— А я об этом, — настойчиво сказал Рюрик. — Дело в том, что славянские народы разрознены. Среди них нет единства. Нет единого правителя, который смог бы объединить их, чтобы они могли противостоять врагам. Я хочу это сделать.

— И для этого ты едешь их убивать? — поразилась Умила.

— Я еду для того, чтобы они узнали, что есть человек, который хочет создать единую славянскую державу, — попытался объяснить ей Рюрик. — Чтобы они поняли, что это нужно не столько для меня, сколько для них. Да, возможно там придётся и убивать. Но я не собираюсь воевать с народом. Я хочу наказать тех славянских правителей, которые из-за своих распрей не дают объединиться славянам. Может, мне удастся это сделать. В Финляндии я всё равно никогда не стану королём. Я ведь самый младший из наследных принцев. А там у меня есть шанс.

— Как бы там ни было, — не соглашалась королева, — а это не выход, убивать своих.

— Эти свои, как ты их называешь, — возразил Рюрик, — мало считаются с тем, что в результате их алчности и честолюбия, тысячи их соплеменников гибнут, а земли славян подвергаются постоянному разорению. Да, и мной тоже руководит честолюбие, но в отличие от них я, прежде всего, хочу защитить славян от их врагов, а не заботиться о своём личном благополучии. К сожалению, мне придётся немало убить людей, чтобы осуществить свою мечту. Это правда. А что, если я не стану убивать, то и все остальные тоже перестанут убивать? Дело не в том, что приходится убивать, а дело в том, какой смысл в этих убийствах.

— Я не стану больше с тобой спорить, — удручённо произнесла королева. — Ты уже выбрал свой путь сам. И тебе самому придётся отвечать за этот выбор. Скажу одно, если окажется, что ты на крови своих соплеменников решил воздвигнуть себе королевский трон, то не будет счастья ни тебе, ни твоим потомкам.

— Не переживай, мама, — с искренностью в голосе сказал Рюрик, — не окажется, вот увидишь. А будет ли счастье у моих потомков, это зависит и от них самих тоже. Ну, всё, извини, мне пора готовиться в поход.

Королева поцеловала сына в лоб и ушла. Рюрик закончил осматривать свои доспехи, проверил оружие. Всё было в порядке. Принц подошёл к окну и стал всматриваться в горизонт. Солнце уже скрылось за лесом. Полоска неба на западе окрасилась ярко-алым цветом, и верхушки деревьев казались пылающе-багрянными.

— Какой сегодня странный закат, — думал Рюрик. — Как будто кровью небо окрасилось. Да, немало крови прольётся, пока я смогу свою мечту в жизнь претворить.

В Новгороде в доме у князя Вадима праздновали победу в сражении с норманнами. На торжестве присутствовали многие знатные люди города. Были здесь и бояре, и воеводы, и купцы и, конечно, Новгородский князь Гостомысл со своим сыном Волебогом, накануне возвратившийся из похода в Чуд. Пиршество проходило в большом зале княжеского терема. Столы располагались по периметру комнаты, а середина помещения оставалась незанятой. Мебель расставили так, чтобы гости во время пира могли наблюдать за выступлениями скоморохов, специально приглашённых на праздник для потехи и увеселения гостей. Когда торжество было уже в самом разгаре и люди, разгорячённые крепкими медовыми напитками, выходили в центр зала и танцевали вместе со скоморохами, княгиня Ангельда поднялась и сказала:

— По давним традициям наших предков я, как хозяйка дома, хочу лично угостить мёдом самых почётных и дорогих гостей: князя Гостомысла и его сына Волебога.

Князь Вадим, сидевший в центре стола рядом с Ангельдой, с удивлением посмотрел на жену, но вмешиваться не стал, а только подумал про себя:

— С чего бы это Ангельда решила оказывать такие почести Гостомыслу и Волебогу? Помнится ещё совсем недавно, она не очень их почитала, и говорила о них совсем другое. Вот и пойми этих женщин.

Гости затихли, скоморохи прекратили петь и танцевать, стали дожидаться, пока Ангельда будет выполнять ритуал гостеприимства. Княгиня взяла кувшин с хмельным медовым напитком и направилась к Гостомыслу. Когда она приблизилась к князю, он протянул ей свой кубок, и Ангельда наполнила его мёдом до краёв.

