— Черт побери, вот уж что мне совершенно безразлично! Лишь бы от них избавиться. По мне ничего лучшего и не надо! Но предвижу, что королева будет недовольна. И потом, почему их отправят в Тулон, а не посадят на разные сроки в неаполитанские тюрьмы?
— Потому что кардинал вынужден был пойти на заключение с ними договора о капитуляции.
— Кардинал подписал договор о капитуляции после наших к нему писем? А на каких условиях?
— Государь, вот конверт, содержащий копию договора, по всей форме заверенную кардиналом.
— Передайте его сами королеве, капитан, я за такие дела не берусь. Проклятье! Не хотел бы я быть на месте того бедняги, который первым попадется ей на глаза после того, как она прочитает вашу депешу!
— Кардинал показал нам свои чрезвычайные полномочия главного наместника, и, увидев эти документы, мы тогда же подписали договор вместе с ним.
— Значит, вы его тоже подписали?
— Да, государь. Я от имени Великобритании, господин Белли от имени России и Ахмет-бей от имени Порты.
— И вы ни для кого не сделали исключения, когда обещали им не преследовать бунтовщиков?
— Нет.
— Ах, черт! Даже Караччоло не исключили? Даже Сан Феличе?
— Никого.
— Дорогой капитан, я велю заложить карету и уеду в Фикудзу, выпутывайтесь как знаете. Всеобщая амнистия после такого мятежа! Где это слыхано? Что скажут мои лаццарони, если не повесить им на забаву хотя бы дюжину республиканцев? Они решат, что я неблагодарный.
— А кто мешает их повесить? — послышался властный голос Каролины.
Узнав, что к королю только что прибыл какой-то английский офицер, привезший вести из Неаполя, она направилась в апартаменты мужа, незаметно вошла и услышала высказанное Фердинандом сожаление.
— Господа наши союзники, сударыня, которые подписали договор о мире с мятежниками и, по-видимому, гарантировали им жизнь.
— Кто посмел это сделать? — прошипела королева с такой яростью, что слышно было, как у нее скрипнули зубы.
— Кардинал, государыня, — спокойно и уверенно отвечал капитан Фут, — и мы вместе с ним.
— Кардинал! — королева искоса взглянула на мужа, как бы говоря: «Видите, что натворил ваш ставленник!»
— Его преосвященство, — продолжал капитан, — просит ваше величество ознакомиться с документом о капитуляции.
С этими словами он протянул королеве конверт.
— Хорошо, сударь, — сказала она. — Мы благодарим вас за труды.
И она повернулась к капитану спиной.
— Простите, государыня, — продолжал Фут все так же невозмутимо. — Я только наполовину исполнил свою миссию.
— Расправляйтесь же поскорее со второй половиной, сударь, вы понимаете, как мне не терпится прочитать эту любопытную бумагу.
— Я буду как нельзя более краток, государыня. Вблизи Липарских островов я встретил адмирала Нельсона. Я пересказал ему условия капитуляции. Он велел мне получить указания у вашего величества и немедленно доставить их ему.
С первых же слов королева обернулась к английскому капитану и стала жадно слушать.
— Вы встретили адмирала? — вскричала она. — Он ждет моих указаний? Ну, тогда еще не все потеряно. Пойдемте со мною, государь!
Но напрасно она искала глазами короля: тот исчез.
— Что ж, — пожала она плечами. — Чтобы сделать то, что мне только и остается, я не нуждаюсь ни в чьей помощи! — И, обращаясь к Футу, она прибавила: — Через час, капитан, вы получите наш ответ.
Королева вышла.
Спустя минуту в покоях дворца послышался ее яростный звонок.
На зов прибежала дежурная фрейлина, маркиза Сан Клементе.
— Объявляю вам добрую весть, дорогая маркиза: вашего друга Николино не повесят.
Впервые, говоря с маркизой, королева намекнула на любовь своей фрейлины.
Та не ожидала такого удара, и на миг у нее перехватило дыхание. Но она была не из тех, кто оставляет подобные замечания без ответа.
— Я прежде всего поздравляю с этим себя, — парировала маркиза, — а затем поздравляю и ваше величество. Убийство или повешение какого бы то ни было человека из рода Караччоло способно ужасающе запятнать любое царствование.
