Перекатиполе Перекатиполе — гнев земли. Материнской болью корни сожжены. видно, отреклась земля — Ева от Каина. Убегаю по полям зверем неприкаянным. Мишенью на стрельбище стальных дождей. Одно прибежище — в костре у людей. Ни раскаянье, ни ангел не спасет. Перекатиполе. Стынет лед. Теплится душа живая подо льдом, мне в волчью полночь снится, что мать простит, и позабытый дом добрым светом озарится. Мне б упасть на ее порог покаянной белою птицей. Лебеда
Лебеда на моей могиле — как седые лебеди — взмах крыла. Нераскаянною легла. Но на небе меня простили: никому не творила зла. Лебеда струится тревожным шелком, стылый ветер шепчет псалом. Лебединую песню слушаю горько. Лебедой прорастает — мое крыло. Живокость К тебе вернется сила прежняя, поломанное заживет. В горячий камень боль уйдет, в лесную нежиль. Светом боль заговорить — Божье чудо. Ночь разломы забери. У Иуды пусть болит, у Иуды. А к тебе вернется сила — в час зари. И жизнь, что брошена с небес в слякоть базарную, как переломленный хребет, срастить бы заново… Девясил Выжить рвусь — из последних жил! Да не девять — тридевять сил — боли лютые усмирить, гибель в жилушки не пустить. Есть на дальних лугах былинка, безымянной жизни кровинка — докажи, девяти сил трава, что не гибель, а жизнь права! Мне б не девять — тридевять сил… Калина Все заповеди покорны любви. Алые капли наземь падут. Искры пожаров? Жгучая кровь?.. Ягод каленых горсть. Шепот калины в песню вплету. Помнишь — когда-то — в древнем скиту — вздрогнув, впервые встречаю странника пристальный взгляд… Милый! Не ты ли так ласково звал. В темень ушла — обещала: вернусь… В плаче калины — болящая Русь… Мелисса Мы успели израниться о свое одиночество — лишь тоска-лихоманница в сердце зверем ворочалась. Зачерпну полной горстью родниковую стынь — яко иней на солнце, боль горючая, сгинь. Рвется к небу мелисса, как святая молитва — от тоски лихорадной, от бессонницы жадной, от обиды жестокой освободит, сбережет… Крапива глухая Ненависть — алый цвет, Жгучий, болезный след — всю на себя возьму. Прощение — ясный свет — вам за то подарю. Отчаянье — черный цвет — всю тягость себе возьму. Пусть лучше вся боль — мне, весь гнев человечий — мне. Пусть будет родным светло: одной мне гореть в огне. Да будьте пред всеми правы, но не судите ближнего. Тоска глухой крапивы в стихах моих горьких выжжется. Ненависть — алый цвет, жгучий, болезный след — всю на себя возьму, отчаянье — черный цвет — всю тягость себе возьму. Прощение — ясный свет — вам за то подарю. Песнь моя — Травник Травы Божии воскресли в сокровенной моей песне. Да упрямятся слова — чем душа моя жива? — слишком горько… Никнут травы, в гневе темная дубрава: Божий свет не донесла, расплескала, разлила! В чашу, что зовут судьбою, примешала жгучей боли. Белым выплакалась зорям — рассказала свою долю. Двое ранены судьбою, но Любовь спасла обоих. Божий свет не донесла — пусть хоть наземь пролила, встанут белые цветы, и воскреснут все мечты… Прости, знахарская, живая трава, что горечь в словах. Надежда — жива. Терновник Каин и Авель в землю легли оба — ласковый ангел и тот, чье клеймо — злоба. Младшего принял райский рассвет. Старший скитался тысячи лет. Видишь — терновник над яром горит. Дикий терновник сберут поутру Каин и Авель. Ласково шепчут цветы на ветру — выткал их ангел. Колкие ветви — страданья венец, плач нераскаян. Им завещал — ждал прощенья небес — боль свою Каин. Видишь — терновник над яром горит, как восстающий из пламени скит… |
