- «У нас есть названия более еще странные».
- «Какие же?»
- «А императорское человеколюбивое общество!»
- Болтай, Пушкин, болтай, я не гневаюсь! - проявил терпимость появившийся царь Николай Первый. - Знаешь, «мне бы хотелось, чтобы король нидерландский отдал мне домик Петра Великого в Саардаме».
- «В таком случае, - подхватил поэт, - попрошусь у Вашего Величества туда в дворники».
- А что за шутку ты выдал в доме графа С.?
... Однажды Пушкин сидел в кабинете этого аристократа и читал какую-то книгу. Хозяин лежал на диване. На полу, около письменного стола, играли его двое детишек.
- «Саша, скажи что-нибуль экспромтом... - попросил вельможа. Тот мигом, ничуть не задумываясь, скороговоркой ответил:
- «Детина полоумный лежит на диване».
Граф обиделся не на шутку:
- «Вы слишком забываетесь, Александр Сергеевич»!
- «Ничуть... Но Вы, кажется, не поняли меня... Я сказал: «Дети на полу, умный лежит на диване».
Николай Первый, неподдельный ценитель юмора (недаром он благоволил и к самому поэту, и к Крылову, и к Гоголю), изволил посмеяться:
- Изрядно! А расскажи-ка курьез с казанской «музой»!
Казанская поэтесса, девица А.А. Наумова, перешедшая уже в то время далеко за пределы подростков, сентиментальная и мечтательная, баловалась писанием стихов, которые она к приезду Пушкина занесла в довольно объемистую тетрадь, озаглавленную «Уединенная муза закамских берегов», и поднесла ему для прочтения, прося его вписать что-нибудь.
Поэт бегло посмотрел рукопись и под заглавными словами Наумовой: «Уединенная муза
Закамских берегов»
быстро дописал:
«Ищи с умом союза,
Но не пиши стихов».
- А не слишком ли вам всем хорошо?! - к честной компании присоединился раздосадованный Дьявол, который и в этот день отдыха стремился всячески портить настроение своим подданным. Все, кроме Пушкина, Ельцина и Ницше, исчезли. - Ну-ка, Сергеич, ответь быстро: какое сходство между мной и солнцем?
Поэт удовлетворил его желание:
- «Ни на тебя, ни на солнце нельзя взглянуть не поморщившись».
Сатана обиделся:
- Для такого закоренелого грешника ты очень высокомерен и нагл! «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» - процитировал Сатана гениального поэта, мастерски изобразив его голос и манеру речи.
- «Толпа в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могучего: «он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он мал и мерзок – не так, как вы – иначе!»
- Чем это ты «иначе грешен», чем другие?! Набор слабостей и пороков у тебя тот же, что и у всех почти гениев литературы. Среди вас девять из десяти - словно малые дети перед карточным или рулеточным столом!
... Страсть к игре у Пушкина превосходила даже его страсть к женщинам. Просаживая огромные суммы в карты, он порой ставил на кон все, что было под рукой, включая собственные стихи. Однажды таким образом Александр Сергеевич проиграл только что написанную пятую главу «Евгения Онегина». Правда, на следующей ставке – дуэльных пистолетах – фортуна ему улыбнулась, и Пушкин отыграл и «Онегина», и еще полторы тысячи рублей, большие по тем временам деньги.
Друг поэта П.В. Анненков:
- «Юный Гоголь, трепетавший перед гением Пушкина, был потрясен, узнав о пороках своего кумира. Впервые попав в Петербург, начинающий литератор отправился прямо к нему. Позвонил в дверь и на вопрос: «Дома ли хозяин?» - услыхал ответ слуги: «Почивают!» Было уже поздно на дворе. Гоголь с великим участием спросил: «Верно, всю ночь работал?» «Как же, работал, - отвечал слуга. - В картишки играл».
- «Это был первый удар, нанесенный школьной идеализации его», - признался Николай Васильевич.
- Неужели «отец российской литературы» сидит в пекле за банальную игроманию?! - поразился Ельцин.
- Не только и не столько. Еще и за «Гаврилиаду», и за цинизм, и за двуличие, - ответил Дьявол. - Он объявил гений и злодейство несовместимыми, а сам ухитрился совместить гений и аморализм. А пусть его дружки расскажут о его похождениях!