— Но не в том случае, когда он бьет по щекам королеву, ибо тогда он опускается до уровня крючника[170], и не тогда, когда он затевает козни против короля, ибо при этом он роняет себя до положения предателя.
— Я полагаю, ваше величество, что вы не для того оказали мне честь призвать меня к своей особе, чтобы завязать со мною дискуссию на историческую тему? — отвечала маркиза Сан Клементе.
— Нет, — промолвила королева. — Я велела вас позвать, чтобы известить, что, если вам угодно лично поздравить своего любовника, ничто вас здесь не удерживает…
Маркиза Сан Клементе поклонилась в знак согласия.
— … и еще для того, чтобы вы передали леди Гамильтон, что я жду ее к себе сию же минуту.
Маркиза вышла. Королева услышала, как она велела лакею позвать Эмму Лайонну.
Быстро подойдя к двери, Каролина гневным рывком распахнула ее.
— Почему вы перекладываете на другое лицо приказание, которое я дала вам, маркиза? — закричала она пронзительным голосом, означавшим, что ею овладел припадок гнева.
— Потому что, не состоя более на службе у вашего величества, я имею право не получать приказаний от кого-либо, даже от королевы.
И маркиза исчезла в глубине коридора.
— Наглая! — закричала Каролина. — О, если я не отомщу, то умру от ярости!
Вбежав в комнату, Эмма Лайонна увидела, что королева катается по дивану и яростно кусает подушки зубами.
— Ах, Боже мой!.. Что с вашим величеством? Что случилось?
Услышав ее голос, королева стремительно вскочила со своего ложа и, как пантера, бросилась на шею прекрасной англичанке.
— Что случилось, Эмма? Случилось то, что, если ты мне не поможешь, мое королевское достоинство будет навеки попрано и мне останется только вернуться в Вену и доживать свой век как рядовая австрийская эрцгерцогиня!
— Боже правый! А я-то прибежала к вашему величеству такая радостная! Мне сказали, что все кончено, Неаполь взят, и я уже собиралась написать в Лондон, чтобы нам прислали самые модные и нарядные бальные платья для празднеств по случаю вашего возвращения!
— Празднеств? Если бы их устроили по случаю нашего возвращения, их можно было бы назвать балами позора! Вот уж, поистине, праздник! Проклятый кардинал!
— Как, государыня! — воскликнула Эмма. — Значит, ваше величество так разгневались на кардинала?
— О, если бы ты знала, что наделал этот лжесвященник!
— Он не мог сделать ничего такого, что давало бы вам право самой губить вашу красоту. Что это за пятна на ваших прекрасных руках? Это следы ваших зубов, позвольте мне уничтожить их прикосновением моих губ. Что за слезы на ваших прекрасных глазах? Позвольте мне осушить их моим дыханием. Что за кровоточащие укусы на ваших устах? Дайте, я выпью эту кровь поцелуями. О, злая королева, милосердная ко всем, кроме самой себя!
И, говоря так, леди Гамильтон покрывала поцелуями руки Каролины, потом ее глаза, потом губы.
Королева бурно задышала, будто к ее гневу прибавилось другое чувство, столь же могучее, но более сладостное.
Она обвила руками шею Эммы и увлекла ее на канапе.
— О да, ты единственная, кто меня любит! — проговорила она, с каким-то неистовством возвращая Эмме ее ласки.
— И люблю вас за всех, — отвечала та, полузадушенная объятиями королевы, — верьте мне, моя августейшая подруга!
— Так вот, если ты меня вправду любишь, пришло время это доказать.
— Приказывайте, дорогая королева, я повинуюсь. Вот все, что я могу ответить.
— Ведь ты знаешь, что произошло, не правда ли?
— Я знаю, что явился какой-то английский офицер и от имени кардинала привез вам договор о капитуляции.
— Смотри! — сказала королева, указывая на измятые клочки бумаги, разбросанные по коврам. — Вот его капитуляция! Как, договариваться с этими негодяями! Гарантировать им жизнь! Дать им корабли для бегства в Тулон! Как будто ссылки достаточно, чтобы наказать за все их преступления! И сделать это, сделать это, — задыхаясь от бешенства, продолжала королева, — когда я письменно приказала никому не давать пощады!
