Лесной колокольчик Звоны Китежа с луга ближнего принесла заря лебединая. Колокольный звон роковых времен сбереги, земля покаянная. …Купола горят, как святой алтарь. Но хохочет враг у непрочных стен. Дрогнул город-царь, да не сдался в плен. Расступись, земля! Озеро, нахлынь! Над водой грустят ива да полынь… …Колокольный звон, звон серебряный подхватили цветы-колокольчики, и печальный сказ из глубин земли через все века оживить смогли… Камнеломка К живым хочу. К зовущим голосам и теплым ласковым рукам. Землей придавлена — молчу. Упрямо пробиваю тьму, и мерзлый лед, и колкий дерн, всю тяжесть каменной земли. Здесь забывается, что жизнь зачата на крови и лжи и нас не ждет… Оленья трава Сквозь сумраки древней чащи рассвета купол горит. Выходит олень светлоглазый пригубить родник зари. Но вздрогнули чуткие травы и пронзенная болью земля. В просвете рощи — лукавый свинцовый прищур ружья. Беги, олень озаренный, туда, где рассвет далек, туда, где тропы звериные не встретят людских дорог. След теплый его скрывая, бросаясь в пасти борзым, бьется трава живая, горька в изломе, как дым… Любисток Только раз уснуть на твоем плече, а потом смотреть в лица палачей. Только раз с тобою зари дождусь, птицей раненой на снегу забьюсь. Не на торжище. Да за любовь отдала судьбу и живую кровь. Не искала зелья, чтоб сбить с пути. Это пламя-зелье — в моей груди. До рассвета счастье, любовь права. А потом обоих суди молва. Только раз уснуть на твоем плече, а потом смотреть в лица палачей. И одной за каменною стеной в горькой памяти говорить с тобой. …А потом очнуться — да все забыть… Снова повстречать — снова полюбить. Повилика Душа утекает в землю — как кровь в сухой песок. Напрасно искрилось зелье в изломах глухих дорог. Ночь будет — травы иссушит, не пересилить тьму. Я открываю душу, а вам она ни к чему. Слова обернутся криком и сгинут, как кровь в песок… Погаснет зря повилика в изломах глухих дорог. Птичья слепота А есть прокаженные травы, их надо жечь от корней. Вражда, недобрая слава огня больней. Припасть бы к земле с болью от людской убийственной лжи. Лишь горечь отравленной кровью по ломким стеблям бежит. Неправда, что слепнут птицы, неправда, что яд в цветах. За что ж на ваших лицах отчаянье, злоба и страх… Глядите — сама ослепла. А руку подаст ли кто. Простите… В ответ — горсть пепла сожженных клеветой цветов. Золототысячник Для униженья придумано злато. Потому и враждуют нищий с богатым. Но есть лишь одна высшая проба: когда за золото совесть не продал. Ни много ни скудно: паромщику — грош. А тыщи златые с собой не возьмешь. Белена Волчьим глазом горит, страшна, пересмешница-белена. Я пред нею падала ниц и просила убить убийц. Боже, смилуйся, отведи, чтоб не стала злобою боль в груди… Может, Бог простит палачей. Только быть священной земле — ничьей. Русь проказой алой больна. На полях ваших — белена. У порогов ваших домов не отцвесть во веки веков черной горечи белены, благодетели новой страны. Зимовка[6] Господи, дай не сорваться до срока, точно убитая ветром свеча… Вьюга сибирская будет жестоко беззащитные судьбы со снегом венчать. Светом душа изгорит — как пред Богом, как восковая свеча в алтаре. Пусть от моей молитвы-тревоги тают снега на заре. Люди ответили: свет твой не нужен, в землю ложись — ты живым не нужна. Колкая вьюга выстудит душу… А завтра утром наступит весна. Мандрагора Мандрагоры корень на ущербной луне приворотную силу дает… человек забудет судьбу свою, оставит отца и мать и пойдет за тобою что слепой… Старинный травник Не настигла б ночь — черный ястреб золотую лебедь зари. Что звезда упавшая наземь, ворожбиный цветок горит. Приклонись к земле, спрячься, приворотная ложь! Душу вольную не приворожишь, а приворожишь — убьешь. Нынче выйдет колдунья на разлом четырех дорог — не судите, люди, пусть судит один лишь Бог. Выйдет до свету да станет звать: «Забудь судьбу свою, оставь отца и мать, страстью гибельной приворожен, позабудь со мною свет Божий». Только страсть в ненависть обратится. На лжи, на крови дом не строй — станет темницей. Колдунья слышала голос Божий, оттого и взгляд у нее как нож: душу живую не приворожишь, а приворожишь — убьешь. Оттого приворотное зелье навеки ушло в землю. Слишком велик искус — над чужою душой власть. Сорок дней и ночей потешиться, а потом обоим пропасть. вернуться В Сибири зимовкой называют шалфей — за то, что остается зимой, в самый лютый снег |