М.А. Корф:
- «Начав еще в лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вакханалий и оргий, с первыми и самыми отъявленными повесами. Должно удивляться, как здоровье и самый талант его выдерживали такой образ жизни, с которыми естественно сопрягались частые любовные болезни, низводившие его не раз на край могилы...»
А.И. Тургенев:
- «... Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал; целый день делает визиты бл...дям, мне и кн. Голицыной, с ввечеру иногда играет в банк...» В лицее мы его прозвали Сверчок. «Сверчок прыгает по бульвару и по бл...дям. Но при всем беспутном образе жизни он кончает четвертую часть поэмы «Руслан и Людмила». Если еще два или три х...я, так и дело в щляпе. Первая х...ева болезнь была и первою кормилицей его поэмы».
Удивляюсь, как он не боится недугов Венеры?! Сам же остерегал:
«И то-то, братец, будешь с носом,
Когда без носа будешь ты».
Правда, эти болезни помогали ему остаться поэтом. «Венера пригвоздила Пушкина к постели и к поэме».
- Подумаешь, беда какая – баб любил! - пробурчал Александр Сергеевич.
- Прелюбодеяние – смертный грех. А у тебя еще и массовый: почти полторы сотни женщин, большинсто - замужних - совратил. Скольких мужей рогами наделил, а когда самого рогоносцем назвали, бросил вызов Дантесу... Кстати, я вот – рогоносец! И горжусь этим!
- Аморализм — понятно, - встрял Ницше. - Признаю господина Пушкина в некотором роде предшественником меня, «первого имморалиста». Но в чем проявлялись его цинизм и двуличие?
В. Вересаев ответил вместо Сатаны:
- «... Для мужчины дело элементарной порядочности, если он вступил в тайную связь с женщиной, - молчать об этом, не разглашать тайны. Пушкин же, после долгих домагательств добившись, наконец, благосклонности Анны Керы, спешит в циничной форме похвалиться победой перед своим другом Соболевским».
Великий польский поэт Адам Мицкевич добавил:
- «Однажды весною 1829 года за завтраком у издателя Погодина Пушкин держался так, что я дважды вынужден был съязвить: «Господа! Порядочные люди и наедине, и сами с собою не говорят о таких вещах!»
- «Много было сального, которое не нравилось», - подтвердил Погодин.
- «Пушкин держал себя ужасно, гадко, отвратительно», - вспомнил и Е.Т. Аксаков.
Будучи гениальным поэтом, он был еще и великим бабником. С 14 лет начал посещать публичные дома и оставался их постоянным завсегдатаем до конца жизни. Даже женившись, он одновременно имел связь с двумя-тремя замужними любовницами (а также с сестрой жены, жившей в их доме), и при этом регулярно наведывался к «веселым девкам». Вернувшись домой под самое утро, любил рассказывать «женке», как и кого он там пользовал... Живя в деревне, не пропускал мимо ни одной хорошенькой крестьянки. Одна из его деревенских наложниц родила ему сына: барич прогнал молодую мамашу к ее батюшке и намекнул в письме к нему, чтобы тот не поднимал шума, так как в будущем отец ребенка (т.е. сам Пушкин, сын хозяина усадьбы) станет его барином...
В жизни Александр Сергеевич считал своим первым долгом соблазнить жену врага. Это доставляло ему настоящее удовольствие. Впрочем, он и друзьям с одинаковой легкостью ставил рога. Победив очередную жертву, на следующий же день великий литератор докладывал всем подряд о своем триумфе, делясь пикантными подробностями любовного свидания, публично описывая все физические недостатки своей очередной жертвы обольщения.
Парадокс: непревзойденный автор удивительно нежных и проникновенных строк, посвященных любви, в реальной жизни обращался с предметами своей страсти (которые, кстати, и вызывали к жизни его поэтические шедевры) как законченный циник и эгоист. С женщинами, которые влюблялись в него, он не церемонился. Так, например, одной не блещущей умом, но отчаянно влюбленной в него поклоннице Александр Сергеевич записал в альбом: