Афанасий Афанасьевич Фет Полное собрание стихотворений Элегии и думы «О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной…» О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной, Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный, Перстам послушную волос густую прядь Из мыслей изгонять и снова призывать; Дыша порывисто, один, никем не зримый, Досады и стыда румянами палимый, Искать хотя одной загадочной черты В словах, которые произносила ты; Шептать и поправлять былые выраженья Речей моих с тобой, исполненных смущенья, И в опьянении, наперекор уму, Заветным именем будить ночную мглу. 1844 «Когда мечты мои за гранью прошлых дней…» Когда мечты мои за гранью прошлых дней Найдут тебя опять за дымкою туманной, Я плачу сладостно, как первый иудей На рубеже земли обетованной. Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов, Тобой так сладостно и больно возмущенных В те дни, как постигал я первую любовь По бунту чувств неугомонных, По сжатию руки, по отблеску очей, Сопровождаемый то вздохами, то смехом, По ропоту простых, незначащих речей, Лишь там звучащих страсти эхом. 1844 «Когда мечтательно я предан тишине…» Когда мечтательно я предан тишине И вижу кроткую царицу ясной ночи, Когда созвездия заблещут в вышине И сном у Аргуса начнут смыкаться очи, И близок час уже, условленный тобой, И ожидание с минутой возрастает, И я стою уже безумный и немой, И каждый звук ночной смущенного пугает; И нетерпение сосет больную грудь, И ты идешь одна, украдкой, озираясь, И я спешу в лицо прекрасное взглянуть, И вижу ясное, — и тихо, улыбаюсь, Ты на слова любви мне говоришь «люблю!», А я бессвязные связать стараюсь речи, Дыханьем пламенным дыхание ловлю, Целую волоса душистые и плечи, И долго слушаю, как ты молчишь, — и мне Ты предаешься вся для страстного лобзанья, — О друг, как счастлив я, как счастлив я вполне! Как жить мне хочется до нового свиданья! 1847 «Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой…» Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой Каймою тень легла от сосен в лунный свет… Какая тишина! Из-за горы высокой Сюда и доступа мятежным звукам нет. Я не пойду туда, где камень вероломный, Скользя из-под пяты с отвесных берегов, Летит на хрящ морской; где в море вал огромный Придет — и убежит в объятия валов. Одна передо мной, под мирными звездами, Ты здесь царица чувств, властительница дум… А там придет волна — и грянет между нами… Я не пойду туда: там вечный плеск и шум! 1847,1855
«Странное чувство какое-то в несколько дней овладело…» Странное чувство какое-то в несколько дней овладело Телом моим и душой, целым моим существом: Радость и светлая грусть, благотворный покой и желанья Детские, резвые — сам даже понять не могу. Вот хоть теперь: посмотрю за окно на веселую зелень Вешних деревьев, да вдруг ветер ко мне донесет Утренний запах цветов и птичек звонкие песни — Так бы и бросился в сад с кликом: пойдем же, пойдем! Да как взгляну на тебя, как уселась ты там безмятежно Подле окошка, склоня иглы ресниц на канву, То уж не в силах ничем я шевельнуться, а только Всю озираю тебя, всю — от пробора волос До перекладины пялец, где вольно, легко и уютно, Складки раздвинув, прильнул маленькой ножки носок. Жалко… да нет — хорошо, что никто не видал, как взглянула Ты на сестрицу, когда та приходила сюда Куклу свою показать. Право, мне кажется, всех бы Вас мне хотелось обнять. Даже и брат твой, шалун, Что изучает грамматику в комнате ближней, мне дорог. Можно ль так ложно вещи учить его понимать! Как отворялися двери, расслушать я мог, что учитель Каждый отдельный глагол прятал в отдельный залог: Он говорил, что любить есть действие — не состоянье. Нет, достохвальный мудрец, здесь ты не видишь ни зги; Я говорю, что любить — состоянье, еще и какое! Чудное, полное нег!.. Дай нам бог вечно любить! 1847 «Я знаю, гордая, ты любишь самовластье…» Я знаю, гордая, ты любишь самовластье; Тебя в ревнивом сне томит чужое счастье; Свободы смелый лик и томный взор любви Манят наперерыв желания твои. Чрез всю толпу рабов у пышной колесницы Я взгляд лукавый твой под бархатом ресницы Давно прочел, давно — и разгадал с тех пор, Где жертву новую твой выбирает взор. Несчастный юноша! давно ль, веселья полный, Скользил его челнок, расталкивая волны? Смотри, как счастлив он, как волен… он — ничей; Лобзает ветр один руно его кудрей. Рука, окрепшая в труде однообразном, Минула берега, манящие соблазном. Но горе! ты поешь; на зыбкое стекло Из ослабевших рук упущено весло; Он скован, — ты поешь, ты блещешь красотою, Для взоров божество — сирена под водою. |
