94. «Как было бы скучно…» Как было бы скучно Без адских кругов, Без муз неразлучных, Без слез, без стихов. Без долгих — до света — Бессонниц в аду, Без горечи этой Свинцовой во рту. Без музыки. В грешной Любви без измен И без неутешных Разлук, перемен. Как страшно и скучно: Сахары квартир И благополучно Построенный мир… Из мрамора пышный Потом мавзолей И надпись: «Всевышний — Мир праху»… Елей. Быть может, и млечность Эфира потом, И скучная вечность В раю голубом. 1935 95. СЕРДЦЕ Тебя, как ключиком часы, Заводят маленькой надеждой — И ты трепещешь средь росы, Кузнечик, пойманный невеждой. Ты наполняешь теплый дом Биеньем, стуком, трепетаньем, Стучишь по жилкам молотком, Мешаешься с ночным дыханьем. Ты — заводного соловья Пружинка звонкая стальная: Покажут иву у ручья, Луну или кусочек рая, И ты поешь всю ночь потом, Заводишь радостные трели Под лунным ивовым кустом, Закрыв глаза, без всякой цели. Но вот тебя ломают вдруг Рукой рассеянной, небрежной. Остановив волов и плуг, Снимает шляпу пахарь нежный. Какой искусный часовщик, Поковыряв в нутре в телесном, Вновь заведет тебя на миг — Механику любви в небесном? О, бедное! Зачем же ты Так на земле печальной билось, Зачем с огромной высоты Стеклянным шариком разбилось? 1935 96. ЗИМА Т.А. Как странно на лужайках идеальных: Идеи одуванчиков и трав, Прообразы кузнечиков печальных, Гербарий платонических дубрав. Восходит солнце в стуже электрона. Сияет в Африке морозный день, И, как в стихах у старика Скаррона, Тень лошади везет телеги тень. Останься в этом странном трудном мире, Где все звенит, где все в «последний раз». Пусть две слезы, прозрачные, как в сыре, Прольются из твоих огромных глаз. Я первый был бы рад теплу и крыше И дыму, вьющемуся из трубы, Но зимний климат нам ниспослан свыше — Никак нельзя менять удел судьбы. О, стыдно мне подумать об отеле, О грелке, о фуфайке шерстяной, О панталонах теплых из фланели Под юбочкой балетной неземной. Пусть этот черный лист, в холодном храме Летящий в прах, напомнит нам о том, В какой студеной и прекрасной драме Мы на земле средь зимних бурь живем. 1935 97. «Вижу потрясенный воздух…»
Вижу потрясенный воздух, Корабли, коней из бронзы И дубы средь синих молний. Это — мир, жилье героев. А сравнишь с величьем смерти: Маленькие все людишки И ничтожные душонки, Может быть, и ты — не слезы, Не отчаянье, не гибель, А красавица пустая, Шум муара, птичий щебет… Мы-то думали — дыханье, Музыка, печальный ангел, К нам слетевший из лазури В африканский жаркий дансинг! Но — последняя надежда, Что и в этом страшном мире Есть любовь до гроба, верность, А в твоем прекрасном теле Спит душа и ждет бессмертья. 1935 98. «Не Бог, а жалкий червь. Комок навоза…» Не Бог, а жалкий червь. Комок навоза, Вздыхающий о дальних небесах. Не небеса, а бочка водовоза, Нелепая случайность, гибель, прах. Влечет нас кляча в стужу ледяную, Давя червя тяжелым колесом. А вот поди ж, мы даже и такую Бессмысленную жизнь блаженно пьем. Ползет презренный червь через дорогу, С трудом преодолев свой жалкий вес. Еще усилие, еще немного! Быть может, доползешь и до небес. Но не заслуживает он презренья, Ползущий к небу червь, несчастный брат С капустного листа в стихотворенье Попавший, как из огорода в сад. 1935 99-102. СТИХИ О ЕВРОПЕ 1. «Небо все ниже, чернее…» Небо все ниже, чернее. Все безнадежней игра. Стихи, как свинец. Холоднее Мрамора руки. Пора! В игре только черные пики. Карта Африки. В бамбуках Там-тамы. Львиные рыки. Восстания на островах. Воздух полон тревоги, Неточны рифмы, размер. И поздно говорить о Боге, Когда рушится мир. |
