- Вы правы, герр Ницше. Однако что Вас возмущает? Разве именно так не должны себя вести сильные по отношению к слабым, белокурые бестии по отношению к недочеловекам?
- А я не возмущаюсь — просто констатирую факты...
- Прекрасно! Подвожу итог своему докладу — делаю окончательное заключение.
«Пропаганда сама по себе не обладает каким-то набором фундаментальных методов. Она имеет одно-единственное предназначение: завоевание масс. И всякий метод, не способствующий осуществлению данного предназначения, плох... Методы пропаганды приходят из повседневной политической борьбы».
Справедливости ради добавлю еще вот что. Ни гениальный фюрер, ни талантливый Геббельс, ни способные наши сотрудники не сумели бы создать в рейхе столь всеобъемлющую систему идеологического террора, какая там была создана. Мы не могли обойтись без десятков тысяч добровольных помощников. И что самое удивительное: эти наши доброхоты были чаще всего одеты в штатское, имели университетские дипломы и считали себя цветом нации.
Приспособив для своих целей за год-два большую часть этой интеллигенции («образованщины»), мы смогли перекроить психологию, мораль и человеческие качества 70-миллионного населения Германии!
- Аплодисменты, господа! - захлопал когтистыми лапами Дьявол. - И поблагодарим товарищей нацистов за науку. «Достанкинцы» дружно (впрочем, беззвучно) зааплодировали. - А теперь предоставим слово товарищам коммунистам!
В студии появился Молотов:
- Товарищи Ленин и Сталин заняты организацией вселенской революции, поэтому прислали меня. В принципе, Гитлер и Геббельс описали многие методы пропаганды, украденные у нас. Хочу, правда, подчеркнуть существенное отличие: мы, в отличие от фашистов, пришли к власти насильственным, а не демократическим путем, драться с конкурирующими партиями в рамках предвыборной борьбы нам не требовалось. Зато, наоборот, нам пришлось вести агитацию и пропаганду в условиях подполья. Так что толком и не знаю, чего уж вам рассказать...
Естественно, Ницше не выдержал:
- Давно хотел спросить, как «Правду» организовали?
- «Это долгий рассказ, - заулыбался Молотов. - … Был такой рабочий Полетаев, депутат Государственной думы, большевик, из питерских. Ему было поручено организовать «Правду», организовать группу, которая занялась созданием всего аппарата «Правды». Это дело Ленина».
- Троцкий возмущался, что вы у него украли название газеты.
- Было дело. «Письмо писал, что украли. Он издавал за границей «Правду» и сказал, что большевики у него украли название, - дескать, так как моя «Правда» популярная среди рабочих газетка, так вот, большевики украли у меня название и теперь хотят вроде как вывеской моей прикрыться... В 1910 году в Вене он выпускал.
Когда мы «Правду» выпустили, через полгода она получила большую популярность, первая ежедневная большевистская открытая газета. До этого была еженедельная «Звезда», но так как мы знали, что ее быстро закроют, то про запас писали губернатору прошение о разрешении на издание «Луча», скажем, или «Света», чтоб можно было газету другую открыть. Потом догадались — это наше изобретение, вместо того чтобы новое название брать, когда «Правду» закрыли, стали писать «Пролетарская правда», потом «Рабочая правда»...
«Рабочая правда» закрыта — выходила газета «За правду». Варьировали. Деньги были нужны. У Ленина, конечно, были связи большие...»
- А кто редактировал?
- «Редактор у нас всегда был подставной фигурой. В запасе было несколько таких людей. Одного посадят — другого назначим. Другого посадят — третьего назначили. Уже приготовлены. Разрешение подписывают на выпуск газеты...» Реально, конечно, выпуском руководили несколько наиболее видных членов ЦК во главе с Лениным.
