* Жди меня по ту сторону черной реки, * Рубил ее он над ручьем, еще не замерз поток… Ян Болеслав Ожуг Жди меня по ту сторону черной реки, Когда двери запрут на большие замки Все, кого я любила на этой земле, Без защиты оставят в хохочущей мгле. Жди меня по ту сторону черной реки, Когда станут клубиться больные стихи. Хлынул свет, и паромщик единственный ждет, Под накидкою серой скрывая лицо. Отрывая от жизни, ударит весло… Жди меня по ту сторону черной реки, Где земля помнит корни убитой ольхи. * Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль * Благодарю, Господь. Ты дал мне эту боль, Чтоб с сердца моего содрать окаменелость, Чтоб вновь оно за всех страдальцев изболелось И вновь отозвалось на вечную любовь. Песенка сумасшедшего Вольному — воля, безумному — степь. Ну а кто же безумный? Тот, кто в боли ослеп. Я потерял человеческий лик. Я понимаю звериный язык. Вам и прозрение — бред, дребедень. Вольному — воля, безумный — мишень. Вольному — воля, Безумному — поле, Ржи вдоль обрыва Золотая грива… Ожугу Ты уходишь по талому снегу, За тобою чернеет весна. И без спросу идут по следу Боль и слава — доля одна. Нацелилась зоркая Вечность Сотней змеиных жал. А сочувствия человечьего Не познаешь, как Бог не познал. Знаешь, стихи — как вороны, Свежую чуют беду. Знаешь, стихи — как лебеди, К дальнему свету ведут… * Мне не уйти. Веселой травли пляска. * Мне не уйти. Веселой травли пляска. Гадай, охотник, на каприз судьбы. И на снегу, как веер карт цыганских, И зверя и псаря легли следы. Гадай. Сегодня снег — червонной масти. И черной масти — дула зоркий глаз. Тебе на круги выпадает счастье. Бубновый выстрел обрывает связь. * Чуяла — были крылья! * Чуяла — были крылья! Рыжие, цвета пламени. Дни мои светом плавили, Плечи нестерпимо жгли. Чуяла — были крылья! Кого полетом прогневала? Багряной ризой разорванной Волочатся в ржавой пыли. На белом карнизе узком Встречаю рыжее утро. Лишь маленький шаг вперед — И в трещинах мостовая, Судьба моя ножевая. Или как прежде звонкий, Чистый верну полет. * У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать. * У кошки девять жизней, а у волчицы — тридцать. Ничем не защитится, бегущая на выстрел. И меченая пулей, я снова выживаю, Тревожа наст февральский, опять бегу по краю… Живучая, зверюга! — загонщики кривились И приближали гибель, как жалость или милость. * Господень лик — в земле, Им сотворенной * Господень лик — в земле, Им сотворенной. Боярышник горит — святой алтарь. Что ангелы, березоньки и клены Прославили Тебя, Небесный Царь. Мои леса в нерукотворных фресках. Здесь пала на колени и молюсь. Как близок к нам теперь престол небесный, И храм единый — золотая Русь. * Вы травили собаками — * Вы травили собаками — Но собаки лизали мне руки. Расстреливали мишень, Но осиновые тонкие стрелы Пели музыкой дивной О любви и немеркнущей муке, Пели музыкой дивной, вонзаясь мне в сердце. Вы травили собаками — Но собаки лизали мне руки… * Не раньте поэтов, пока они живы, * Не раньте поэтов, пока они живы, пока не ушли в журавлиную высь дорогой увечий и шагом с обрыва, и преданы казни проклятой молвы. Не лезьте нам в раны, как черные черви, глодать чуть присохшую кровь. Не раньте поэтов — сожженные нервы. Пока еще живы — не тронь! Мы все под прицелом. И путь нам отмерен, никто не прибавит ни шагу, ни дня. Не раньте поэтов. Ну, ради бессмертья. Не топчите до срока златого огня. Жизнь знает. И срежет сама. * Господи, прости самоубийцу * Господи, прости самоубийцу, искажающего Твой завет. За такого некому молиться, жалости и оправданий нет. Господи, прости самоубийцу, эти крылья, срезанные с плеч. Жгучее раскаянье струится в отблеске церковных светлых свеч. И за слабость смертного исхода, и за весь незавершенный путь помолиться встану до восхода, — как свинец вражды впивался в грудь. Господи, прости самоубийцу, как Твое заблудшее дитя. За такого некому молиться на людских разорванных путях. В изуродованных болью лицах теплится еще предивный свет. Господи, прости самоубийцу, искажающего Твой завет. |
