177. «Пушкин прославил тебя стихами…» Пушкин прославил тебя стихами. Пушки во славу твою гремели, Ядрами били в Казань, И алмазные звезды Сияли средь черных твоих небес. Миллионы людей Ради тебя умирали, Горели в огне, Гибли на кораблях, И эти страданья Пушкин с тобой разделил, Когда умирал он, Прикрытый плащом, Твой первый поэт И самый любимый твой сын. 178. «Когда приходят мысли…» Когда приходят мысли О гибели и страх, Не трепещи! Помысли, Что ты не только прах, А некое сиянье В бессмертном веществе, Что ветерок дыханья Прошелестит в листве. И потому, что гробом Кончается наш путь, С волнением особым Подумать не забудь О том, что в этой жизни Всего дороже нам, — О верности отчизне И о любви к стихам… О, с нежностью печальной, Как розу или плод, Садовник гениальный Взрастит нас и сорвет. 1949 179. ПАМЯТНИК Все может быть! На заседанье чинном Мне памятник потомки вознесут И переулок в городке старинном В честь бедного поэта назовут. Так, — скромный бюст, подобье человека, В напоминанье стихотворных дел, — В том скверике, где на углу аптека, Где некогда я с книжкою сидел. Собранье, бюст, министром просвещенья Прочитанная по бумажке речь. Потом — зима и тишина забвенья, Снежок на бронзе голых римских плеч. У памятника песик в назиданье Поднимет ногу, милой жизни рад, И школьница для первого свиданья Назначит этот неприметный сад. Прочтет прохожий: «Антонин Ладинский» И пустит мне в лицо табачный дым, И буду я с улыбкою латинской Смотреть на мир, завидуя живым. 1947 СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВКЛЮЧАВШИЕСЯ В СБОРНИКИ 180. «Ликует ветер невских хладных вод…» Ликует ветер невских хладных вод. Борты кипящую смолу вдыхают. Мечта всей жизни — возведенный флот, И плотники на верфях распевают! Стонали корабельные дубы. Из щеп дремучих — нежные фрегаты — Виденье неуклюжее — а лбы По-прежнему упрямы и покаты. Пенька, голландский шкипер и кабак, Азы чужой нептуновой науки. А брошенный расчетливо пятак Дался недаром, и в мозолях руки. Но отвалив, все ж тронулись, пошли, — Подумаешь, какие мореходы, — И узкий краешек родной земли Был им дороже славы и свободы. Но всем наперекор согнуть в дугу И порохом коптить в дыму викторий! И весело горят на берегу Леса, скиты, хоромы на запоре. Народная любовь! Как тяжкий флот, Плыву к тебе, в ночных морях взывая, Мне руки простирает мой народ, Поют куранты, полночь отпевая… 181. «Дорога россиянки не легка…»
Дорога россиянки не легка: Как на костер за мужем — ты смогла бы Ты кинулась в опальные снега, И полетела тройка по ухабам. Навстречу кедры, ельничек, песок, И вдруг — пугливое оленье стадо, Потом жилье и голубой дымок Над крышами сибирского посада. И сверток нежных итальянских нот Везла, чтоб не озябли фортепьяны, А в станционных горницах народ, Гора мехов и в щелях тараканы. Гналась пурга, просилась на ночлег, В людской уют бревенчатых заборов, Изба плыла на полюс, как ковчег, И на окне морозные узоры… Дохнула ты на нежный хлад стекла, И вот уж пальма северная тает, От пальчиков горячих потекла И снова на морозе расцветает… Небритый с воскресенья комендант Средь канцелярских тягот и волнений: То неприятность — беглый арестант, То громы высочайших повелений. Скребет перо, сургуч трещит. Опять — Сибирь с серебряными рудниками, С тайгой, которую не сосчитать, С неразговорчивыми мужиками. А на краю земли стоит острог, В суровых древках русская свобода, И женская душа на огонек Торопится, как и душа народа. Париж. 1925 182. «Скрипит возок, в снегах ныряет…» Скрипит возок, в снегах ныряет, Как барыня, столица спит, И вот шлагбаум поднимает В бараньей шубе инвалид. А Музе не поднять усталых Свинцовых караульных вежд, Всех этих пеней запоздалых, Суда глупцов, хулы невежд. От нежных перьев треуголки Ей русских роз не уберечь — И пачкают людские толки Прелестную покатость плеч. А Вам — Наталье Гончаровой — Приснилось на заре, что с Вас — Еще Вы девушкой суровой — Не сводит он тяжелых глаз… Вчера заметили случайно: В дубовом ящике стола, Как государственная тайна — Хлад пистолетного ствола. Что детям обаянье славы? Вам слаще бал и санный бег, Великосветские забавы И медленный пушистый снег. А снег другой, в руке зажатый, В горячих пальцах, и потом В крови расплавленный, примятый Под тем трагическим кустом? Ах, девочка моя Наташа, Пробор склоненный — мало сил, Любовь моя! — большая чаша — Я захлебнулся, не допил. |