В сентябре 1826 года Нечаев командируется для расследования раскола в Пермскую губернию, откуда привозит обширный этнографический и фольклорный материал. Во время поездки он встречается со ссыльным М. И. Пущиным и восстанавливает связи с одним из основателей Союза Благоденствия Ал. Н. Муравьевым, с которым продолжает общение и переписку по религиозным и церковно-административным вопросам[73]; в 1832 году он даже был вынужден давать письменные показания по обвинению в «непередаче начальству известия о заговоре в Ирбите» в 1826 году[74]. 13 июня 1827 года Нечаева причисляют к собственной его императорского величества канцелярии, и он переезжает в Петербург. В 1828 году он женится на С. С. Мальцевой, свойственнице Карамзиных и родственнице обер-прокурора Синода П. С. Мещерского. Он возобновляет отношения с петербургскими литературными кругами; эпизодически общается с Пушкиным. При содействии родных жены он получил должность обер-прокурора Синода (1833–1836); здесь он проявил себя как ревностный и придирчивый чиновник. Литературная деятельность Нечаева в это время почти полностью прекращается, но продолжается его успешное продвижение по службе. Он становится тайным советником и сенатором. Вторую половину жизни он живет в Москве, барином-хлебосолом, лишь изредка позволяя себе приветствовать своих литературных друзей посланиями в духе «домашней литературы»[75].
56. РОСТОВСКИЙ МОНАСТЫРЬ Обитель мирная отшельников святых, Где огнь людских страстей без пищи угасает, О пристань, где валы не страшны бурь мирских! Спокойствие твое мой скорбный дух пленяет! Какой отрадою в стенах твоих дышу, Когда, таинственной тоскою привлеченный, Наскучив суетой, под кров уединенный К тебе с надеждою спешу! Как Неро [76] тихое, твой освященный прах С благоговением покорным лобызая, Являет храмов блеск на зеркальных водах И струй изглаженных равнина голубая Твоим венчается сияньем и красой,— Так сердце, возлюбив молитву и смиренье, Заемлет от тебя небес благословенье И твой незыблемый покой. Здесь, веры рубежом от мира отделен, Пришлец из горестной юдоли заблуждений Яснее наконец поносный узрит плен Порочных замыслов, минутных наслаждений, И чистых слез ценой найдет забвенный след К отчизне радостной, спасительной свободы; Отвергнув пленные дары земной природы, Он встретит новой жизни свет. Так, каждый здесь предмет и слуху и очам Есть возрождения немолчный возвеститель: Благоуханием святыни полный храм, Мертвец, неверия нетленный низложитель, Сей лик от благ земных отрекшихся мужей, Сей старец, десять люстр гробнице приседящий… [77]Всё — поучения, до сердца доходящи! Всё — укоризны для страстей! И горе нам, когда с холодною душой Над миром, над собой победу созерцаем, И раку праведных лишь устною мольбой, Лишь тленной жертвою бесплодно почитаем, Когда, бесчувственны к примерам их благим, Не слышим из гробов гремящего воззванья, Но, тайные враги креста и покаянья, Обеты тщетные творим… Обитель мирная отшельников святых! Пребудь мне в жизни сей врачебницей надежной, Училищем добра, щитом от зол мирских; Когда ж настанет час для смертных неизбежный, Остатки бренные сокрой в своих стенах, Дай и по смерти мне приют успокоенья, И миром сладостным надгробного моленья Мой осени забвенный прах! <1823> 57. К Г. А. Р..К (Послано с Кавказских вод) В аулах Кабарды безлесной, Среди вертепов и пустынь, Где кроет свой приют безвестный Свободы непокорный сын, С толпой гостей многострадальной Твои друзья московичи Сменяли нектар свой вокальный На кислосерные ключи: Один, как труженик, потеет, Другому зябнуть суждено, А третий поглядеть не смеет На запрещенное вино. Таков удел наш незабавный. А ты, изменник! ты теперь Свободой дышишь своенравной И смело отворяешь дверь В чертог Европы просвещенной,— Будь счастлив на благом пути! Но если молвить откровенно, Желал бы лучше я найти Тебя в Москве гостеприимной, С тобой Кавказ перекорить, И жертвою от трубок дымной Заздравное клико почтить. <1823> 58. К Я<КУБОВИЧ>У («Кавказских рыцарей краса…») Кавказских рыцарей краса, Пустыни просвещенный житель! Ты не одним врагам гроза,— Судьбы самой ты победитель. Как богатырскою пятой Вражду черкеса попираешь, Так неприступною душой Тоску изгнанья презираешь. Герой-мудрец! Ты искупил Двойной ценой венец героя: В бедах покой свой сохранил И щит был общего покоя. 10 августа 1823 Кисловодск 59. К НЕЙ Ангел мой кроткий, друг несравненный, Скорби душевной милый предмет! Где наша радость — дни незабвенны? Где упованья сладостный свет? Всё вдруг погибло! Грусть нам осталась Спутницей верной в юных летах; Тщетно мечтами мысль утешалась: Скорби обитель в наших сердцах. Рок вероломный нас разлучает; Зависти змеи вкруг нас шипят; Будущность дальну мрак сокрывает, Бездны под нами взоры страшат. Но успокойся! Тяжко страданье Вечно ли будет нас бременить? Там, за могилой, ждет нас свиданье; Там позабудем слезы мы лить. Вздохи, стенанья — всё прекратится! Бурное пламя стихнет в крови, В радости мирной дух обновится, Сердце воскреснет к чистой любви. <1824> вернуться С. Штрайх, Провокация среди декабристов, М., 1925, с. 19. вернуться Центральный Государственный исторический архив (Ленинград), ф. 1005, оп. 1, № 49. В дальнейшем название этого архива дается сокращенно: ЦГИА. вернуться Биографию Нечаева см.: «Остафьевский архив кн. Вяземских», т. 3 (примечания), СПб., 1899, с. 380. вернуться Так называлось в древние времена Ростовское озеро. Н. вернуться Здесь разумеется тот престарелый иеромонах, который большую часть жизни своей провел при мощах св. Димитрия Ростовского. Искреннее уважение обязывает меня умолчать его имя; впрочем, оно не многим неизвестно. Н. |
