Да, пожалуй. Мне и самому тут обрыдло. Возьму последнее мини-интервью - и улетучиваемся. В прямом смысле слова, ха-ха! Герр Джугашвили, а Вы когда навсегда ушли от Бога в революцию?

Неожиданно для себя Коба разоткровенничался:

У меня выбор пути произошел в детстве. Постепенно, ступень за ступенью, шаг за шагом. Сначала я жалел Спасителя, но поведение апостолов меня раздражало. «Бабушка моего друга, когда я был в гостях у него, читала нам об аресте Христа в Гефсиманском саду. Я негодовал:

Но почему Иисус не вынул сабли?

Этого не надо было делать. Надо было, чтобы Он пожертвовал собой ради нашего спасения».

Я не понимал, зачем надо жертвовать собой, чтобы кого-то спасти? Драться надо! И я научился драться!

Моей любимой игрой был «криви», а по-русски драка «стенка на стенку». В Гори было две команды боксеров - те, кто жили в верхнем городе, и представители нижнего. Мы лупили друг друга беспощадно, и я, маленький и тщедушный, заслуженно считался одним из самых ловких драчунов. Я умел неожиданно оказаться сзади сильного противника. Но упитанные дети из нижнего города были крепче нас, вечно голодных, а потому тщедушных и слабых.

И тогда Михаил Церадзе, самый сильный боксер города, позднее мой однокурсник по духовному училищу и друг, предложил: «Переходи к нам, наша команда сильнее». Но я отказался - ведь в той команде я был первым, а здесь стал бы в лучшем случае вторым!

Церадзе: - «Сосо умел подчинять. Он организовал компанию из самых сильных мальчишек, назвал их - «Три мушкетера». Петя Капанадзе, я, Гриша Глурджидзе - имена мальчиков, безропотно выполнявших все приказания малорослого д'артаньяна» Иосифа Джугашвили.

В 1888 году, - продолжил Вождь, - я поступил в Горийское духовное училище. На 2-м этаже там имелась домовая церковь. У меня был прекрасный голос, и я там пел. На вечернем богослужении три мальчика в стихарях, в том числе я, пели молитву в неземном восторге.

Все четыре года там я - первый ученик. Нам не резрешалось выходить из дома по вечерам. Надзиратели, которых посылали проверять, всегда находили меня дома занятого уроками. Пока мать прибиралась в чужих домах, я прилежно учился. Мама была счастлива: сын будет священником!

Разные учителя преподавали в училище. Одного из них, Дмитрия Хахуташвили, я запомнил на всю жизнь. Он ввел на уроках палочную дисциплину. Мы должны были сидеть не шевелясь, положив руки на парту перед собой и глядя прямо в глаза учителю. Если кто-то отводил глаза - тотчас получал линейкой по пальцам. Он любил повторять: «Глаза бегают - значит, мерзость затеваешь». Эту мудрость, силу пристального взгляда и страх человека, не смеющего отвести глаза, я запомнил навсегда. И моей любимой фразой стала: «Глаза бегают - значит, на душе не чисто».

Сурово воспитывали в нашем училище. Но были исключения: Беляев, смотритель заведения, - добрый, мягкий. Но мы его не боялись и оттого не уважали. Я сделал соответствующие выводы...

Однажды Беляев повел нас в Пещерный город - загадочные пещеры в горах. По пути бежал мутный, широкий ручей. Я и другие мальчики перепрыгнули, а тучный Беляев не смог. Один из учеников вошел в воду и подставил учителю спину. И я ему прошептал: «Ишак ты, что ли? А я самому Господу спину не подставлю».

Согласно христианской теории, Вы с детства впали в самый тяжелый из смертных грехов гордыню, - с уверенностью врача сделал свой диагноз Ницше. - А ты что думаешь, Зигмунд? Небось, Эдипов комплекс приплетешь?

Фрейд применил свой психоанализ к Джугашвили:

Несомненно. Отца он ненавидел, желал защитить от него мать, которую и любил, и презирал одновременно. А еще важную роль сыграли и социальные условия, в которых он провел детство, и внешность, и увечье, которое он получил.

