Лорелея Голос свой я оставила скалам, песню вечную эхо лелеет. Я прибрежною пеною стала — Лорелея, твоя Лорелея. Слушать песни немногие станут, всем монетные звоны важнее. Я оставила лик свой туману — Лорелея, твоя Лорелея. Были песни — как кровушка горлом, об ушедших скорбя и жалея. Но все беды с души твоей стерла Лорелея, твоя Лорелея. Нелегко быть любовью Поэта. Я живая — не муза, не фея. Я оставила душу рассвету — Лорелея, твоя Лорелея. Луч рассвета крадется по скалам, где я шла, оглянуться не смея. Я бессмертною нежностью стала — Лорелея, твоя Лорелея. Там далёко виднеется парус — зов надежды, что солнца яснее. Я в святой твоей песне останусь. Лорелея. Твоя Лорелея. Ане Восточный город, как скрижаль. Душа обветрена. Приметой родовой — печаль тебе начертана. Повеет горечь между строк — дыханье Каспия. Запомни — здесь и твой исток, дитя славянское. Господь над всеми суд вершит, единый праведный… Здесь родина твоей души и церковь прадеда. Кавказские стансы I. Низами Здесь в пустыне ветренной и древней проходил, отринутый людьми, свойственником птицам и деревьям, царственным бродягой — Низами. И как русский сказочник, не каясь, созидал мечтою корабли, обещал любимой алый парус. Алый парус распускался — нар-гюли [1]. Пусть века, что лепестки, слетели. Кто погибнет юным — вечно юн. Вечность помнит, как прекрасной Лейле роковую песнь сложил Меджнун [2]. II. Брат и сестра Были одной землей, жили одной судьбой. Не поддавайся лжи, не воздвигай межи. Россия, Господня дочь, Кавказ ли не Божий сын? Ты слышишь — не сотни верст, а лишь протянуть ладонь — от алых моих гранат до кровных твоих рябин, от гордых каспийских волн до золота русской ржи. О Русь, родства не предашь! Нам на двоих судьба. Верный Кавказ, кардаш [4], на языке своем, как горный поток, седом, молится за тебя. * Твоя гитара не по росту, * Твоя гитара не по росту, как в лихолетье — отчий меч. Судьба певцов — за свет бороться, святое знамя уберечь. Что, разве грозное оружье напев отрадный и простой? Да — против власти равнодушья и дней, забитых суетой. Вот знак: дитя зовет со сцены к надежде, правде и добру! Как в старину в седле военном, едва подрос — в святом бою. Танец Ревекки Два солнца восходят на сером пляже: одно из моря, другое из платья… Литургию пульса танцуй, Ревекка. В.О. 1 Танцевала босая на кромке рассветного моря. Я скользила смеясь, чтоб ни крыльев, ни ран не заметил. Мы тогда были оба моложе на целое горе. Мы с тобой заблудились в чужих и надменных столетьях. Помнишь, хрупкий корабль напоролся на острые скалы. Да вот море смеялось и нас сохранило живыми. Чужеземная дева на кромке зари танцевала и безсмертный художник плясунье придумывал имя. Были счастливы двое, ни лютой судьбы не заметив, ни, что после крушенья кровили ладони и губы. Для Поэта плясала Ревекка на кромке безсмертья. И заря возносилась — любви первородное чудо. 2 И в страсти завета в звериной тоске сорвешь первоцветы на рыжем песке. Уходим далече по кромке воды. А море залижет, как ранки, следы. 3 Как кнутом, поблекший берег полоснул прибой. Запиши любовь в потери, уходи к другой. Ну, а вдруг вопьется в душу прежняя тоска — приходи сюда послушать песню рыбака: как царевна танцевала в пламени зари, и просвечивали алым девы янтари, как потом у синей кромки потерялся след… И сорвется голос ломкий на чужой судьбе. Пусть рыбак, тяжелый с хмелю, врет, что видел сам, как русалка подплывала к рыжим берегам. Будто с кем она прощалась иль кого ждала… Только песня и осталась. Клочья пены. Мгла. Если вдруг вопьется в душу прежняя тоска — приходи сюда послушать песню рыбака. А волна, как шут кривляясь, хохоча со зла, янтари с моих запястий к скалам принесла. вернуться нар-гюли — цветок граната, цветущий гранат (азерб.) вернуться Лейла и Меджнун — герои поэмы Низами |
