1867 Ключ Меж селеньем и рощей нагорной Вьется светлою лентой река, А на храме над озимью черной Яркий крест поднялся в облака. И толпой голосистой и жадной Всё к заре набежит со степей, Точно весть над волною прохладной Пронеслась: освежись и испей! Но в шумящей толпе ни единый Не присмотрится к кущам дерев, И не слышен им зов соловьиный В реве стад и плесканьи вальков. Лишь один в час вечерний, заветный, Я к журчащему сладко ключу По тропинке лесной, незаметной, Путь обычный во мраке сыщу. Дорожа соловьиным покоем, Я ночного певца не спугну И устами, спаленными зноем, К освежительной влаге прильну. 1870 «Чем безнадежнее и строже…» Чем безнадежнее и строже Года разъединяют нас, Тем сердцу моему дороже, Дитя, с тобой крылатый час. Я лет не чувствую суровых, Когда в глаза ко мне порой Из-под ресниц твоих шелковых Заглянет ангел голубой. Не в силах ревности мятежность Я победить и скрыть печаль, — Мне эту девственную нежность В глазах толпы оставить жаль! Я знаю, жизнь не даст ответа Твоим несбыточным мечтам, И лишь одна душа поэта — Их вечно празднующий храм. 1861? Сонет («Когда от хмелю преступлений») Когда от хмелю преступлений Толпа развратная буйна И рад влачить в грязи злой гений Мужей великих имена, — Мои сгибаются колени И голова преклонена; Зову властительные тени И их читаю письмена. В тени таинственного храма Учусь сквозь волны фимиама Словам наставников внимать И, забывая гул народный, Вверяясь думе благородной, Могучим вздохом их дышать. 1866 «Толпа теснилася. Рука твоя дрожала…» Толпа теснилася. Рука твоя дрожала, Сдвигая складками бегущий с плеч атлас. Я знаю: «завтра» ты невнятно прошептала; Потом ты вспыхнула и скрылася из глаз. А он? С усилием сложил он накрест руки, Стараясь подавить восторг в груди своей, И часа позднего пророческие звуки Смешались с топотом помчавшихся коней. Казались без конца тебе часы ночные; Ты не смежила вежд горячих на покой, И сильфы резвые и феи молодые Всё «завтра» до зари шептали над тобой. 1860
«Встает мой день, как труженик убогой…» Встает мой день, как труженик убогой, И светит мне без силы и огня, И я бреду с заботой и тревогой. Мы думой врозь, — тебе не до меня. Но вот луна прокралася из саду, И гасит ночь в руке дрожащей дня Своим дыханьем яркую лампаду. Таинственным окружена огнем, Сама идешь ты мне принесть отраду. Забыто всё, что угнетало днем, И, полные слезами умиленья, Мы об руку, блаженные, идем, И тени нет тяжелого сомненья. 1865? «Как нежишь ты, серебряная ночь…» Как нежишь ты, серебряная ночь, В душе расцвет немой и тайной силы! О, окрыли — и дай мне превозмочь Весь этот тлен бездушный и унылый! Какая ночь! Алмазная роса Живым огнем с огнями неба в споре, Как океан, разверзлись небеса, И спит земля — и теплится, как море. Мой дух, о ночь, как падший серафим, Признал родство с нетленной жизнью звездной И, окрылен дыханием твоим, Готов лететь над этой тайной бездной. 1865? «Блеском вечерним овеяны горы…» Блеском вечерним овеяны горы. Сырость и мгла набегают в долину. С тайной мольбою подъемлю я взоры: «Скоро ли холод и сумрак покину?» Вижу на том я уступе румяном Сдвинуты кровель уютные гнезды; Вон засветились над старым каштаном Милые окна, как верные звезды. Кто ж меня втайне пугает обманом: «Сердцем как прежде ты чист ли и молод? Что, если там, в этом мире румяном, Снова охватит и сумрак и холод?» 1866 «Кому венец: богине ль красоты…» Кому венец: богине ль красоты Иль в зеркале ее изображенью? Поэт смущен, когда дивишься ты Богатому его воображенью. Не я, мой друг, а божий мир богат, В пылинке он лелеет жизнь и множит, И что один твой выражает взгляд, Того поэт пересказать не может. 1865 «Напрасно!..» Напрасно! Куда ни взгляну я, встречаю везде неудачу, И тягостно сердцу, что лгать я обязан всечасно; Тебе улыбаюсь, а внутренне горько я плачу, Напрасно. Разлука! Душа человека какие выносит мученья! А часто на них намекнуть лишь достаточно звука. Стою как безумный, еще не постиг выраженья: Разлука. Свиданье! Разбей этот кубок: в нем капля надежды таится. Она-то продлит и она-то усилит страданье, И в жизни туманной всё будет обманчиво сниться Свиданье. Не нами Бессильно изведано слов к выраженью желаний. Безмолвные муки сказалися людям веками, Но очередь наша, и кончится ряд испытаний Не нами. Но больно, Что жребии жизни святым побужденьям враждебны; В груди человека до них бы добраться довольно… Нет! вырвать и бросить; те язвы, быть может, целебны, — Но больно. |