Он был болезненно горд - это практически всегда бывает с теми, кого много унижали. И вызывающе груб, как многие дети с физическими недостатками. Мало того, что он тщедушен и мал, с кривой рукой, так еще и его лицо покрыто оспинами - следами болезни, перенесенной в шестилетнем возрасте. Чопур, по-русски в переводе с грузинского. Рябой - такова будет его кличка в жандармских донесениях. Тот факт, что в детстве и отрочестве девочки избегали его, вызвал у него стремление доказать всем, и себе в первую очередь, что он может их завоевать. Отсюда его пристрастие к любовницам, по возрасту близким к нимфеткам. А весь этот опасный коктейль из негативных чувств и бунтарских стремлений, замешанный на бурной горской крови, сделал его врагом существующей власти всех уровней - от отца до царя, от директора семинарии до мирового капитализма.

Хоть ты, Фрейд, и мыслишь антинаучно, но на сей раз прав! - признался Коба. - В 1894 году я «по первому разряду» окончил духовное училище и поступил в первый класс Тифлисской духовной семинарии. Там у меня и произошел разрыв с православием. Помню мою реакцию на прочитанную книгу «Происхождение видов». Я всем одноклассникам шептал: «Знаешь, они обманывают нас! Бога нет... Все это доказано Дарвиным». И «в революционное движение я вступил в 15 лет», учась в семинарии. И потом всю жизнь придерживался принципа: «Даже Господу спину не подставлю».

Уже в юности вместо евангельских заповедей, вместо блаженства общения с Богом я вывел для себя свой собственный принцип: «... Высшее наслаждение в жизни - это зорко наметить врага, тщательно все подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать».

- И Вы счастливы этим?. Ваши товарищи по партии заменили Вам Бога, церковь, семью? - тихо спросил Ницше.

Мои так называемые «сподвижники»? «Все великие! Все гениальные! А чаю выпить не с кем».

Такие скучные, неинтересные?

Такие опасные! Отравят в мгновение ока!

...Вождь, которого окружение смертельно боялось, сам жил в постоянном страхе: боялся покушений. Зная это, следователи госбезопасности на всех процессах, даже над школьниками, включали в обвинительное заключение подготовку террористического акта против Генсека. Если можно было организовать убийство Троцкого, то почему кто-то не возьмется устроить ликвидацию Сталина? Поэтому в последние годы на ближней даче в Волынском он сменил всю охрану и прислугу, за исключением трех человек: хотел убрать людей, связанных с теми, кого он выгнал или репрессировал, ведь они могли затаить ненависть и отомстить.

Адмирал Иван Степанович Исаков:

«Однажды я удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле. Шли по коридорам, на каждом повороте охранник, деликатно отступающий в проем, как бы упуская из глаз проходящих, но на самом деле передающий их за поворотом глазам другого охранника, который стоит у другого поворота.

Не по себе мне стало, я возьми и брякни:

Скучно тут у вас...

Почему скучно?

Да вот - за каждым углом...

Это вам скучно, а мне не скучно: я иду и думаю, кто из них мне в затылок выстрелит...»

Хрущев:

«Однажды Сталин вышел из дома, без интереса посмотрел на поджидавших его гостей и вдруг сказал:

«Пропащий я человек. Никому не верю. Сам себе не верю».

«Великий человек отталкивается, оттесняется, мукой возносится в свое одиночество», - понимающе закивал головой Ницше. - Но для меня оно отнюдь не трагедия. «О ты, одиночество, отчизна моя, одиночество!»

А мне невмоготу, - признался Иосиф Виссарионович, на миг превратившись из негодяя планетарного масштаба в усталого старика.

В конце жизни Вождь по-прежнему придерживался раз и навсегда заведенного распорядка... С одной стороны, он очень заботился о своем долголетии. Он верил в миф о том, что кавказцы живут особенно долго благодаря горному климату, талой ледниковой воде и особенностям своей диеты, богатой мясом, молочными продуктами, овощами и фруктами, но бедной хлебными изделиями. «Живую» воду ледниковых ручьев регулярно привозили Хозяину на его дачу в столице. Он также считал, что испарения древесины улучшают качество воздуха. Поэтому все комнаты, где жил и работал Генсек, в Кремле и на дачах, были обшиты деревом и не покрывались краской. Во всех его местах отдыха имелись личные русские бани с парной и русские печи. Несмотря на центральное отопление, зимой часто разжигались камины. При появлении болей в суставах или в мышцах Коба прибегал к самолечению теплом, забираясь полежать на русской печи.