Поистине собачий нюх требовался, чтобы выискивать столько исторических дат и случаев для каждодневного славословия Отца Народов! Поводом служило все: автопробег местного значения и 20-летие «Апрельских тезисов» Ленина, окончание строительства канала Москва — Волга и Первомайский праздник. 20-летию VI съезда партии газета закавказских партийцев «Заря Востока» отвела целую страницу, номер открыли две огромные фотографии Ленина и Сталина — их поставили рядом...

Благодаря в том числе мне процесс обожествления Кобы охватил все фабрики, шахты, заводы, школы, интернаты, театры, колхозы, детские сады. Дирижируя этим большим сложным оркестром, я часто проявлял инициативу, которую не мог не отметить товарищ Сталин. Так, приписав заслугу организации Авлабарской подпольной типографии (1904-1906 годы) лично ему, я провел через ЦК Грузии решение о ее реставрации. День открытия обновленной типографии был отмечен массовым митингом.

Я отправил в Москву выставку грузинского искусства, где Сталин был воспет кистью, пером, карандашом и резцом. Словом, именно я превзошел всех в деле прославления Величайшего Гения Всех Времен и Народов! Куда тебе до меня, Ницше, в пропаганде идеи сверхчеловека!

Умаление своего гения Фридрих не спускал никому:

- Знакомясь с вашими выступлениями герр Берия, ясно видно, что Вы - совершенно бесталанный сын своего времени! Речи и статьи, сочиненные Вашими референтами по устоявшимся образцам, единообразны, как ботва на свекольном поле! Канцелярская завершенность каждой пустозвонной фразы, предельная нудность поучений-приказов, дежурные обещания земного рая — все это в неиссякаемом потоке славословия выливалось, будто жидкие удобрения на вспаханную почву, к подножию трона красного царя. Ах, забыл добавить злобную ругань вперемешку с угрозами в адрес выдуманных к случаю врагов народа...

Я понимаю, конечно, что истерия непрерывной борьбы с внешними противниками служила дымовой завесой при уничтожении внутренних супостатов и — для устрашения масс... Но не так же бездарно!

Лаврентий превратился в очковую змею и зашипел:

- На чужую мельницу воду льешь, фашистский идеолог! Какой на хрен стиль, когда мне результат был нужен! И я его добился — тебе на зависть!

Задачей первостепенной важности я считал постоянное нагнетение страха перед врагами, кампанией тотальной бдительности я руководил лично. Вот газетные заголовки, которые заставляли дрожать сотни миллионов советских граждан!

«Стереть с лица земли подлых шпионов!»

«Хитрости шпиона».

«Шпионская агентура генерала Франко».

«О бдительности и торговых инспекторах».

«Вражеский лазутчик охотится за партбилетом».

«Враг под маской директора».

«Рука врага на художественном комбинате».

«Как шпион проникает в тайну».

«До конца выкорчевать контрреволюционное троцкистское охвостье на Закавказской железной дороге!»

В резолюции одного собрания партийного актива Тбилиси отражена суть моего рядового доклада: «... беспощадно громить врагов народа, троцкистско-бухаринских, меньшевистско-националистических наемных агентов фашизма, трижды презренных врагов и предателей грузинского народа!»

Развертывая массовый террор в Закавказье, а потом по всему СССР, я пользовался испытанным пропагандистским приемом, который издавна бытует в уголовном мире: «Держи вора!» Когда в Праге начался судебный процесс над членами коммунистической фракции палаты депутатов, газеты возмущались: «Фашистов — на свободу, коммунистов — в тюрьму!» Гремели проклятья в адрес буржуазного суда в Будапеште, приговорившего к пожизненной каторге вождя венгерских коммунистов Ракоши. Информация о процессе над румынскими товарищами в Бухаресте озаглавлена: «Палачи в мантиях судей».

Публикации такого рода аккуратно давали все наши газеты. На этом фоне кампания уничтожения внутренних «врагов народа» представлялась делом законным и даже высокогуманным.

