После того как Гитлер узнал о попытке самоубийства, он время от времени посылал ей цветы или звонил в клинику, чтобы узнать, как обстояли дела, несколько раз ее навещал. Юнити была в полукоме, ее состояние выглядело крайне серьезным. О возвращении в семью не могло быть и речи, она бы не пережила подобное путешествие.

На ее ночном столике стояло фото Гитлера в серебряной рамке, которое она передала в том самом письме гаулейтеру, рядом лежал партийный значок, но Митфорд не замечала ни того, ни другого. Однажды медсестра вдруг заметила, что значок исчез. Началась паника, комнату тщательно обыскали. Но пропавшее не нашли. Пришел главный врач и дал указание просветить пациентку рентгеном. Выяснилось, что она проглотила значок – наверное, чтобы предпринять вторую попытку самоубийства. Его достали при помощи желудочного зонда.

Спустя три месяца, в декабре 1939 года, состояние Юнити как будто стабилизировалось, и ее можно было перевозить. Тайно она была доставлена на Мюнхенский главный вокзал, где для нее приготовили отдельный вагон со специальной кроватью. Врач и сестра сопровождали ее в Швейцарию. На вокзале в Берне их ждала больничная машина, которая отвезла самоубийцу в клинику. Ее главный врач спросил на следующий день своих коллег из Германии: «Что все это означает, это так называемое нарушение речи? Она пела хвалебную песню Гитлеру».

Временами к Юнити возвращалось сознание. Но она была далека от выздоровления. Ее сестра Дебора была безмерно испугана, когда приехала в Берн, чтобы забрать свою сестру в Англию: «Это было ужасное зрелище. Она лежала в постели, два огромных темно-синих глаза на осунувшемся лице, которое трудно было узнать. Потому что это было уже не ее лицо, со свалявшимися волосами и желтыми зубами, за которыми после выстрела 3 сентября никто не ухаживал, потому что она не выносила, когда прикасались к ее голове. Из-за впавших щек ее зубы казались еще больше, еще желтее и потому еще ужаснее. Ее улыбка была удивительно пуста, ее тело было таким маленьким и тонким».

Дебора и ее мать арендовали у швейцарской железной дороги вагон 1-го класса, оснащенный медицинским оборудованием. На нем Юнити доставили в Кале на французское побережье Ла-Манша. Ее поездка продолжилась на пароме, который 3 января 1940 года прибыл в Фолкстоун. Британские власти во время прибытия Митфорд полностью перекрыли подходы к порту. Солдаты охраняли входы и выходы. Среди зевак находились полицейские в штатском, которые следили за тем, чтобы никто не приблизился к именитой пациентке.

Это был последний раз, когда Юнити привлекла к себе такое внимание. На следующий день многие статьи в газетах писали о ее возвращении, потом все затихло. Незаметно для общественности Митфорд продолжала жить в сумеречном состоянии. Свои последние годы поклонница фюрера провела на принадлежащем ее отцу уединенном острове в Ла-Манше. Она уже ничего не знала ни о войне, ни о своем кумире. Митфорд оставалась наполовину парализованной, а британские врачи не решались удалить пулю из ее головы. Иногда пуля двигалась и 20 мая 1948 года завершила то, что Юнити начала девять лет назад, - самоубийство.

- Это мой рок – видеть, как дорогие мне женщины или умирают от неизлечимой болезни, как мама, или кончают с собой, - прошептал потрясенный Гитлер. - Кроме Гели, Евы и Юнити, еще Мария Райтер совершила попытку самоубийства. Знаменитая актриса Рената Мюллер, с которой у меня был короткий роман, в 1936 году выбросилась из окна и разбилась. Жена предводителя Трудового фронта Лея, тайно в меня влюбленная, повесилась...

- Бог тебя наказывает за вражду к Нему, - вздохнул Ельцин. Радоваться или злорадствовать по поводу таких страданий его в общем-то незлая душа просто не могла.