— Отведай, князь угощение из моих рук, — произнесла Ангельда. — Пусть это будет знаком взаимного доверия между нами и моего уважения к тебе.

Гостомысл выпил весь мёд из своего кубка, перевернул его вверх дном, чтобы все могли убедиться, что он пуст и по старинному обычаю поцеловал хозяйку в уста.

— Уж и не знаю, — игриво проговорил Гостомысл, — что слаще, или мёд, которым угостила меня княгиня, или её уста.

Гости дружно засмеялись добродушной шутке князя. Ангельда подошла к Волебогу и уже собралась наполнить его кубок, как вдруг остановилась и сказала:

— Ой, что это у тебя в чаше? Кажется, муха туда упала. Ну, ничего страшного, я сейчас принесу тебе свой кубок. Не побрезгуешь?

— Что ты, княгиня? — несколько смутившись, проговорил Волебог. — Это честь для меня.

Ангельда подошла к тому месту за столом, где она сидела и потянулась к своему кубку. В этот момент она быстрым движением налила из небольшого флакона, который прятала в своём рукаве, зелье в чашу. Этого никто не заметил. Затем она наполнила кубок мёдом и поднесла его Волебогу. Гости с интересом продолжали наблюдать за происходящим. Волебог выпил залпом напиток, перевернул кубок вверх дном и подошёл к Ангельде, чтобы поцеловать её согласно древнего ритуала. Как только губы Волебога коснулись губ княгини, его кольнуло в сердце что-то острое. По всему телу князя пробежала дрожь. Он, сам того не осознавая, с силой прижал к себе Ангельду и со страстью поцеловал её. Княгиня ему не сопротивлялась. Ситуация накалилась. В зале воцарилась мёртвая тишина. Гостомысл понял, что поцелуй затянулся больше, чем это было положено по обычаю, и незаметно толкнул сына в спину. Волебог, как будто очнулся и отпустил Ангельду.

— Похоже, что и ему княгиня сладкой показалась, — громко пошутил кто-то из гостей.

Все дружно засмеялись. В зале вновь зазвучали песни и смех. Скоморохи танцевали и шутили. Произошедшее событие тут же забылось. Все посчитали это недоразумением. Все, кроме Ангельды. Уж она-то хорошо знала, что произошло на самом деле. Княгиня возвратилась на своё место за столом и села рядом с мужем. Вадим с подозрением посмотрел на неё и спросил:

— Что это ты вдруг вздумала с Волебогом целоваться?

— Ну, что ты такое говоришь? — как бы застеснявшись, произнесла Ангельда. — Это же такой древний обычай. При чём славянский обычай. Разве ты не знаешь?

— Знаю я твои обычаи, — с недоверием в голосе проговорил Вадим. — Наверное, задумала что-то. Смотри, Ангельда, доиграешься у меня.

— Ничего я не задумала, — обиженным голосом ответила княгиня. — На тебя не угодишь. Ты же сам говорил, что Волебог твой друг. Вот я и решила сделать приятное для твоего друга и оказать ему честь.

— Ладно, — недоверчиво проговорил Вадим, — попробую тебе поверить.

Волебог сидел и не мог понять, что с ним происходит. Внутри него разливалось чувство радости и одновременно сладострастной тоски, которая сжимала ему сердце и ныла в груди. Князю почему-то хотелось непрестанно смотреть на Ангельду. Это по непонятным для него причинам доставляло ему удовольствие. Волебог уже давно знал Ангельду, но никогда ничего подобного раньше не испытывал по отношению к ней. Ну, красивая женщина, умная. Ну и что. Какие у него с ней могли быть отношения? Только приятельские. Она же жена его лучшего друга. Но сейчас было всё по-другому. Волебогу казалось, что, если бы представился ещё случай, то он точно бы не удержался и вновь поцеловал Ангельду. И совсем не дружеским поцелуем. Парень уставился неподвижным взглядом на жену Вадима и сидел, словно окаменевший.

— Что с тобой, Волебог? — обратился к сыну Гостомысл и толкнул его локтём в бок. — Перестань таращиться на Ангельду. Это не прилично.

Волебог пришёл в себя и опустил вниз глаза.

— Да что с тобой случилось? — повторил свой вопрос Гостомысл. — Ты, как зачарованный какой-то. Ты не заболел?