Ну и что! Имел право...
Имел бы, если бы ездил на свои деньги...
Частично и на свои, а не только на пенсию...
У тебя нет ничего своего, заработанного честно – все наворовано...
Правда твоя, бес. Но я же покаялся!
ЧАДО, ИСТИННОЕ РАСКАЯНИЕ НЕ В ТОМ, ЧТО ТЫ СТАВИЛ СВЕЧИ В ХРАМАХ, ИСПОВЕДЫВАЛСЯ ВЫСШИМ ИЕРАРХАМ РАЗНЫХ ЦЕРКВЕЙ И ПОЛУЧАЛ НЕЗАСЛУЖЕННЫЕ НАГРАДЫ ОТ ПАТРИАРХОВ...
Значит, грех на них?!
«... КАЖДЫЙ В ГРЕХЕ, СОВЕРШЕННОМ ВДВОЕМ, ОТВЕЧАЕТ САМ ЗА СЕБЯ», - раздался с небес незнакомый голос.
Кто это?
Редьярд Киплинг, великий английский писатель и поэт, - пояснил канцелярский крыс.
Бумагомарака – и в раю?! - безмерно удивилась душа.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, РЕДКИЙ СЛУЧАЙ. КИПЛИНГ ПРИ ЖИЗНИ, ЧУТЬ ЛИ НЕ ЕДИНСТВЕННЫЙ СРЕДИ ГЕНИАЛЬНЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ ИСКУССТВА, БЫЛ ПОЧТИ ПРАВЕДНИКОМ. НО ВЕРНЕМСЯ К ТЕБЕ. Я ПРИЗНАЛ БЫ ТВОЕ РАСКАЯНИЕ, ЕСЛИ БЫ ТЫ ВЕРНУЛ НАРОДУ ВСЕ НАВОРОВАННОЕ, ЗАСТАВИЛ БЫ ТО ЖЕ САМОЕ СДЕЛАТЬ ЧЛЕНОВ ТВОЕЙ СЕМЬИ, ОТКАЗАЛСЯ ОТ ПЕНСИИ, ОСТАТОК ЖИЗНИ ПОСВЯТИЛ БЫ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ ИЛИ УШЕЛ В МОНАСТЫРЬ. А ТЫ – ЖИРОВАЛ НА ВОРОВАННЫХ ДЕНЬГАХ И ПОЛУЧАЛ НЕЗАСЛУЖЕННЫЕ БЛАГА... ТЫ СЛИШКОМ БОГАТО И НЕПРАВЕДНО ЖИЛ НА ЗЕМЛЕ... РАЯ ТЫ НЕ ДОСТОИН, ДАЖЕ НА ДЕВЯТЬ СУТОК ТЕБЯ ТУДА ВПУСТИТЬ НЕЛЬЗЯ...
И что же со мной будет?
«СТУПАЙ, СТУПАЙ К ВЛАДЫКЕ ЗЛА, ТЫ МРАКУ ОБРЕЧЕН...» - Киплинг снова процитировал строчку из свой поэмы «Томлинсон».
Я не согласен с твоим приговором, святой апостол. Буду апеллировать к Христу, когда увижу Его.
ВЕРНО, ЧАДО! ТВОЕ НЕОСПОРИМОЕ ДОСТОИНСТВО В ТОМ, ЧТО ПРИ ЖИЗНИ ТЫ ПОЧТИ НИКОГДА НЕ ОТЧАИВАЛСЯ И НЕ СДАВАЛСЯ. И НЫНЕ ПРАВИЛЬНО РАССЧИТЫВАЕШЬ НА МИЛОСЕРДИЕ СПАСИТЕЛЯ. ОН ДОБРЕЕ МЕНЯ, ОН ДОБРЕЕ ВСЕХ... ОН МОЖЕТ ПРОСТИТЬ ДАЖЕ ТАКОГО ЗАКОРЕНЕЛОГО ГРЕШНИКА, КАК ТЫ...
Голос апостола исчез – а вместе с ним и исходившие от него, как лучи – от солнца, тепло, свет и надежда. Душа осталась в кромешной, хотя и прозрачной тьме наедине с нечистью...
Ладно, бесы, черт с вами, - обреченно произнес Борис Николаевич.
С нами, с нами, - согласились и канцелярский крыс, и конвойный. - И чего ты время тянул? В инферно, как в вашей советской коммунальной квартире, все про всех знают! Да мы про тебя ведаем больше, чем ты сам про себя! Порядок такой у нас! Ты в России бюрократию расплодил? А Сатана чем хуже? Так что ложь мы сразу распознаем.
По каким признакам? - залюбопытствовал экс-гарант, похолодев при мысли, что было бы, если бы так происходило на земле во время его жизни.
«Ложь всегда извивается, как змея, которая никогда не бывает прямой, ползет ли она или лежит в покое; лишь когда она мертва, она пряма и непритворна». Здесь ложь, как и творцы, ее мертвы...
Это кто сказал?
Основатель протестантства Мартин Лютер, - заулыбался Оливера.
Чего ж он здесь, а не наверху?
Еретичков жег не хуже католиков, призывал князей к уничтожению мятежников во время Крестьянской войны в Германии... Но давай к твоим грехам вернемся... Зачем ты врал – и в своих мемуарах, и здесь, пред апостолом Петром?