- При чем тут Господь! - не преминул огрызнуться фюрер. - Ему я ничем не вредил, а вот некоторым, на мой взгляд, Его недостойным служителям – давал отпор! «...Церкви всегда удавалось пробираться к власти и подольститься ко всем германским императорам, начиная с Карла Великого. Ее приемы – это приемы коварных женщин, которые сперва прикидываются добрыми и хорошими, чтобы тем самым вкрасться в доверие к мужчинам, а затем постепенно натягивают вожжи и затем держат их в такой строгости, что мужчины вынуждены танцевать под их дудку и выполнять все их желания...»

Много раз церковники и со мной пытались «устроить нечто подобное. Епископат Богемии и Моравии обратился ко мне с просьбой разрешить им почтить память обергруппенфюрера СС Гейдриха колокольным звоном и прочитать реквием по нему. Но я заявил этим господам, что было бы гораздо лучше, если бы они в свое время молились о сохранении жизни исполняющего обязанности имперского протектора».

- Священнослужителям следовало молиться о сохранении жизни жесточайшего палача Чехословакии?! - ужаснулся Ельцин. - Хорошо, что его убили английские диверсанты!

- Какой замечательный цинизм с Вашей стороны, герр рейхсканцлер! - восхитился Ницше.

- За те деньги, что я им плачу, святоши могли бы непрестанно молиться о здравии и моем, и Гиммлера, и Геббельса, и прочих моих сподвижников! «... Это просто скандал, что у нас церковь в отличие от всех ярко выраженных католических стран – за исключением Испании – получает от Германского рейха чрезмерно большие субсидии.

Если я не ошибаюсь, церковь до сих пор получает 900 миллионов рейхсмарок. При этом попы преимущественно заняты тем, что подрывают основы национал-социалистической политики...

Я всерьез размышляю над тем, не следует ли миллионы, ранее выплачивавшиеся церкви, использовать для финансирования военных поселенцев на Востоке.

Католической церкви я намерен выплачивать самое большее 50 миллионов. И лучше всего передавать их князьям церкви, в обязанности которых входит распределять эти деньги, ибо тем самым будет «официально» гарантировано их «справедливое» распределение. И с помощью этих 50 миллионов можно будет добиться гораздо большего, чем с помощью 900 миллионов. Ибо: поскольку князья церкви могут распоряжаться ими по собственному усмотрению, они за эту сумму будут мне сапоги лизать. И если князей церкви можно купить, то это следует сделать. Я считаю, что, если князь церкви желает наслаждаться жизнью, то ради Бога, мешать ему в этом не следует. Опасны только фанатики-аскеты с глубоко запавшими глазами.

После этой войны я приму меры, которые очень сильно помешают католической церкви привлечь на свою сторону молодое поколение. Я больше не допущу, чтобы дети в возрасте 10 лет становились членами монашеских орденов, когда они еще толком не знают, как перенесут обет безбрачия и тому подобные вещи. После войны стать духовным лицом будет позволено лишь тому, кому уже исполнилось 24 года и кто отбыл трудовую повинность и отслужил в армии.

Когда шли процессы против монастырей, я неоднократно убеждался, что только жестокая нужда гнала безработных туда, и если они позднее пытались уйти из монастырей, то попы силой возвращали их обратно. Поэтому отрадно, что роспуск некоторых монастырей вернул свободу кое-кому из тех, кто может и хочет работать. Закрытие монастырей не потребовало слишком больших усилий, поскольку они в основном имели статус юридического лица и поэтому могли быть закрыты путем заключения договора с приором в частном порядке. Ему просто назначалась рента в 500, а его людям – в 200-100 рейхсмарок ежемесячно, и в большинстве случаев они выражали готовность отказаться от монашеской жизни. В Австрии после «аншлюса» таким образом было закрыто около 1000 монастырей».

- Что за процессы? - воспользовался паузой в монологе фюрера ЕБН.

- Антицерковная политика Гитлера в 1935-1936 годах выразилась в ряде скандальных судебных процессов, имевших своей целью дискредитировать католическую церковь. Подсудимые – священники, монахи – обвинялись в различных правонарушениях или аморальных действиях – незаконных валютных сделках, сексуальных извращениях и т.п., - не без удовольствия сообщил Ницше.

- Но давайте вернемся к нашему герою, который с таким нетерпением ждет Железный крест! - перебил его фюрер.