— Ты не посмеешь, — даже я не верила в то, что говорила.

— Сделаю то, что захочу, и у тебя спрашивать не буду. Мне тебя подарили демоны, так что смирись и делай то, зачем тебя ко мне послали.

Ожившие мысли беспорядочно перепрыгивали в голове с одной идеи на другую. Хондар поморщился. Даже если он как-то меня слышит, не думаю, что сможет разобраться в такой чехарде.

— Ты действительно веришь, что станешь правителем орков благодаря женщине?

— Да. Оракул зачитал мне древнее предсказание.

— Тогда ты не можешь взять меня силой.

Ответом мне была ухмылка.

— Рабыня не может родить будущего правителя орков.

— Ты не рабыня, ты — Нэрин.

Мне было не до выяснения, что это имя значит. Нужно убедить Хондара держаться от меня подальше и как можно скорее.

— Тебя не удивляло, что за пять лет ни одна из женщин не родила тебе ребенка, хоть самого плохонького? — тема была скользкой, лучше не нарываться, поэтому я поспешно продолжила. — Это все знают. Люди должны позвать детей, чтобы родить кого-нибудь. Ни одна из этих женщин не захотела сделать тебе такой подарок. Нельзя силой принудить женщину стать матерью. Больше в мире Ланет так не происходит. Можешь сам спросить. Любой подтвердит мои слова.

Похоже, Хондар действительно был не в курсе. Смотрел на меня растеряно и порывался что-то сказать.

— Ты сделаешь это? Позовешь ребенка?

— Нет, конечно. Я тебя даже не люблю.

Говорить такую глупость было ошибкой. Но я слишком обрадовалась легкой победе, чтобы проявить мало-мальскую тактичность. Поняла это, только оказавшись придавленной к шкуре на полу. Окончательно потерявший выдержку орк почти придушил меня одной рукой. Повезло, что я не отключилась. Он не собирался меня целовать, так что говорить, пока с меня сдирали платье ничего не мешало.

— Ты дал себя убить, а теперь сам все уничтожишь? А как же предсказание?

Меня рывком поставили на ноги и за волосы потащили куда-то по переходам. Не самый удобный способ ходить по ступеням. Пару раз поймали в миллиметре от каменного пола и полу задушенную швырнули в конце концов в какой-то темный угол. Мне было уже все равно. Женщины, как кошки, можете сколько угодно их бить, пинать или пытаться подчинить, все равно будут смотреть на вас без почтения, даже если у них временно поджат хвост и уши. По крайней мере, некоторые женщины. Меня не били, просто были со мной грубы. Может слышать мои мысли? Вот и прекрасно, в таком случае, он знает, что я о нем думаю. Сэкономлю силы, они мне еще пригодятся.

Орк не выглядел уже таким разъяренным, как раньше. Спуск вниз похоже отрезвил его немного:

— Будешь теперь жить здесь, как простая рабыня. Пока сама меня не позовешь. Я услышу, не сомневайся, даже если буду на другом краю света. Надоест драть котлы и таскать воду с горы, буду рад с тобой встретиться.

И ушел в темноту. Я огляделась. Ужасно саднила шея, этот варвар почти задушил меня, наверное, ошейник спас. Поднесла руки к лицу, здесь стояла такая темень, что ничего не было видно, и увидела на ладонях красноватый отсвет. Осторожно сняла с шеи обруч. Камень светился в темноте мягким красным светом.

"Вот ведь зараза! Теперь на мне фонарь установлен, чтобы в потьмах не задавил кто ненароком. Хотя, может это и к лучшему. Ну что за молокосос, совсем себя контролировать не умеет!"

Приятный ход мыслей отвлекло шевеление справа. Звук стал более различимым. Показался слабый свет и из темноты выступили грязные ободранные личности. На меня со всех сторон смотрели люди, и у каждого на шее слабо поблескивал ошейник. Молча постояли вокруг и тихо исчезли в темноте. "Добро пожаловать в нижний город, дорогая. Теперь можешь узнать, действительно ли ты такая храбрая."

