- Но я продолжал свои разоблачения! «Ничего другого не ждем от власти, боящейся света гласности, трусливой и антидемократической, попирающей элементарные гражданские права... посылающей карательные экспедиции к крестьянам». Вот как я тогда писал!
«Новая жизнь» была закрыта Зиновьевым. Ленину пришлось посоветовать мне, «отцу пролетарской литературы», отбыть из первого пролетарского государства. В 1922 году я покинул Родину под предлогом лечения...
- А чего ж вернулся? - не выдержал Ельцин.
- Да вот, товарищ Сталин обратно заманил обещаниями денег, власти и свободы творчества...
- Обманул?
- Не совсем. Деньги и власть дал, свободу – нет...
- Да, из тех писателей, кто остались после революции в России, все продались большевикам, - изобразил вздох Ницше.
- Не все! - раздался возмущенный голос. - Я, Николай Гумилев, был расстрелян в 1921 году.
- В чем была Ваша вина? - заинтересоваля Фридрих.
За поэта ответил Сталин:
- Не донес органам Советской власти, что ему предлагали вступить в заговорщическую офицерскую организацию, от чего он категорически отказался... Предрассудки дворянской офицерской чести, как он заявил, не позволили ему пойти «с доносом». Еще один «невольник чести»! Брал бы пример со своих коллег-инженеров человеческих душ!
- С моих бесов, что ли? - встрепенулся Дьявол.
- Да нет, с советских литераторов! Таких, как драматург Трепов, скажем. В 1925 году появилась знаменитая его пьеса «Любовь Яровая». Муж и жена оказались по разные стороны баррикад. Яровую, пытавшуюся похитить в белогвардейском штабе секретные документы, схватили. Офицер Яровой все свел к ревности супруги, ищущей повсюду любовную переписку. Спас ее. Когда же в город пришли красные, Любовь выдала мужа, хотевшего скрыться в чужой одежде. Знаменателен финал. Глядя, как патруль красногвардейцев уводит супруга, героиня заявляет комиссару: «Я только с нынешнего дня верный товарищ».
- Верность ценой предательства близкого человека?! Совсем моя философия! - заявил Ницше.
- И моя! - кивнул Сталин.
- И моя! - крикнул Гитлер издалека.
- Как же Вы, господин Пешков, ухитрились воспитать таких, с позволения сказать, писателей? - опять было непонятно, выражает ли Ницше одобрение или совсем противоположное чувство.
- С помощью партии и органов ГПУ-НКВД нам удалось выработать «Заповеди советского литератора». Их вдвое меньше чем библейских. Называю их!
1.Не думай.
2.Думаешь – не говори.
3.Думаешь и говоришь – не пиши.
4.Думаешь, говоришь и пишешь – не подписывайся.
5.Думаешь, говоришь, пишешь и подписываешься – не удивляйся.
- Мда, хороши советские литераторы, - опять двусмысленно выразился автор «Заратустры».
- К сожалению, «других писателей у меня нет», - Сталин пожевал фантомную трубку, - приходится обходиться этими. А теперь давайте прогуляемся на строительство нашего великого Беломорско- Балтийского канала...
- Легендарной советской стройки? - вспомнил Ельцин. - Я бы не назвал ее образцовой. Читал я о том, как на бетонных работах вместо арматуры порой укладывали хворост и на шлюзы вешали деревянные ворота, как перенесли в сторону участок Мурманской железной дороги, когда выяснилось, что она «мешает» трассе канала... О злоупотреблениях... О гибели трехсот тысяч зеков, ее возводивших...
- Это все – мелочи! - перебил его «отец народов. - Зато ББК проложили всего за 20 месяцев: из отпущенных на строительство 400 миллионов рублей «каналоармейцы» истратили на все про все – в том числе и на собственные нужды – лишь 95 миллионов 300 тысяч рублей! При тебе на любой стройке воровали больше половины выделенных средств!
- Темпы строительства, отчетные показатели и величины сэкономленных сумм впечатляют – но только тех, кто не знает, не хочет знать правду о том, как строили канал! - возразил экс-президент России. - Его прокладывали подконвойные российские скептики, позволившие себе усомниться в твоей гениальности, Сталин. Самая дешевая в мире рабочая сила!
