"Когда болезненной душой устану…" * * * Когда болезненной душой устану От поздней и мучительной любви, Под старость лет пущусь по океану, Как Иегуда Галеви. Заблудится ль корабль и рухнет в бездну, К разбойникам я попаду ли в плен, В толпе ли пилигримов я исчезну, В пыли, у глинобитных стен? Я твердо знаю, что исчез я прежде, Что не было меня уже тогда, Когда я малодушно жил в надежде На близость Страшного суда, А между тем служил я суесловью, Владея немудреным ремеслом, И слово не хотело стать любовью, Чтобы остаться, как псалом. ВРЕМЯ Разве не при мне кричал Исайя, Что повергнут в гноище завет? Не при мне ль, ахейцев потрясая, Сказывал стихи слепой аэд? Мы, от люльки двигаясь к могиле, Думаем, что движется оно, Но, живущие и те, кто жили, — Все мы рядом. То, что есть Давно, Что Сейчас и Завтра именуем, — Не определяет ничего. Смерть есть то, чего мы не минуем. Время — то, что в памяти мертво. И тому не раз я удивлялся, Как Ничто мы делим на года; Ангел в Апокалипсисе клялся, Что исчезнет время навсегда. "Господин Весенний Ветер…" * * * Господин Весенний Ветер, Я вас помню молодым, Вы беседовали весело С госпожой Акацией. В нашем городе стояли Иностранные суда, И взметались, и сияли Беспокойные года. Господин Весенний Ветер, Вот и стал я стариком, И давно сожгли захватчики Госпожу Акацию. Словно камни под водою — Онемелые года. Та, что здесь всегда со мною, Не вернется никогда. ИЗ ТЕТРАДИ Но только тот, кто мыслью был наставлен, Кто был рукоположен красотой, Чей стих, хотя и на бумаге правлен, Был переписан из тетради той, Где нет бумаги, букв и где страницы Незримы, хоть вещественней кремня, — Увидел неожиданно зеницы, Исторгшие на землю столп огня. КРИК ЧАЕК Семейство разъевшихся чаек Шумит на морском берегу. От выкриков тех попрошаек Прийти я в себя не могу. Мне вспомнилось: мы хоронили Жену сослуживца. Когда Ее закопали в могиле, Был вечер, а мы и беда Вступили в автобус последний, И тут, как проказа, возник Из воплей, проклятий, и сплетни, И ругани смешанный крик. То стая кладбищенских нищих, Хмельных стариков и старух, Кривых, одноногих, изгнивших, Блудила и думала вслух… Земля, человечья стоянка, Открыла ты нам, какова Изгаженной жизни изнанка, Где Слово сменили слова. Во тьме остановки конечной Уже различаем, какой Вращается двигатель вечный, А движет им вечный покой. "Когда в слова я буквы складывал…" * * * Когда в слова я буквы складывал И смыслу помогал родиться, Уже я смутно предугадывал, Как мной судьба распорядится, Как я не дорасту до форточки, А тело мне сожмут поводья, Как сохраню до смерти черточки Пугливого простонародья. Век сумасшедший мне сопутствовал, Подняв свирепое дреколье, И в детстве я уже предчувствовал Свое мятежное безволье. Но жизнь моя была таинственна, И жил я, странно понимая, Что в мире существует истина Зиждительная, неземная, И если приходил в отчаянье От всепобедного развала, Я радость находил в раскаянье, И силу слабость мне давала. НОВАЯ ЖИЗНЬ Новую жизнь я начну с понедельника, Сброшу поклажу ненужных забот, Тайная вечеря зимнего ельника К делу и жертве меня призовет. Все, что душа так испуганно прятала, — Тихо откроет, по-детски проста, Первосвященника и прокуратора Не убоюсь — ни суда, ни креста. Землю постигну я несовершенную И, искупляющей силой влеком, Следом за нею на гибель блаженную В белом хитоне пойду босиком. "Заснуть и не проснуться…" * * * |