«Нас старались упорно завалить, арестовать тех людей, которые работали в газете. Саботаж организовать. И «Правде» приходилось иметь редактора формального — его брали обычно из рабочих, сочувствующих, но не являющихся коммунистами, потому что когда применялась та или иная репрессия против «Правды» за текущие дела, за ту или иную статью или лозунг, революционный, немножко завуалированный, то, конечно, у «Правды» появлялись трудности. Я вот был членом редакции «Правды» и секретарем газеты, и мне приходилось находить тех рабочих, которые были готовы кое-чем пожертвовать из своих удобств, но поддержать существование газеты. Очень часто царская администрация накладывала на нас 500 рублей штрафу или три месяца отсидки. Мы держали таких редакторов, которые соглашались на три месяца отсидки, чтобы нам ничего не платить государству. Денег не было. Конечно, «Правда» не могла бы выжить, если бы она выплачивала все штрафы. Накажут — у начальства царского успокоение маленькое, что они нас наказали, а «Правда» продолжает жить дальше. Только меняли названия.
Как формировалась редакция? Конечно, это дело длительное, и постоянно этим занимались. Формировалась в обычном партийном порядке. Брали в редакцию простого рабочего, который соглашался в случае необходимости вместо уплаты штрафа отсидеть своей натурой... Настоящие редакторы не могли поставить дело под удар, не могли в тюрьму садиться...».
В мое время в России таких энтузиастов не находилось, вспомнил Ельцин.
- Вы рассказываете о дореволюционном периоде, а как обстояло дело после Октябрьского переворота?
- Тут мы начали действовать примерно так же, как позднее Геббельс. Помню, «... в ночь на 25-е, что ли, мне было поручено арестовать редакцию и захватить «Крестьянскую газету» эсеровскую... Я взял группу красногвардейцев и явился в редакцию: «Вы закрыты!» - «Ну, мы так и знали! От вас разве можно ждать чего-нибудь другого, хорошего?» - «Закрывайтесь, нечего вам тут делать!»
Вышибли редактора и его сотрудников, опечатали помещение. Это, значит, в ночь на 25 октября.
Через день-два является из Святейшего Синода сторож, говорит: «С кем можно поговорить?» А дежурили разные члены комитета. Кто уходил спать, кто в командировку послан, его заменяли. Этот сторож говорит: «У нас в Святейшем Синоде собирается стачечный комитет». Верней, он не сказал «стачечный комитет», а «какие-то подозрительные люди собираются и что-то там все время организуют, действуют».
Мне тогда поручили отряд красноармейцев довольно порядочный, человек двадцать — тридцать. Не помню сколько, но не меньше двадцати».
- На машине были?
- «Ну, еще бы, захватили власть, и машины у нас не было? Поехали туда. За большим, буквой П, столом сидят эти заговорщики, «Стачечный комитет саботажников» - представители министерств, человек сорок — пятьдесят.
«Руки вверх! - как полагается. - Обыскать!»
Обыскали и забрали всех. Оказалось — меньшевики и эсеры.
«Мы будем жаловаться в Петроградский Совет!»
«Хорошо», - я взял двух крикунов с собой в Петроградский Совет. Там же был и Военно-революционный комитет... Дальнейшей их судьбы не знаю, моя задача была — забрать их...»
- Замечательно! - восхитился фюрер. - Надо было только сразу расстрелять их!
- В тот момент было нельзя, - отозвался, не показываясь, Сталин. - Я отправил их на станцию Могилевскую позже, в конце 30-х...
- Своеобразные и весьма схожие были в Германии и СССР методы пропаганды, - подытожил Ницше. - Ну, а после 17-го года что большевики предпринимали в этой сфере?
- Тут надо Лаврентия спросить, я ушел на хозяйственную работу, главным пропагандистом стал Берия...
- Так это Вы, герр комиссар государственной безопасности, придумали кампанию по возвеличиванию господина Джугашвили?
- Если честно, сам Коба захотел стать вторым Лениным. Все окружение, включая тех, кого позже пустили в расход, идею поддержали. Кто первый озвучил идею? Каганович. Еще в 1929 году он объявил генсека Вождем, и с его легкой руки по стране потекла патока славословия. В общем хоре недоставало лишь голоса Закавказья, где заслуженные партийцы с удивлением и опаской взирали на выскочку, ставшего Белым царем. Вот тут уже пригодился я, вошел в оркестр — и вскоре заиграл первую скрипку. Ох и трудно было из говна конфетку сделать — я имею в виду не тебя, конечно, батоно, - на всякий случай оговорился Лаврентий, - а тот исходный материал, который приходилось перерабатывать.