«Когда вы читаете биографию, помните, что правда никогда не годится для опубликования». Почему же президент России должен стать исключением? Для сведения мистера Ельцина: я – Бернард Шоу, английский драматург.
Итак, краткое напутствие новичку, - Оливера встал и вытянулся во фрунт. - До твоего первичного суда, который произведет Пантократор на сороковой день, ты имеешь статус свежеупокоенного. После вынесения обвинительного приговора ты – адозаключенный, сокращенно адзек. Есть еще мигранты, но это – особая статья нашего Адского Уложения о Наказаниях. Находиться будешь в зоне по своему выбору. Спросишь: почему такой либерализм? Ответ примитивный, будто мозги «нового русского»: каждый свое место в аду уготавливает сам для себя своими поступками и помыслами. Мучается он не физически (тела-то нет!), а духовно: переживает самые худшие моменты своего земного существования, которым обязан сам себе, своим близким или своим лидерам, чью волю он согласился выполнять. Забвение здесь невозможно: все свои горести и беды грешник переживает снова и снова столь же сильно и остро, как в первый раз. Осознание того, что кара заслуженная, усиливает страдания.
Сейчас тебе выделят гида на остаток дней, он проведет тебя по зонам. Из всех имеющихся проводников сопровождать тебя согласилась лишь одна, на мой взгляд, шизанутая душа. Ницше, забирай подопечного, и проваливайте ко всем святым из Адской Канцелярии! В Небесную Канцелярию! Шутка, ха-ха!
Зал с канцелярскими крысами пропал так же быстро, как последний рубль из кармана алкоголика в винном магазине. В темном пекельном пламени экс-гарант разглядел своего нового спутника: душу человека лет пятидесяти с печатью явного безумия на очень умном лице. Высокий лоб и пышные кустистые усы делали его похожим на Максима Горького.
- Здравствуйте! Позвольте представиться: Фридрих Ницше. Гений. Философ. У меня «...самый независимый ум во всей Европе, и я единственный немецкий писатель...» А самое главное, «я – первый имморалист».
- Это который первый придумал голышом по улицам бегать? - блеснул эрудицией ЕБН.
Пришелец скривил призрачные губы:
- Как говорили в России полвека назад, не шейте мне аморалку! В общественных местах обнажаются, а потом смываются от полиции стрикеры. Аморалисты – те, кто своим поведением нарушают правила морали, а имморалисты их не признают вообще из принципа.
Ельцин окончательно запутался (ну, не рубил он в тонких материях, - только в грубых), о чем не преминул сообщить собеседнику. Оказалось, что Ницше лишь дай повод чего-нибудь объяснить. Как выяснилось, обиходный разговор он вел весьма кратко и толково, но стоило ему заговорить о себе или своем творчестве, как философ переходил на высокий штиль и понять его зачастую было невозможно.
- «В сущности в моем слове имморалист заключаются два отрицания. Я отрицаю, во-первых, тип человека, который до сих пор считался самым высоким, добрым, доброжелательным, благодетельным; я отрицаю, во-вторых, тот род морали, который, как мораль, достиг значения и господства, - мораль декаданса, говоря конкретнее, христианскую мораль. Можно на второе отрицание смотреть как на более решительное отрицание, ибо слишком высокая оценка добра и доброжелательства в общем есть для меня уже следствие декаданса, симптом слабости, несовместимый с восходящей и утверждающей жизнью».
- Ничего не понял!
- Попробую еще раз.
- Только о себе говорить надо, а не о своем... этом... маразме... то есть морализме.
- Я и мое творчество неразделимы!
- Как что?
- Как бы выразиться попроще и поточнее, чтоб даже русский экс-президент понял... Как вода и этиловый спирт в водке! Дошло?
- Вроде да... - промямлил озадаченный Борис Николаевич.
- Тогда начинаем приобщаться к великому – ко мне и моим творениям.
- Крутого из себя строит, а похож... на порядочного политика: многие вроде о нем слышали, но вот никто его не встречал, и в чем его достоинства – неизвестно, - начал размышлять вслух экс-президент.
- Порядочный политик – это оксиморон...
- Да что ж все сыпятся афоризмы непонятные, какие-то загогулины словесные! Будто в западных песнях – звучат красиво, а как переведут на русский – сплошная галиматья!
- Не удивительно, что Вас «затрудняет форма афоризмов: затруднение в том, что к форме этой относятся слишком легко. Афоризм, правильно отчеканенный и отлитый, требует не простого прочтения, а «расшифровки». Здесь именно должно начинаться истолкование, для которого требуется особое искусство». Специально для Вас объясняю: оксиморон – соединение противоположностей, логически исключающих друг друга: порядочный политик, честный чиновник, непродажный милиционер и тому подобные российские абстракции. И все же – ближе к моему телу... теперь уже душе. «В предвидении, что не далек тот день, когда я должен буду подвергнуть человечество испытанию более тяжкому, чем все те, каким оно когда-либо подвергалось, я считаю необходимым сказать, кто я. Знать это, в сущности, не так трудно, ибо я не раз «свидетельствовал о себе». Но несоответствие между величием моей задачи и ничтожеством моих современников проявилось в том, что меня не слышали и даже не видели... При этих условиях возникает обязанность, против которой в сущности возмущается моя обычная сдержанность и еще больше гордость моих инстинктов, именно обязанность сказать: выслушайте меня, ибо я такой-то и такой-то. Прежде всего не смешивайте меня с другими!
