В 1822–1824 годах Филимонов живет в отставке в Москве; он ведет жизнь дилетанта-эпикурейца, находя ей философское обоснование в сочинениях Горация, Дроза, Циммермана и др. Круг знакомых его довольно обширен; среди них — юноша Полевой, которому он оказывает покровительство на правах мецената[115]. В 1822 году выходит сборник «Проза и стихи» — итог его раннего творчества; в начале 1820-х годов он печатается почти во всех журналах.
В 1825 году Филимонов переезжает в Петербург, общается с Л. Бестужевым, Жуковским, Вяземским, Пушкиным. В 1827 году он навлекает на себя неудовольствие правительства, подав записку по крестьянскому вопросу и конституционный проект. В его переписке этих лет затрагиваются довольно острые политические темы. В следующем году выходят две первые части его поэмы (повести в стихах) «Дурацкий колпак», над которой он работал с 1824 года. Герой ее, «мудрец» под «дурацким колпаком», не лишенный черт гедониста, противопоставлен «свету» как своего рода «естественный человек». Сюжетной канвой служит автобиография поэта. Поэма имеет подчеркнуто дилетантский, «домашний» характер, повествование окрашено иронией, изобилует отступлениями, сатирическими намеками и зарисовками и лишено сюжетной целостности. Не исключено, что на «Дурацкий колпак» оказали известное влияние выходившие главы «Евгения Онегина»; однако литературная генеалогия поэмы сложнее: она включила элементы «исповеди» XVIII века, стернианства, нравоописательной сатиры, моралистического эссе. Теснее всего она, однако, связана с традицией «домашней поэзии», процветавшей в особенности в московских литературных кругах. Не прошла бесследно для Филимонова и новая романтическая поэзия; он сочувственно упоминает Гете и Шиллера, бывших образцом для русских романтиков, а в позднем романе «Непостижимая» (1841) дает высокую оценку Байрону. В 1829–1830 годах Филимонов издает газету «Бабочка». Газета была непрофессиональной и малоавторитетной, хотя подчеркнуто ориентировалась на пушкинский круг, противопоставляя себя прежде всего изданиям Греча и Булгарина, как «торговой литературе». В 1829 году Филимонов назначается на должность архангельского губернатора, но уже в 1831 году его привлекают к следствию по делу Сунгурова. В бумагах его были обнаружены письма и документы (в том числе секретные), относящиеся к восстанию 1825 года. Он был отрешен от службы и отправлен в Нарву под надзор полиции, без права въезда в столицы; лишь в 1836 году ему разрешено было жить в Москве. В 1837 году Филимонов издал «гастрономическую» поэму «Обед». В 1840-е годы он пишет и печатает довольно много, преимущественно басни, которые вышли отдельным изданием в 1857 году; издание это натолкнулось на цензурные препятствия. Умер Филимонов в бедности, растратив свое довольно большое состояние; в последние годы он пытался поддерживать связи с молодыми литераторами (Г. Н. Геннади и др.), однако воспринимался ими как обломок давно ушедшей литературной эпохи[116]. 74. ДУРАЦКИЙ КОЛПАК Ma nullité se rend justice[117]. — Ѣ — Ѣ — Ѣ Вы мне давно колпак связали; Моих угодно вам стихов. Вы жизнь мою узнать желали; Я рассказать ее готов: И я связал колпак — из слов. Склоните дружески вниманье На стихотворное вязанье. Не жду лаврового венца… Не знаю нравиться науки; По крайней мере хоть от скуки Вы помнить будете певца… 1 Года текут своей чредою… Я молчаливо жить устал. Хочу разведаться с судьбою: Меня давно мой Демон соблазнял. Но не легко мне думать гласно: Восторг? Утих. Мечтать? Напрасно. Хвалить? Не мастер я. Бранить других? Опасно… Я это слишком испытал. 2 Нет! камешков вперед не буду Кидать к соседу в огород; Чужие глупости забуду: Открыл я брани новый род. Не оскорбится им народ, Не вреден он и пользе частной: Я своего хозяин бытия. Никто не обвинит меня В хуле, в бранчивости пристрастной: Себя злословить буду я. Хоть это, может быть, моей позволят лире… Иль, может, снова я, певец, безвестный в мире, В ничтожестве себя дам повод упрекнуть,— Что есть, то есть; что будет — будь! Терпенье слабость в нас, терпенье в нас и сила. 3 Хвала моих друзей меня не обольстила. Я им кажусь не глуп — я думаю не так; Меня с весенних лет Фортуна невзлюбила: Я ей не нравлюсь — я дурак… Чем отличился я пред светом? Ходил в усах и с эполетом; Сундук дипломами набит; Убор профессорский весь золотом расшит. Какая польза мне, что я причтен в газетах, И к пятой степени, в чинах, И к степени второй, в поэтах? 4 Что ум? Уменье жить. В чем виден он? В делах. Его не сыщем мы в классическом ученьи, Ни в романтических мечтах. В «Дурацком колпаке», смешном стихотвореньи, Я это ясно докажу; Себе ни в чем не помирволю И, выполняя вашу волю, Я в колпаке мою вам жизнь перескажу. 5 Вы Дарленкуровы читаете ж романы… Пусть правда русская, в стихах, На время заменит французские обманы, Где рыцари любви, в бесчисленных главах, Вас прозой вялою томят бесчеловечно. 6 Но спор оставя о правах На скуку русскую, скажу чистосердечно: Бытописания, конечно, Не заслужила жизнь моя; Не славный даром, ни делами, Я не подвинул думой век; Я не мудрец, не вождь, не важен меж певцами, Ни даже журналист, однако ж — человек: А человек везде чего-нибудь да стоит. вернуться «Николай Алексеевич Полевой. Материалы по истории русской литературы и журналистики 30-х годов XIX века», ред. и примеч. Вл. Орлова, Л., 1934, с. 131, 528. вернуться О Филимонове см.: Пушкин, Письма, т. 1 (1815–1825), под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского, М.—Л., 1926, с. 397; Ю. Неводов, Секретное дознание о В. С. Филимонове. — «Литературное наследство», 1956, № 60, кн. 1, с. 571; Л. Г. Кокорева, О жизни и творчестве В. С. Филимонова. — «Ученые записки Московского областного педагогического института имени Н. К. Крупской», т. 66, вып. 4, 1958, с. 49; Л. Ленюшкина, Поэма В. С. Филимонова «Дурацкий колпак». — Там же, т. 116, вып. 4, 1963, с. 284; «Стихотворная сказка (новелла) XVIII — начала XIX века», «Б-ка поэта» (Б. с.), Л., 1969, с. 687. вернуться Мое ничтожество отдает себе должное (франц.). — Ред. |