Моя заслуга еще и в том, что я подключил к пропаганде и агитации карательные органы! Геббельс и Гиммлер не додумались вовлечь в это дело гестапо и руководство концлагерей, а я — допетрил! Давайте для конкретного примера заглянем, скажем, в управление Северо-Печорского железнодорожного строительства, типичное для всех лагерей этого рода.

Политический отдел числился под № 1. Он и был первым в управлении. Возглавлял его долгое время полковник Кузнецов. Он имел обыкновение вызывать в свой огромный — по чину! - кабинет начальников других отделов, и они, стоя навытяжку, с трепетным вниманием выслушивали его указания. В кабинете висели два портрета - Дзержинского и мой!

В ведении культурно-воспитательного отдела находилась редакция «Производственного бюллетеня», небольшого формата малотиражки, призывавшей зэков трудиться самоотверженно, любить Великого Вождя и чтить сталинского наркома Лаврентия Берию. И еще издание рекомендовало сидельцам чувствовать себя в лагере как дома, ибо только здесь им предоставлены все условия для исправления и перевоспитания. Печорский лагерь имел свой музыкально-драматический театр и несколько эстрадных ансамблей, до десяти кинопередвижек, на каждой колонне действовали инструкторы-воспитатели. В бытовой и производственных зонах, на трассе — наглядная агитация.

- Да, тут я недоработал... - промямлил Геббельс.

- На хрена я все это фуфло слушаю? - зевнул пахан.

- Чтобы учиться! - охотно объяснил Дьявол.

- Да мне на фиг такие козлы-наставники нужны!

- Загордился ты, Борька! Ленин, Сталин, Муссолини, Гитлер, Геббельс во многом сделали выдающиеся политические карьеры потому, что были блестящими журналистами...

- А у меня не ниже воровская масть - без всякой гребаной писанины!

- Не ври! - оборвал бывшего подопечного его благодетель — некогда первый секретарь Свердловского обкома Рябов. - Ты, сидя в московком горкоме партии, манипулировал журналюгами, как заправский кукловод! Помню, когда ты только сел на воеводство в столице, редактором «Московской правды» работал Владимир Марков. О профессионализме его мне судить трудно, но гибкостью мысли человек этот явно не отличался. При первом же посещении тобой редакции Марков позволил себе непростительную ошибку. Когда коллектив собрался в комнате для совещаний, первый секретарь, естественно, занял председательствующее место — сиречь кресло главного редактора. Марков возражать не посмел, но придвинул свой стул к тебе и уселся рядом с тобой, образовав этакий президиум.

Тебе это очень не понравилось. Ты кинул презрительный взгляд на редактора и ногой отпихнул его стул вместе с седоком в сторону. Журналисты переглянулись: они уже заранее поняли, что последует дальше.

И верно. Вскоре в «Мосправде» появился новый редактор — Михаил Полторанин, работавший до этого корреспондентом «Правды». Он стал одним из твоих ближайших соратников, в правительстве занял кресло министра печати, успел даже побыть вице-премьером. Потом, правда, ты его выкинул — подобно абсолютному большинству своих прежних наперсников...

- По крайней мере, я никому из пишущих шестерок лоб зеленкой не мазал, как все, кроме Ленина, названные Сатаной «блестящие журналисты»! Я просто на писак забил! Ну, если сильно гавкали, отгонял их от государственных кормушек — не более того...

Никто возразить не смог: одним из огромных достоинств Бориса Николаевича была его поразительная толерантность к нападкам СМИ.

- Это тебе зачтется на суде Пантократора, - обещал Ницше, приведя кого в недоумение, кого в негодование: как он мог решать за Христа?! Такая мелочь, однако, «первого имморалиста» не смутила, и он продолжил: - Неужели здесь, в твоей зоне, остались только вот такие, с позволения сказать, околотворческие души?!

- Не, - возразил пахан, - реальные писаки, а не босота, тоже имеются. Двоих я хорошо знал...

- А чего ж они здесь, а не в Отстойнике творческих душ?

Его прервали появившиеся две души — женская и мужская.

- Я, поэтесса Юлия Друнина, покончила с собой 20 ноября 1991 года...