218. БОРАТЫНСКОМУ («Забудем, друг мой, шумный стан…») Забудем, друг мой, шумный стан И хлопотливые разводы, Для нас блаженный отдых дан На лоне матери-природы. По свежей зелени полян Пойдем учить любви прекрасных, И скроемся от дней ненастных Под мирной кровлей поселян. Но что-то всё не веселит; Ах, что-то всё не то, что было! Уже восторг в груди молчит И сердце ко всему остыло; Как будто радость отнята, Как будто нет уж наслажденья! Исчезла жизнь воображенья, Способность чувствовать не та! Итак, уносит всё с собой Пора прелестная мечтаний! В восторге юности златой, В толпе ребяческой желаний Давно ль я весело скакал Над жизни светлою струею И с доверяющей душою Младую радость обнимал! 1820 219. К НАШИМ
Друзья, сегодни невзначай Пришла мне мысль благая Вас звать в Семеновский, на чай. Иди, семья лихая! В туфлях, халатах, в семь часов Ко мне съезжайтесь прямо, И каждый, братья, без чинов Тащись с любимой дамой. Приди, Евгений, мой поэт, Как брат, любимый нами, Ты опорожнил чашу бед, Поссорясь с небесами; Запей ее в моем углу, За чашею веселья — Светлее будущего мглу Увидишь от похмелья. Не знает Бахус черных дней, Ему как лужа море. Приди, и с музою твоей, Плаксивою, как горе; Пусть сердцу братьев говорит Волшебными устами — Младая грудь ее горит Свободой и богами. И Дельвиг, председатель муз, И вождь, и муж совета, Покинь всегдашней лени груз, Бреди на зов поэта. Закинь на полку фут и вес Философов спесивых, Умножь собой толпу повес, Всегда многоречивых. Ты любишь искренно друзей, Ты верен богу Пинда, Ты чинно род семьи своей Ведешь от Витикинда, — С младою музою твоей, Опередившей годы, Гряди в веселый круг друзей На празднество свободы. И Чернышов, приятель, хват, Поклонник Эпикуру, Ты наш единоверный брат По Вакху и Амуру, И нашим музам не чужой — Ты любишь песнопенья: Нередко делим мы с тобой Минуты вдохновенья. И бог любви, и сатана Равно нас, грешных, мучит, И бес румяный, бог вина, Науке жизни учит. Приди на прямодушный зов Армейского солдата; Мой беззаботный философ, Люблю тебя как брата! Ты в скуке не провел и дня, Ты денег не хоронишь, Мундир гвардейский, четверня, Но ты не фанфаронишь; Ты любишь бранный шум и треск И любишь наслажденье, И знаешь, что мишурный блеск — Плохое украшенье. В чертогах, в городском шуму И в подземельной хате Уважен умный по уму И мил в своем халате! Болтин-гусар, тебе челом, Мудрец златого века! Ты наслаждаешься житьем Как правом человека; Ты храбр, как витязь старины, И прям, как наши деды, Ты любишь страсть родной страны — Роскошные обеды, Ты пьешь с друзьями в добрый час, Без бабьего жеманства,— Святая трезвость во сто раз Безумнее и пьянства! Дай руку, брат, иди ко мне, Затянем круговою! Прямые радости одне За чашей пуншевою… Напьюсь — и светел божий день, И люди будто люди, И Пашу целовать не лень — Прижмусь к упругой груди; Тверез — и люди мне, гусар, Негодные созданья, И холоден смышленый жар Наемного лобзанья. Сберемся ж, братья, заодно, Иди, семья лихая! Вас ждет и чай мой, и вино, И муза молодая; И вечер посвятим богам, Подателям блаженства. Друзья, цензуры нет пирам Для дружбы и равенства! 1821 220. ТРИ ВРЕМЕНИ Певец, вдохновенный от юности Фебом, Младой, своенравный любимец богов, На лире согласной я славил любовь, И песни дышали любовью и небом. Исчезли виденья восторженных лет, И опыт поэту внушил благородный, Что гимнов не стоит сей идол холодный, Сей пол легковерный Лаис и Лилет. На поле широком убийства и славы На брань за свободу я гордо ходил [167]; Я ужасы боя душой полюбил, И ночь без ночлега, и ратников нравы. Но дерзкая младость, как птица, вольна, Ее не прикормишь кровавой пирушкой: Не долго игрушка слывет не игрушкой, И сердце не долго волнует война. Но с Вакхом румяным обрел я былое: Он прежнюю радость певцу возвратил. Златой виноградник я сам рассадил. Любимцу Зевеса, Эвану — Эвоэ! И холодом смерти в нем время не дует, И сердце не видит обманчивых снов, Лишь шумно порою в нем Дружба пирует Иль скромная шепчет приветы Любовь. 1821 |