Дурак никогда не заходит в тупик, потому что там полно умных. (NN)

Хорошо, что я прожила четыре года у Таргута Пурса, ведя его нехитрое хозяйство. Все-таки навык разжигания дровяной плиты ранним утром и мытье медных кастрюль холодной водой в ручье за короткий год жизни во дворце из памяти не вытравишь.

"Думает меня испугать тяжелой работой… Меня такой ерундой не сломать. Мне свобода дороже."

Правда, свободы у меня как раз и не было. Утро начиналось с пинка ногой. Старший над рабами нижних пещер вел себя как самый настоящий надсмотрщик с сахарных плантаций. Неважно, что он тоже раб. Никто из орков не заходил в эти лабиринты. Попавшие сюда рабы, хоть и принадлежали кому-то формально, своих владельцев больше не интересовали. Вполне возможно, что про них даже не помнили. Только клеймо на ошейнике могло подсказать, кому принадлежит существо, когда-то бывшее свободным человеком. В нижних пещерах никто не помнил даже своего имени. Всех звали "ты". Пинок или удар плеткой, и понятно сразу к кому обращаются.

Приказ не трогать меня, видимо, не достиг ушей рабов или пользуясь своей заброшенностью отверженные игнорировали распоряжения сверху. В первый день надсмотрщик ограничился пинком, чтобы поднять меня и отправить на кухню делать самую грязную работу, которую только мог мне подыскать. Еще два дня присматривался ко мне искоса, потом решил, что я не очень стараюсь, и замахнулся на меня плеткой. Мне удалось вовремя увернуться. Злыдень хоть был тощ, все же крупнее меня и выше на целую голову. В его глазах даже не было злости. Так, одна скука.

— Ты знаешь, что я не рабыня. Не смей меня бить.

Ухмылка и движение рукой подсказали мне, что он выбирает, куда ударить побольнее.

— Я позову од-уруга.

— Если бы он тобой интересовался, ты не сидела бы тут в грязи.

— Тебя это не касается. Позвать? — вообще-то я не была уверена, что орк меня услышит. — Хотя я передумала. Если я вызову сюда Хондара, он меня заберет наверх, а мне этого не хочется. Лучше я тебя прокляну.

И я начала говорить на своем родном любимом языке. Я же не ведьма и заклятий не знаю, но эти олухи не понимают меня, а говорить на своем языке я могу легко, без запинки и с выражением. Это вам не на чужом слова подбирать. Я успела только рассказать, как сниму с него шкуру, разделаю на кусочки, отобью и под каким соусом приготовлю. Это был рецепт из поваренной книги "Утка с яблоками по-пекински"

Трус не дал мне засунуть его в духовку. Вскинул руки и попросил не убивать его. На радостях я слишком быстро согласилась простить негодяя. Можно было заставить его еще потрястись, вымаливая у меня прощение, но раб был так жалок, что я посоветовала ему поскорей убраться.

Правда, торжество оказалось испорчено маленьким открытием. Когда я повернулась, чтобы идти на кухню выполнять трудовую повинность, обнаружила, что в трех шагах от меня стоит Хондар. Просто молча стоит и наблюдает, что я буду делать дальше. А я, глупая, решила, что испугала надсмотрщика своей хитростью.

— Я тебя не звала.

— Звала.

— Нет. Ты сказал, что меня пальцем никто не тронет, а здесь твои приказы не выполняют.

— Зачем нужно, чтобы тебе здесь понравилось?

— Мне нравится.

Развернулся и ушел. Я чуть не разревелась. Хоть у меня не было зеркала, мне не составило труда представить, как я выгляжу со стороны. Ободранная, в синяках, с торчащими во все стороны спутавшимися волосами и с черными руками, которые теперь уже ничем не отмыть. От прежнего лоска и ухоженности только крой когда-то чистого шелкового платья. Еще неделька в таких условиях, и я буду пугаться своего отражения в воде.

Зато бывший смертельно раненный прибавил в весе, окончательно пришел в себя, приоделся и просто сиял здоровьем и самодовольством. Правильнее было бы сказать — приразделся. Подслушав мои мысленные рассуждения, что торс у него загляденье (какая женщина на моем месте думала бы иначе?), этот негодяй ходил теперь полуголый.