На первой заставе постовой спросил у Пушкина фамилию. «Александр Однако!» - ответил тот. Постовой записал фамилию и поднял шлагбаум. Через десять минут к заставе подкатил Кюхельбекер. «Как фамилия?» - «Григорий Двако!» постовой записал, с сомнением качая головой. Вскоре появился и гувернер. «Фамилия?» - «Трико» - «Э-э, нет, брат, врешь! - теряет терпение страж порядка. - Сначала Однако, потом Двако, а теперь и Трико! Шалишь, брат! Ступай-ка в караулку!..» В итоге бедняга Трико просидел целые сутки под арестом при заставе, а Пушкин с приятелем от души погуляли в столице.

Розыгрышами и забавами он развлекался на протяжении всей жизни. В Михайловском устраивал представление водяного: забирался незаметно в колодец и пугал оттуда «страшным» голосом проходящих мимо девушек. В Кишиневе по утрам, лежа в постели, стрелял в потолок... хлебным мякишем, рисуя им восточные узоры. Играя с детьми в прятки, залезал под диван и там застревал, да так, что вытаскивать его сбегались все слуги. Или устраивал дома игру «сумасшедшего» - все дети вместе с ним изображали помешанных, пускали слюни и валились со стульев на пол, изображая эпилептические судороги... «Хоть святых выноси!» - огорчались гости.

Проказы и остроумие снискали ему множество друзей, но еще больше — врагов. Однажды в Екатеринославе поэта пригласили на бал. В тот вечер он был в особенном ударе. Молнии острот слетали с его уст. Представительницы прекрасного пола наперебой старались завладеть его вниманием. Два гвардейских офицера, недавние кумиры местных дам, не зная Пушкина и считая его каким-то провинциалом, решили во что бы то ни стало «переконфузить» его. Подходят они к Александру Сергеевичу и, расшаркавшись, задают вопрос:

- Миль пардон... Не имея чести Вас знать, но видя в Вас образованного человека,

позволяем себе обратиться к Вам за маленьким разъяснением. Не будете ли Вы столь любезны сказать нам, как правильно выразиться: «Эй, человек, подай стакан воды!» или «Эй, человек, принеси стакан воды!»?

Пушкин понял издевку и, ничуть не смутившись, ответил:

- «Мне кажется, вы можете выразиться прямо: «Эй, человек, гони нас на водопой!»

В одном литературном кружке, где собиралось больше врагов, чем друзей Пушкина, и куда он сам иногда заглядывал, один из завсегдатаев сочинил пасквиль на Александра Сергеевича — стихотворение под заглавием «Обращение к поэту». Пушкин приехал. Литературная беседа началась чтением «Обращения». Автор, став посередине комнаты, громко провозгласил:

- «Обращение к поэту», - и обернувшись в сторону, где сидел гость, начал: - «Дарю поэта я ослиной головою...»

Пушкин, повернувшись в сторону зрителей, быстро перебил:

- «А сам останется с какою?»

Автор, смешавшись:

- «А я... А я останусь со своею»

Пушкин (лично к автору):

- «Да вы сейчас дарили ею!»

К сожалению, молнии его остроумия постоянно били и по близким ему людям. Александр Сергеевич очень любил своего лицейского товарища Кюхельбекера, но часто устраивал ему розыгрыши. Кюхельбекер часто навещал поэта Жуковского, донимая его своими стихами. Однажды Жуковский был зван на какой-то товарищеский ужин и не пришел. Потом его спросили, почему он не был, поэт ответил: «Я еще накануне расстроил себе желудок, к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома...»

Александр Сергеевич тут же выдал эпиграмму:

«За ужином объелся я,

Да Яков запер дверь оплошно -

Так было мне, мои друзья,

И кюхельбекерно, и тошно...»

Кюхельбекер был взбешен и потребовал дуэли! Оба, правда, выстрелили в воздух...

Впрочем, врагов он разил чаще.

... Пушкин, гуляя по Тверскому бульвару, повстречался со своим знакомым, с которым был в ссоре. Тот, будучи в подпитии и увидя недруга, идущего ему навстречу, громко крикнул:

- Прочь, шестерка! Туз идет!

- «Козырная шестерка и туза бьет» - преспокойно ответил находчивый гений и продолжал путь дальше.

