68. ОНА Со вздохом он целует руку, Она сквозь слезы вдаль глядит — На небо, на любовь, на скуку, И ничего не говорит. А сверху некий театральный Волшебник сыплет не спеша Бумажки — белый цвет миндальный. Порхает бедная душа В туманном мире воркованья, Преображенном впопыхах Под музыку, под восклицанья, Под арию о «двух сердцах». Но тучный господин во фраке Ее в медвежьих лапах мнет, Такую тонкую. Во мраке Автомобиль глазастый ждет. Мерещатся ей замки, залы, Поклонник — кошелек и фрак, А юноши-то целовали Ей маленькую руку… 69. ЕВРОПЕЙСКАЯ ЗИМА Зима с умиленьем Безмолвных холмов. С последним паденьем Дубовых листков. Над сельскою прозой Сияла зима, Над райскою розой Чья гибель — чума. Над Римом, над бурной Струей ручейка, Над хижиной курной — Жильем бедняка. Средь мраморной стужи Музейных колонн О шерсти верблюжьей Вздыхал Аполлон. Шел путник. Мечтаньем Себя утешал И пальцы дыханьем В пути согревал. 70–71. ПО НЕБУ ПОЛУНОЧИ 1. «Все та же скука мира…» Все та же скука мира — Пустая мишура, И холодок эфира На кончике пера. Скучны земные девы Под музыку балов, И райские напевы Для них — невнятный зов. И только белый парус На море голубом… И только первый ярус В театре городском. Все холодней и строже, Над скукой мировой, Сияли в черной ложе Глаза Лопухиной. 2. «Кто знает — житель рая…» Кто знает — житель рая — О чем в полночный час Он думал, не смыкая Над рукописью глаз, Когда сквозь сон кричали В аулах петухи, И в Пятигорске спали Средь сонной чепухи? Спасибо вам средь тесных Ущелий за намек: За несколько небесных И непонятных строк, Которых в буднях мира Нельзя читать без слез, Как ангел из эфира В объятьях душу нес, Как средь земного бала У черного окна Томилась и вздыхала И плакала она. 1934 72. «Достойнее нет для поэта…» Достойнее нет для поэта Одежды, чем дырявый плащ — Накидка голубого цвета Среди зимы, ветров и чащ. Он в этой легкой пелерине Немного зябнет на ветру, На мировой огромной льдине Его знобит в большом жару. Но даже в холоде хрустальном Он всех на небеса зовет И с миром грубым и реальным Сражается, чернила льет. Так с мельницами Дон-Кихоты Сражались в пламени страстей, И ветер от круговорота Ревел средь мельничных снастей. А Санхо-Панчо в страшном мире, За рыцарем во всей красе, Труся, мечтали о трактире, О выпивке и колбасе. 1933 73. «Сквозь слезы, Офелия, ты умирала…» Сквозь слезы, Офелия, ты умирала И в комнате белой потом догорала. Как все: со слезами, с мечтами о рае, В отчаянье руки над бездной ломая. Так роль приближалась к закату финала, И лебеди плыли по глади канала. И только афиша и мраморной урны Прелестная форма напомнят средь курной И суетной жизни о пламени тела, В котором, как ангел, душа леденела. Прохожий, подумай о небе за тучей, О женских надеждах под ивой плакучей. 1933 74. ИЗ БИБЛИИ Одно назначенье Цветку и пчеле — Удел искупленья На грешной земле. И притча: — Жил некий В те дни человек. Молочные реки Текли, а у рек Паслись в изобилье Стада по холмам, И мельничных крыльев Не счесть было там. Шли к башням Багдада Верблюды. Был дом. И гроздь винограда Два мужа с трудом… Но в сердце и в шкуре Воловьей, как дым. Что сталось средь бури С тем счастьем земным? Подохли верблюды. Пропал виноград. Погиб от остуды Оливковый сад. Дом рухнул. Пожрала Ячмень саранча. И буря сорвала Хламиду с плеча. Прикрыв еле-еле Нору тростником, И струпья на теле Скребя черепком, На куче навоза Он жадно вздыхал. Божественным грозам Смиренно внимал. |
