- Если послушать многие высказывания рейхсфюрера СС, может показаться, что более мягкого, добросердечного, даже глубоко-сентиментального человека история не знала, - то ли подтвердил, то ли опроверг своего обер-палача Адольф.

- А вот послушайте Феликса Керстена, моего лейбмедика. Помните, Керстен, что я выговаривал Вам за пристрастие к охоте? «Ну как Вы можете получать удовольствие при том, когда Вы, господин Керстен, из засады стреляете в бедных зверей, которые пасутся у опушки леса, такие невинные, беззащитные и ничего не ведающие. Если говорить прямо, это настоящее убийство... Природа так прекрасна, и каждое животное имеет право на жизнь, в конце концов. Именно этой точкой зрения я особенно восхищаюсь у наших предков. Тогда и крысам и мышам по всей форме объявляли войну, требовали прекратить их позорные дела и покинуть определенную область в течение определенного срока, прежде чем начать против них войну на уничтожение. Это уважение к зверю вы найдете у всех германских народов. Меня просто поразило, когда я недавно услышал, что буддийские монахи, если они идут вечером по лесу, несут с собой колокольчик, чтобы звери, которых они могли бы раздавить, сумели бы вовремя уйти с дороги. У нас же каждую улитку затопчут, каждого червяка раздавят...»

- Насчёт охоты Вы совершенно правы, - поддержал Гиммлера фюрер. - Я не раз упрекал Геринга: «Не пойму, как может человек вообще этим заниматься. Убивать зверей, если уж так необходимо, - это занятие для мясника. Но тратить на это деньги... Я понимаю, что должны быть охотники-профессионалы, чтобы отстреливать больную дичь. Будь это хоть чревато какой-нибудь опасностью, как в те времена, когда человек выходил на зверя с копьем. Но нынче, когда любой толстопузый может из надёжного укрытия прикончить бедного зверя... Охота и конские бега суть последние остатки умершего феодального мира».

- Непостижимым образом в Вас сочетаются стремление к сохранению червяков и букашек и страсть к безжалостному уничтожению миллионов людей, не только врагов - «неарийцев» (евреев и цыган), не только «низших рас» (славян), не только всех инакомыслящих – от коммунистов и социал-демократов до масонов, священников и адвентистов седьмого дня, но и соотечественников, - начал размышлять вслух Ницше.

- Голословное обвинение! - вспыхнул фюрер. - Гуманнее меня людей в природе не существует! «Я проехал в автомобиле два с половиной миллиона километров, ни разу не навредив ни одному единственному человеку! Мориса, моего водителя, я всегда заставлял ездить с умеренной скоростью, которая позволяет быстро остановить автомобиль в случае необходимости. Когда один из моих водителей наезжает на ребенка и при этом ссылается на то, что он давал сигнал, я говорю: «Да о чем вы говорите! Ребенок не думает, думать должны вы!» Я считаю недопустимым, когда автомобиль едет мимо стоящих на тротуаре людей прямо по лужам, так что брызги летят; особенно отвратительно, когда запачканными оказываются простые крестьяне в праздничной воскресной одежде!» И я рад, что мой друг и помощник Генрих разделяет мои гуманные взгляды!

- Вы Гиммлеру не особенно верьте! - влез в разговор Геринг. - Я на этого дохляка в пенсне целое досье собрал! Треть моих ребят из «Исследовательского центра», как я назвал свою техническую разведку, его телефон прослушивали. Он далеко не такой малахольный, каким пытается себя представить!

В начале 1919 года Гиммлер жил в Берлине с проституткой по имени Фрида Вагнер, которая была старше его на семь лет. Они снимали номер в подозрительном отельчике в бедняцком районе Моабит. 2 апреля 1919 года полицейский Франц Шторм сообщил, что соседи этой парочки жаловались на вечные скандалы. Гиммлер, писал в своем рапорте страж закона, живет на средства этой шлюхи, в чем и признался. Однако в начале 1920 года внезапно исчез – как раз тогда, когда Вагнер нашли мертвой. Полиция объявила розыск. Гиммлера обнаружили в Мюнхене и арестовали по подозрению в убийстве. 8 сентября его судили, однако из-за недостатка улик оправдали.

Затем он познакомился с изменником – капитаном Ремом, которого Вы, фюрер, приказали растрелять. Стал другом Хорста Весселя, сутенера и совершенно разложившегося субъекта, из которого Геббельс сделал национального героя.

