моргнув, Талос приближает изображение. На сетчатке вспыхивает имя — Кирион — и оповещение от системы целеуказателя, что выбрана неверная цель.

Он срывается с места.

Еще рунические символы. Другая цель: Узас, «неверная цель». Узас первым добирается до Кириона, скатываясь по щебеночному склону за спиной у раненого Астартес. Талос бежит быстрее, мчится изо всех сил, предчувствуя, что сейчас произойдет.

Узас поднимает топор и…