- Клевещешь ты на нашу социалистическую действительность, ренегат и германский шпион, обладатель Железного креста от фюрера Ельцин! Слушай, как было на самом деле!
5 августа 1933 года постановлением СНК Беломорско-Балтийский канал, нареченный, естественно, моим именем, был объявлен открытым. Первым (в сопровождении Ворошилова, Кирова, партийного куратора стройки, и высоких чинов ОГПУ) инспекционную поездку по каналу совершил я. Мои отзывы об увиденном стали, как водится, руководством к действию для средств массовой информации и всех прочих органов партпропаганды. Строительство канала было приказано считать еще одной практической победой на начертанном мною пути ко всеобщему счастью. К тому факту, что его копали заключенные, предлагалось относиться как к частности: есть враги – значит есть необходимость их идеологической перековки путем привлечения к общественно-полезному труду; выбор средств продиктован объективными реальностями жизни.
В СССР тему преимуществ моей модели социализма, можно сказать, закрыли. Оставалось убедить скептический капиталистический мир, на который мы всегда глядели свысока, но сотрудничества с которым – тоже всегда – искали. Запад в лице своей передовой гнилой интеллигенции продолжал упорствовать: какой же социализм строится руками подневольных? О каком полнокровном сотрудничестве с моим режимом можно говорить, когда Россия, будто язвами, испещрена густой, все прирастающей россыпью концлагерей?
И на этом участке работы по неустанному утверждению единственно верных (моих!) идей и через них – режима личной власти (моей!), я все продумал на много ходов вперед.
Несколькими годами позже я организовал «агитпоездки» товарищей Лиона Фейхтвангера и Андре Жида, ведущих зарубежных литераторов. Им показали, «что положено», и дали поговорить с предварительно отобранными и проинструктированными людьми. А пока я принял решение: западную элиту должна «распропагандировать» элита отечественная, в первую очередь – советские писатели, особо опекаемые мною «инженеры человеческих душ».
Сделать это следовало не мешкая: скоро должен был открыться XVII партсъезд - «съезд победителей». К этому форуму нужно уже иметь в багаже признание Западом происходящих в СССР перемен – после чего критиканов, если таковые еще останутся, можно будет изымать из обращения со всей решительностью и без оглядок.
Как раз в это время в Москве работал оргкомитет по подготовке I съезда советских писателей – полным ходом шло формирование придуманного мною «министерства литературы», подконтрольного и послушного мне как всякая другая государственная структура.
Не без моей подсказки Ягода организовал для членов оргкомитета ознакомительную поездку по ББК. Затем я подкинул им идею увековечить эту очередную строку моего великого плана монографией, поручив ее создание лучшим мастерам слова и поставив во главе редакторского коллектива товарища Горького.
Книга «Беломорско-Балтийский канал им. Сталина. История строительства», как и канал, была сооружена в кратчайшие сроки, выйдя в свет в январе 1934 года – через пять месяцев после того, как была задумана. Писаки вполне оправдали мои ожидания и те огромные затраты, которые обеспечили им роскошное времяпровождение в ходе той поездки: коньяки, водки и дорогие вина лились рекой, икра и копчености не исчезали со столов... Напомню, страна в те годы голодала...
Правда, эффект этого мероприятия оказался недолгим: вскоре не оправдавший доверие партии Ягода, а с ним и «герои» строительства ББК, высшие чины ОГПУ, оказались «врагами народа», разделив участь тех, кого сами «стирали в лагерную пыль». Монография о ББК на долгие годы легла на полки спецхрана.
А потом наступили горбачевская и твоя эпоха, Ельцин - «время перемен», популистской переоценки ценностей, безоглядного низвержения вчерашних кумиров. И Горький из «знамени советской литературы» превратился в «холуя тоталитарного режима». И авторов книги принялись скоренько распределять по группам и группочкам, неустанно наклеивая и переклеивая конъюнктурные ярлыки; доопределялись до того, что одни и те же писатели оказались одновременно и «левыми», и «правыми», и «певцами режима», и его обличителями.
