253. ПРИВЕТ МОСКВЕ В Москве мы вдохновенье пьем. Она господствует над нами. Над морем и над кораблем, Над хижинами и дворцами. Она сияет, как звезда, Над книгою стихов, где роза, Над пастбищами, где стада, И над пшеницею колхоза. Она сияет в небесах Над фабрикой и над аулом, И над недремлющим в мехах Сибирским крепким караулом, Над хижиной, где наш поэт Стихи о славе сочиняет, Над колоннадой, где совет Судьбу республики решает. И средь дельфинов и акул Корабль плывет в свои пределы, Румяный зимний караул Свинцовые пускает стрелы, Шумит военная гроза. И на почтовую страницу Сползает за слезой слеза, Как дождь в колхозную пшеницу. Москва — ты всех дорог вокзал! Ты — первый голос в русском хоре И в пурпуре советских зал Ликует музыка, как море. Московских пушек тяжкий счет Гремит всю ночь, не умолкая, И маршал армии ведет Средь синих васильков Дуная. Париж. 1944 254–257. СЕРП И МОЛОТ 1. «Средь бури — флаг с серпом и молотом…» Средь бури — флаг с серпом и молотом Грохочет кузницей Урал. Пшеница в поле стала золотом, Явились жницы, как на бал. Пусть будут кузнецу и жнице Подобны муза и поэт, А русские стихи — пшенице, Где васильки, но плевел нет. Теперь нельзя про «розы-грезы», Когда стал пеплом милый дом, Когда ребенок грязь и слезы Размазал детским кулачком. Теперь нам не до побрякушек, Когда не счесть на небе дыр, Когда под гром советских пушек Родился в битвах новый мир. 2. «Не должно на земле народу…» Не должно на земле народу Жить ради малых дел, В дождливую погоду Брать зонтик как удел. Ведь только тот достоин Сиянья на земле, Кто, как спартанский воин, Не любит быть в тепле. А есть немало архи — Благополучных стран, Республик и монархий, Где нет ни гроз, ни ран. Где львы и монументы, Псалмы и денег куш. В салоне президента Салфеточки и плюш. Как муки благородной Вкусить такой стране? С брюшком? С женой дородной? С геранью на окне? Какое оправданье В трагическом году Ее существованью, Когда весь мир в аду? 3. «А ты все голубые…»
А ты все голубые Проплакала глаза, Прекрасные, большие, В которых слез гроза. О всем огромном мире Ты плакала во сне, В студенческой квартире И в пушечном огне. В бревенчатой избушке, Где за окном мороз, С московским чаем в кружке, В дыму от папирос. 4. «Есть в битве упоенье…» Есть в битве упоенье, Как нам поэт сказал, Высокое волненье Над пропастью, средь скал. Есть красота в дыханьи Орудий, в силе мин И в страшном содроганьи Твердынь, колонн, руин. Герою смерть в постели? Иль в битве гибнуть рад Ради прекрасной цели Счастливый Сталинград? Но будет справедливым, О Судия, твой суд: Мир хижинам и нивам И женщинам, что жнут. Париж. 1939-1945 ПРИМЕЧАНИЯ В книге собраны все известные на сегодняшний день стихотворения Ладинского. В основу тома легли пять прижизненных сборников стихов в авторском составе, а также стихотворения, не включавшиеся в сборники. Поскольку Ладинский, как профессиональный журналист и литератор, печатался обильно и в самых разных периодических изданиях, вплоть до труднодоступных прибалтийских и харбинских, в периодике возможны еще находки, но вряд ли их будет много. При составлении учтены опубликованные библиографии эмигрантской поэзии, а также материалы картотеки А.Д. Алексеева (ИРЛИ). Тексты печатаются в последней авторской редакции с исправлением типографских погрешностей и в соответствии с современными нормами орфографии (но с сохранением особенностей, отражающих авторскую манеру). Даты под стихами (в тех случаях, когда Ладинский их проставлял) воспроизводятся и в настоящем издании. Если стихотворение было датировано в ранней редакции, а в книжном издании дата была снята, она приводится в угловых скобках. В примечаниях приведены отзывы критики на стихи Ладинского, указаны первые публикации стихотворений и учтены наиболее существенные лексические разночтения в ранних вариантах стихов (пунктуационные разночтения не фиксируются, за исключением наиболее значимых случаев). Поскольку издание не является академическим, в книге не выделен особый раздел «Другие редакции и варианты»; предполагаемая этим разделом текстологическая информация сообщается непосредственно в примечаниях. Довольно часто Ладинский перерабатывал ранние варианты стихотворений столь радикально, что полный перечень разночтений по объему превысил бы основной текст. В таких случаях ранний вариант стихотворения приводится в примечании целиком. |