Майн фюрер! Гиммлер – двоедушный человек, он стесняется порученного ему Вами дела. Среди тысяч его фотографий очень мало снимков на фоне созданных им и мною концлагерей. Не снимался он ни у рвов с трупами, ни у секретных зданий, где умерщвляли стариков и психически больных по программе «эвтаназии» - уничтожения «лишних ртов». А когда его в Белоруссии привезли посмотреть на расстрел – он едва в обморок не упал!

- Это так, Гиммлер?! - во внешне спокойном голосе Гитлера прорезалось горловое рычание волка, готового растерзать жертву. Генрих понял, что пришла пора спасать шкуру!

- Это все – клевета, основанная на неверном толковании нескольких действительно реальных фактов! Я на самом деле не люблю кровавых сцен, да и всем моим подчиненным они нервы портят – но именно поэтому я изобрел и усовершенствовал «индустрию массового обезлюживания» и методы «расовой селекции».

На первом этапе войны наши доблестные воины убивали гражданских и военнопленных недолюдей где попало и как попало: в населенных пунктах, на полянках в лесу, за околицами деревень, на краю рвов, вырытых самими же будущими жертвами. Мертвецы там лежали ярусами, слегка присыпанные землей. Одним словом, ликвидировали их «неорганизованно». Однако я скоро понял, что так не годится – и дал команду сконструировать «душегубку», автомобиль-фургон, герметически закрытый. В него запихивали по нескольку десятков мужчин, женщин, детей, стариков, запирали их и пускали выхлопные газы. В целях маскировки на машинах рисовали окошки и писали: «Хлеб», «Молоко». Тут, честно признаюсь, мы копировали советские энкавэдэшные фургоны, разъезжавшие по городам. Однако и немцы, и унтерменши мгновенно стали различать эти «автомобили смерти» и при их появлении разбегаться. Опять возникли проблемы для моих эсэсовцев.

Еще большие трудности появлялись при разгрузке фургонов – недолюди в «душегубках» умирали мучительной смертью, трупы были зачастую перепачканы экскрементами, кто-то еще жил, их надо было приканчивать выстрелами. Мои сотрудники в черных без пятнышка мундирах и в надраенных до блеска сапогах брезговали заниматься таким грязным делом. Следовало придумать какую-то молниеносную казнь и как-то поставить весь процесс на промышленную основу, ибо уничтожать я, по Вашему, майн фюрер, указанию, обязан был одновременнено сотни тысяч «врагов нации» и неарийцев. И «фабрики смерти» были созданы в Освенциме, Риге, Собиборе, Треблинке. Я перечислил только самые известные и «высокопроизводительные»!

По совету гениальных наших химиков был пущен в дело газ «Циклон Б», убивающий за несколько минут. Коробки с ним перевозились на машинах со знаком Красного Креста. Но необходимо было также сконструировать помещения, куда этот газ пускали. Первое время их маскировали под душевые, и раздетых унтерменшей заводили туда партиями. С увеличением заказов на «обезлюживание» маскировать уже было некогда. Жертв просто-напросто загоняли в огромные залы, бросали кристаллы «Циклона Б» на специальные решетки и смотрели в окошко – все ли убиты. Пришлось также создать специальное устройство, чтобы трупы - без участия эсэсовцев – попадали в крематорий (заходить в зал, где происходило «загазирование», было опасно). Наконец, пришлось сконструировать огромные печи – обычные не годились: они были рассчитаны на одного покойника, а не на сотни и тысячи, говоря «индустриальным» языком, печи с «высокой пропускной способностью». И такие изделия были изготовлены фирмой «Топф и сыновья». А Геринг клевещет, будто я стесняюсь своих грандиозных деяний на благо национал-социализма!

- Вам было поручено «решить вопрос» с 11 миллионами евреев, а Вы едва с шестью миллионами управились! - не уступал жирный Герман.

- Я просто не успел! Да как же можно меня – меня! - в нерадивости обвинять! А почему забыли о моей скромности и неприхотливости? Однажды меня пригласили в поезде пообедать в вагоне-ресторане. Я отказался, заявив, что «не настолько буржуазен, чтобы обедать в ресторанах; простому немцу достаточно бутербродов». А Вы, Геринг, сами чистоплюй и защищали евреев!