26. «Средь приключений и романов…» Науму Рейзини Средь приключений и романов Оплакивают Музы нас — Любовников и донжуанов, Но гибели прекрасен час, Когда березовые рощи Дыханием пороховым Сдувают иней полунощный И, обгоняя пухлый дым, Из недр летейского мороза, И синевы пронзая лед, Над сердцем, как над черной розой, Свинцовая пчела поет. Хватаем воздух мы руками, Рвем тесный ворот, как силок, Склоняются друзья над нами, И тает меж дерев дымок… Не сетуйте! В плену телесном, В тенетах роковых страстей Не мы ли бредили небесным С горячностью земных детей? Пылает жар непостоянный В сугробах голубой зимы: То воздух нас гнетет стеклянный, То плачем пред разлукой мы. И блудный сын на пышном пире Не может позабыть подчас О том печальном тесном мире, Где он свиней под дубом пас. 27. ОХОТА В парнасских чащах голубых Затравленный, как зверь опасный, Взлетев, изнемогает стих, Слабеет в рощах голос ясный, В переполохе жарких свор Твой одинокий голос тонет, Когда летит во весь опор Неумолимая погоня. И в этом роковом кругу, Под градом стрел и трубном хоре Рычит звереныш! Набегу Клыком собаке брюхо порет! А Муза в синеве дубов Ломает руки в исступленьи: Все чудится ей медь рогов, Пернатых стрел густое пенье — Шлют братский взор издалека Ее глазам огромным синим Два мутных маленьких глазка В колючей яростной щетине. 28. ПОЭТУ Не слышит он земных страстей, Ни шума трепетных ветвей, Ни славы горестной своей. Судьба российской лиры зла: Летит свинцовая пчела Из пистолетного ствола. Ей сердце обрекает рок, Оборвано теченье строк, И тает голубой дымок. Все тает — камень и мечта, Бровей взлетевших высота И гибельная высота — Она цвела средь бальных зим, И северный склонялся Рим Пред этим сердцем ледяным, Но все превратно под луной — Красавиц мрамор ледяной И африканской страсти зной. Истлели розы и венки, Зоилы и клеветники, И писем пасквильных листки, И только в шепоте стихов Душа его на Божий зов Летит, витает средь веков. 29. «В огромном мире…»
В огромном мире Мы живем, В его эфире Голубом, Но и в небесном Трудно нам, Как в доме тесном Двум ежам. Душе колючей Трудно жить, По райской круче Восходить: Чем выше, ближе, Тем больней, Тем небо ниже И черней — Шипами роза Ранит нас, Мешают слезы Видеть Вас. <Париж. 1928> 30. «В мире слез под печальной луною…» В мире слез под печальной луною, Где пристанища прочного нет, Обитают за хрупкой стеною Наши души с двух разных планет. Розой призрачной ты расцветаешь, Смутным ангелом снишься ты мне, Вся в жару, ты от страсти сгораешь — Станешь горсточкой пепла в огне. В этой тесной и маленькой клетке О любви говорю я с трудом, Все я зябну, нахохлясь на ветке, Все томлюсь заводным соловьем. Но зима к нам приходит, и проще Стал безлиственный пепельный лес, И, покинув подлунные рощи, Вспоминать буду я до небес, Как на вашей туманной планете, Где мы жили недолго с тобой, Ты мне снилась в бессонницы эти Розой, ангелом, райской луной. <Париж. 1928> 31. «Когда кастальской стужей…» Когда кастальской стужей Мы дышим в первый раз, Строфою неуклюжей Ласкаем слух и глаз, Нам в этом вставшем дыбом Хрустальном сквозняке Невмоготу, как рыбам, Простертым на песке. В колючей и прозрачной Стихии трудно нам — На лесенке чердачной В одышке толстякам. Мы бьемся, погибаем В тенетах голубых, Как петли, разрываем Запутавшийся стих, Но, подышав немного Эфиром ледяным, В курятник наш убогий Уже мы не хотим. <1928> |
