И в наказание сломленному отцу кровью заплатили его сыновья. Порой я подозревал, что Леор прав. Возможно, Тысяча Сынов была до нелепости сентиментальным Легионом, неспособным преодолеть свое прошлое.

— Чему я должен верить? — спросил Хариз, возвращая меня обратно к настоящему. — Я беседую с братом, который погиб при Дрол Хейр, которому нечем подтвердить свою личность и который утверждает, будто его послал ко мне мертвый Верховный Вожак мертвых Сынов Гора, а на высокой орбите над моей крепостью дрейфует давно сгинувший флагман Легионес Астартес. На мою планету явился призрак, посланный другим призраком, странствующим на борту корабля-призрака. Что мне думать, Хайон? Что бы ты сделал на моем месте?

По крайней мере, на это было легко ответить.

— Я бы поверил этому призраку и сделал все, о чем бы он меня попросил.

Повелитель Геки улыбнулся, хотя улыбка не затронула его глаз.

— И с чего же мне так поступать?

— Потому, друг мой, что, если ты не подчинишься с готовностью, «Мстительный дух» разорвет эту крепость на части, а я добуду власть над твоими рубрикаторами из твоего умирающего разума. Однако я бы предпочел договориться, пока мы не дошли до необходимости прибегать к примитивным угрозам. В твоих талантах есть нужда.

Какое-то время он не отвечал. Хариз Теренох был не таким человеком, которого можно торопить.

— Абаддон действительно жив? — спросил он, наконец.

— Жив. И более того, он владеет оружием, которое сразило Ангела и изувечило Императора.

К подозрительности в его взгляде примешалось нечто энергичное, похожее на лукавство.

— Мне бы хотелось взглянуть на эти клинки собственными глазами.

— Это можно устроить.

Хариз обдумал мои слова.

— Если же я подчинюсь, — сказал он, в конце концов, — что от меня нужно Абаддону?

— Эзекилю не нужно от тебя ничего. Твое мастерство требуется не ему, а мне.

В его темных глазах вспыхнуло любопытство.

— Теперь я знаю, что ты не тот, кем себя называешь. Искандар Хайон никогда бы не смог позволить себе мое искусство.

— Времена меняются, Хариз, — я отстегнул от пояса колоду таро, вытягивая карты из толстого папируса из чехла, сделанного из содранной кожи. На каждой из них виднелась кропотливо выписанная вручную извращенная, демонически-безумная фигура. Я протянул их ему веером, ощутив, как суставы пальцев ревниво напряглись, когда у него перехватило дыхание в горле. На мои чувства начало давить его нахлынувшее желание забрать их любой ценой — маслянистое, жирное, завистливое.

Я вручил ему последнюю карту, находившуюся внизу колоды.

Он принял ее с подобающим почтением, его глаза продолжали светиться. Пальцы перчатки погладили обработанный папирус, следуя вдоль нарисованных на поверхности линий.

— Хайон, — произнес он, теперь уже шепотом. — Так это ты.

Я кивнул и ничего не сказал, зная, что молчание будет говорить за меня. Не могло быть жеста большего доверия, чем дать другому практику Искусства прикоснуться к демоническому инициатору. Позволять ему трогать любую из этих карт — не говоря уж о конкретно этой — было в лучшем случае авантюрой, а в худшем — риском. Колдунам случалось убивать друг друга за куда меньшее.

Убедившись в достаточной мере, Хариз заговорил дальше, водя большим пальцем по деталям изображения демона на пергаменте.

— Только ты бы забрал одного из их волков, чтобы использовать его как свою собственность.

Карта называлась «Охотница». На ее лицевой стороне был изображен сотворенный из дыма и теней волк с мерцающими белыми глазами. Как и на прочих картах, я использовал при рисовании пигменты, представлявшие собой смесь редких реагентов, которые были выбраны за содержавшуюся в них силу. В отличие от прочих карт, на этой не было номера, и она не использовалась ни в одном пророческом таро. Часть набора, но, бесспорно, стоящая особняком.

— Гира выбрала себе облик. Я тут не причем.

— Я приношу извинения, что сомневался в тебе, — сказал Хариз, возвращая мне карту. — Зачем ты пришел?

— Мне нужно, чтобы ты выковал для меня новое оружие.

Он кивнул, вне всякого сомнения, и не ожидав меньшего.

— Ты говорил, что твой топор сломался, да?

— Да. Гор Луперкаль разбил его Сокрушителем Миров.

И тогда Хариз Теренох, Тауматург Геки и один из самых знаменитых оружейников, когда-либо рождавшихся в Легионе Тысячи Сынов, посмотрел на меня так, словно я заговорил на языке, абсолютно лишенном всякого смысла.

— Кто это сделал?

Последний раз я наслаждался сомнительным гостеприимством Хариза, когда он отвел меня в святая святых своей крепости. Чем глубже ты заходил в его цитадель, тем глубже заходил в его разум. Каменные и бронзовые стены перешли в сухие красные кораллы, которые сцеплялись и переплетались, образуя скрепляющую структуру. Анзу представлял собой планету с обширными океанами, и Хариз творил свои темные и двусмысленные чудеса под бурлящими волнами. В текучей пустоте за коралловыми стенами пожирали друг друга колоссальные и яростные разумы, ведущие непрекращающуюся войну. Я чувствовал их, но не видел. Они существовали для моего тянущегося сознания, однако для сканеров моего корабля и моих глаз воды снаружи замка из сплетенных кораллов выглядели холодной и безжизненной мглой.

Мир постоянно реагировал на него, как многие демонические миры реагируют на сознание своих хозяев. Буйное воображение Хариза воплощалось в облике бесконечной океанской бойни между зверями, которых не видел никто, кроме него.

Его тайные кузницы располагались на самых глубоких уровнях крепости. Я ожидал, что он предложит мне еще одну возможность пройтись по этим нижним залам, однако ошибся на этот счет. В качестве первого примера того, о чем впоследствии просило бесчисленное множество братьев, он пожелал взглянуть на «Мстительный дух». Не из ностальгии или слащавой симпатии, а чтобы увидеть, как Великое Око преобразило его священные палубы. Я согласился без сопротивления.

Основной ангар был практически пуст, если не считать отключенных десантно-штурмовых кораблей и истребителей, и в нем находились только отдельные группы техноадептов самого низкого ранга с «Тлалока» и их бригады сервиторов. В момент, когда наши подошвы коснулись палубы, я ощутил, как Хариз простирает свои чувства, принюхиваясь в поисках новых впечатлений и выискивая какие-нибудь средоточия психического резонанса.

Будь осторожен, — предостерег я его.

Он почти сразу же убедился в справедливости этого предупреждения, и резким рывком рухнул обратно в свой разум.

Так много жизни, — передал он импульсом. Его безмолвный голос портила подозрительность.

— Как вы набрали экипаж для линкора «Глориана», Хайон?

— Мы не набрали, — отозвался я. — Пока нет. Пойдем, я покажу, что ты чувствуешь.

В лабиринте залов корабля мы наткнулись на хрустальных мертвецов. Они продолжали петь свои беззвучные психические песни, и я не удивился, увидев, что Хариз относится к ним с мрачным почтением, а не разбивает, чтобы понаблюдать за их реакцией. Пальцы его перчаток поглаживали их более охотно, чем это делал я, хотя я и чувствовал, что они интересные ему как порожденный варпом феномен, а не как могильный памятник верному экипажу. Множество очередных наблюдений. Очередной урок о Великом Оке.

Подобная бесстрастность была уместна. И все же, я не был уверен в ее уместности здесь, среди этих статуй. Я приходил почтить их по-своему. Когда-то мне снились волки, теперь же тихие и скорбные песни сотен тысяч мертвых мужчин и женщин успокаивали меня, давая уснуть.

— Они зовут тебя, — произнес он, когда мы миновали несколько тянущихся к нам фигур из серых кристаллов.

— Знаю, Хариз.

— Они поют твое имя.

— Знаю.

— Хайон, Хайон, Хайон, — тихо проговорил он, повторяя погребальную песнь, которая затрагивала чувства нас обоих. Я дождался, пока он отведет свои мысли обратно внутрь головы.