148. «Все гибнет в холоде зиянья…» Все гибнет в холоде зиянья: Корабль в морях, цветок в руке, Все эти каменные зданья, Построенные на песке. Все хижины и небоскребы, Нью-Йорк и дом, где жил поэт. Подвалов черные утробы Останутся как страшный след. Но, может быть, в литературе Хоть несколько моих листков Случайно уцелеют в буре, В которой слышен шум дубов. И женщины прочтут с волненьем Стихи о том, как мы с тобой С ума сходили в упоенье — В бреду, в постели голубой. 1941 149. «Ты жила…» Ты жила, Ты любила, Ты мирно дышала, Но над этим физическим счастьем Гроза, Как мильоны орлов, Возникала, И катилась В пространствах вселенной Слеза. В той стране Возвышались прекрасные горы, — Там, куда я тебя Сквозь бессонницу звал. Мне казалось, Что это органные хоры, А тебе снились платья И кукольный бал. В той стране На ветру раздувались рубашки, Клокотали вулканы И билась душа. Ты спокойно поставила Чайные чашки И пшеничный нарезала хлеб не спеша. Я тебе говорил: — О, взгляни на высоты! О, подумай, Какая нас буря несет! Ты ответила, Полная женской заботы: — Ты простудишься там, Средь холодных высот! Было ясно: В каком-то божественном плане Разделяют нас горы, пространства, миры. И в объятьях твоих я один, Как в тумане — Альпинист У подножья прекрасной горы. 1941 150. «Хорошо, когда о пище…» Хорошо, когда о пище Забывает человек, Бредит в ледяном жилище Африкой, а в мире — снег. Хорошо витать в прекрасном, Вдохновляясь, как герой, Чем-нибудь огромным, страшным — Бурей, музыкой, горой. Скучно, если все — в теплице. Если в жизни наперед Нумерованы страницы И рассчитан каждый год. Только тем, что непохожи На других, на всех людей, Жребий дан из царской ложи Созерцать игру страстей, С высоты на мирозданье Потрясенное взирать И в театре, где страданье, Больше всех самим страдать. 1941 151. МЭРИ
Л.Е. Гюльцгоф Ты в мире, как в море, Где черные хмары. Ты — Мэри, ты — в хоре, Где голос Тамары. Ты — ласточка в буре, Где парус весь в дырах И гибель лазури. Ты — кровь на мундирах. Но в мире, омытом Твоими слезами И бурей разбитом, Восходит над нами — Над домом невежды, Над замком поэта — Светило надежды Под щебет рассвета. И в море страданья, — Мы знаем, — как реки Два чистых дыханья Сольются навеки. 1944 152. КРАСАВИЦА Твоя душа — прекрасный Пустой огромный зал, Где мрамор беспристрастный И холодок зеркал. Таких размеров рамы Задуманы судьбой Для музыки, для драмы, Для бури голубой. В таких холодных зданьях Витает тишина. И в окнах, как в зияньях, Плывет всю ночь луна. Но вспыхнет люстр хрустальных Сияний миллион, И в грохотах рояльных Мир будет потрясен. Так и твое дыханье: Полюбишь ты потом, И музыкой страданья Наполнится твой дом. 1941 153. ГОРА Под звездами и облаками Стоит высокая гора — Чистейший снег в альпийской раме, Тирольского рожка игра. Ты там живешь. Почти в небесной Стране из ледников и троп, Склонив над пропастью телесной Высокий и прекрасный лоб. Двух данных точек расстоянье Мы постигаем на лету, Но хватит ли у нас дыханья Взойти на эту высоту? Теодолит есть глаз науки… Но цифрам всем наперекор Мы к счастью простираем руки, И я иду на приступ гор. 1941 |