Тут его одиночество решили скрасить приятели. Один из них – Дельвиг — предложил:

- «Пойдем к девкам!»

Рылеев отказался:

- «Я женат».

Дельвиг премного удивился:

- «Так что же, разве ты не можешь пообедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?»

- Остроумно замечено, но я тоже пас! – отказался и Пушкин.

- Раньше ты придерживался иного мнения!

- «Меня упрекают в изменчивости мнений. Может быть: ведь одни глупцы не переменяются».

- Ладно, позову Дениса Давыдова, он гусар, от похода — на войну ли, к дамам ли - никогда не отказывается. Кстати, Пушкин, как ты к нему относишься?

- «Военные уверены, что он отличный писатель, а писатели про него думают, что он отличный генерал».

Тут появился предмет их обсуждения и пожаловался:

- Моя работа о партизанской войне была отдана на цензурный просмотр – кому бы вы думали?! Михайловскому-Данилевскому!

Пушкин отреагировал немедленно:

- «Это все равно, как если бы князя Потемкина послали к евнухам учиться у них обхождению с женщинами».

- А может, Вы бы взяли на себя эту комиссию, Александр Сергеевич?

- Не обижайтесь, нет. Мне как-то предлагали написать критику исторического романа господина Булгарина. Я отказался, говоря: «Чтобы критиковать книгу, надобно ее прочесть, а я на свои силы не надеюсь».

И извините, мне надо прочесть письмо. Участвуя в одном журнале, я обратился письменно к издателю с просьбою выслать гонорар, следуемый мне за стихотворения. Вот пришел ответ. Каков нахал! Спрашивает меня: «Когда желаете получить деньги, в понедельник или во вторник, и все ли двести рублей вам прислать разом, или пока сто?»

Так, пишу: «Понедельник лучше вторника тем, что ближе, а двести рублей лучше ста тем, что больше».

К беседе подключился граф Завадовский:

- «Однако, Александр Сергеевич, видно туго набит у Вас бумажник!»

- «Да ведь я богаче Вас, Вам приходится иной раз проживаться и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный – с тридцати шести букв русской азбуки».

Какой-то юный литератор подошел к гению отечественной словесности. Тот, увидав на нем лицейский мундир, спросил:

- «Вы, верно, только что выпущены из Лицея?»

- «Только что выпущен с прикомандированием к гвардейскому полку, - ответил юноша. - А позвольте спросить Вас, где Вы теперь служите?»

- «Я числюсь по России»!

Один помещик пристал к Александру Сергеевичу, чтобы тот написал ему стихи в альбом. Поэт отказывался, так как с подобной просьбой его осаждали слишком многие. Помещик выдумал стратегему, чтобы выманить у него несколько строк. Он имел в своем доме хорошую баню и предложил ее к услугам дорогого гостя.

Пушкин, выходя из бани, в комнате для одеванья и отдыха нашел на столе альбом, перо и чернильницу. Улыбнувшись шутке хозяина, он написал: «Пушкин был у А-ва в бане».

... Сидит Пушкин у супруги обер-прокурора. Во все времена эта должность считалась доходною. Огромный кот лежал возле поэта на кушетке. Тот его гладил, котофей выражал удовольствие мурлыканьем, а хозяйка приставала с просьбою сказать экспромт. Александр Сергеевич уступил – и обратился к домашнему любимцу:

«Кот-Васька плут, Кот-Васька вор,

Ну, словно обер-прокурор».

- Ах, сейчас бы «Бенкендорфа» выпить! - повел плечами поэт.

- Пушкин, почему ты жженку называешь по имени начальника Третьего отделения?

- «Потому что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее все в порядок влияние на желудок».

- «Как ты здесь?» - спросил граф Орлов у Пушкина, встретясь с ним в Киеве.

- «Язык и до Киева доведет», - отвечал тот.

- «Берегись! Берегись, Пушкин, чтобы не услали тебя за Дунай!»

- «А может быть, и за Прут!»

- Ох, услышит тебя государь!

- А что государь Николай Павлович. «Хорош-хорош, а на 30 лет дураков наготовил».

Подошел Дмитриев:

- «А помнишь, Пушкин, наши посещения Аглицкого клуба на Тверской? Заметь: «Ничего не может быть страннее самого названия: Московский Английский клуб».