Ёжик Ёжик обиделся. Ёжик не рад, что он ежонком на свет появился. С ёжиком звери дружить не хотят: ёжик, бедняга, колючим родился. Сердце у ёжика доброе — что ж. Игр он знает без счету — неважно. Он виноват только в том, что он ёж. Пусть же с ним водится, кто поотважней. Милый малыш, это всё ничего, ёжик, себя понапрасну не мучай. Я захотела погладить его, да не решалась. Уж больно колючий! Неправда, погладить можно, ласково и осторожно. Он очень добрый, ёжик. Слоненок По улицам слоняется слоненок, слонихи серой младшенький ребенок. Он думает, наверно, что слоны слоняться обязательно должны. Кенгуру Скачет рыженькое чудо в нашем парке у реки. Я спросила: «Ты откуда? Что за странные прыжки?» Зверь ответил: «Здесь так мило, парк просторен и красив. А в Австралии родимой летом жарко — нету сил. Путешествовать нетрудно — сумку я с собой ношу. Вот теперь я в парке чудном прыгаю, скачу, пляшу», Веселит теперь прохожих, скачет в парке поутру зверь пушистый и хороший — австралийский кенгуру. Верблюд В зоопарке есть верблюд, рыжий и большой. Я его уже люблю всей своей душой. Очень добрые глаза. На спине — подушки две. Я б ему на голове бантик повязал. Я б погладил, приласкал, шерсть расческой расчесал, если б мама разрешила — и домой его бы взял. Близко я не становлюсь, я топчусь на месте. Я, конечно, не боюсь, ну а плюнет если? Новый год Декабрь снегом сыплет. Снова приходит празднику черед. В дома впуская молодого, уходит тихо старый год. Я знаю, он уйдет на север, чтобы обратно не прийти. Ему колючий зимний ветер желает доброго пути. Старик уходит потихоньку, как многие вослед уйдут. А в доме наряжают елку и песни добрые поют. Фонарь Ночь. На улице моей пусто. Фонарю за окном грустно. Ветер лампочку его чуть качает. Позвала б его к себе, угостила чаем. Жаль, что низкий в моем доме потолок, и фонарь бы поместиться здесь не смог. Он остался на своем прежнем месте. Только всё же не один — в небе месяц. ПЕРЕВОДЫ Ян Болеслав Ожуг (с польского) * Через годы, через беды я вернусь к себе домой. * Через годы, через беды я вернусь к себе домой. Дверь хрипит на ржавых петлях, или плачет домовой? Покосившиеся ставни. Сумрак. Рваный холст плетня. Сад крапивой захлебнулся. Старый дом не ждал меня. Здесь крыльцо черно, что омут, от дождей и лютых вьюг. Здесь ржавеет в сараюшке разлученный с полем плуг. Ясли дремлют в паутине, помнят доброго коня — губ огромных и шершавых до сих пор тепло хранят. Фыркал конь — овес был жесткий, как колючий снег. И делил я с ним, как с братом, из сумы убогой хлеб. Лезет ночь в пустые окна. Жутко плачет домовой. Через годы, через беды я вернусь к себе домой. Старая ива Я брел спотыкаясь, босой и усталый. Над высохшим озером ива молчала. Я постучался, как в горницу, в иву. И мне в ней открылся мир тайный счастливый. Там не было страха, беды и печали, меня там как милого гостя встречали. Там хлеб и вино — для скитальца отрада. И вечное ложе в корнях узловатых. Метель Снег в белый колокол звонил, на город лютый плач обрушив. Они бежали сквозь метель — слепой и девочка-кликуша. Когтил студеный ветер грудь. Стеклом разбитым сыпали березы с ветвей озябших ледяные слезы. И в небе прояснялся Млечный путь. Рвал белый ветер — белый плащ, в который брат сестру укутал. Она — безумна. Он — незряч. Поводырем им стала вьюга. И шел тот снег — за веком век, ломал рябины и омелы. Лишь вороны, как головни, на оловянный свет летели. Над непроезжею дорогой снегирь лучиной алой тлел, упав мосту-титану в ноги, как капля крови, в ломкий снег. Змеиная сказка 1. В лесу Князь лесной свои владенья обходил, как подобает. В сумерках зеленых, влажных рыжая луна смеялась. Звонко окликал деревья, как своих сестер покорных, и в ветвях дрожало эхо. И не приминались травы от его шагов волчиных. Он в объятиях зеленых сжал стыдливую калину. Лик в ручье не отражался… А она — бродила в чаще с хрупким ивовым лукошком, руки смугло-золотые собрали кровинки ягод. И узрела в лунный вечер над потоком говорливым дева — князя молодого. Как от боли, сердце сжалось. А взгляд его — нож каленый! А гнев его — огнь ретивый! И стон прошел по дубраве. Ручей, как волчонок, от боли грыз каменистый берег. В ноги ему упала подрубленною березкой: зачем меня не полюбишь, зачем проклинаешь и гонишь? Босой, в венке из полыни, над белым ручьем князь леса смеялся хрипло, как плакал. Сожженное горем сердце ответить любви боялось. И в папоротниках мглистых без крика упала дева… |
