1918 Сонет Отточенный булат — луч рдяного заката! Твоя игрушка, Рок, — прозрачный серп луны! Но иногда в клинок — из серебра и злата Судьба вливает яд: пленительные сны! Чудесен женский взгляд — в час грез и аромата, Когда покой глубок. Чудесен сон весны! Но он порой жесток — и мы им пленены: За ним таится ад — навеки, без возврата. Прекрасен нежный зов — под ропот нежный струй, Есть в сочетаньи слов — как будто поцелуй, Залог предвечных числ — влечет творить поэта! Но и певучий стих — твой раб всегдашний, Страсть, Порой в словах своих — певец находит власть: Скрывает тайный смысл — в полустихах сонета. 1918
Октавы I Вот я опять поставлен на эстраде Как аппарат для выделки стихов. Как тяжкий груз, влачится в прошлом сзади Бессчетный ряд мной сочиненных строф. Что ж, как звено к звену, я в длинном ряде Прибавить строфы новые готов. А речь моя привычная лукаво Сама собой слагается октавой. II Но чуть стихи раздались в тишине, Я чувствую, в душе растет отвага. Ведь рифмы и слова подвластны мне, Как духи элементов — зову мага. В земле, в воде, в эфире и в огне Он заклинает их волшебной шпагой. Так, круг магический замкнув, и я Зову слова из бездн небытия. III Сюда, слова! Слетайтесь к кругу темы. Она, быть может, не совсем нова. Любовь не раз изображали все мы, Исчерпав все возможные слова. Но я люблю не — новые проблемы! Узор тем ярче, чем бледней канва. Благодарю тот парадокс, который Мне подсказал затейные узоры. IV И вот во мгле, лучом озарена, Встает картина: девушка поникла Над милым маленьким письмом; она В него вникать за эти дни привыкла. Сидит задумчива, бледна, грустна, Пред ней проходят все виденья цикла Ее скорбей — и первый поцелуй, Во тьме ветвей, как говор близких струй. V И первый вечер жгучей страстной встречи, Тот страшный час, где двое лишь одно, Когда бессвязны и безумны речи И души словно падают на дно. Упали вольно волоса на плечи, И хочется, чтоб стало вдруг темно, И нет стыда, а только трепет счастья Впервые познанного сладострастья. VI Потом — письмо, и этот поздний час, Когда она сидит одна в томленьи, Давно известен и не нов рассказ! Но вдумайтесь в жестокое значенье Привычных образов, знакомых фраз! Жизнь каждого — одни и те же звенья. Но то, что просто в ряде слов звучит, В действительности жизнь, как яд, мертвит. VII Что просто — странно! — этого завета Не забывайте! он — жестоко прав! Мне ж пусть концом послужит правда эта! Составил я покорно шесть октав, Теперь седьмая — мной почти допета, Я, эту форму старую избрав, Сказал, что по канве узоры вышью, И нитку рву на узелок двустишью! <1918> «В тихом блеске дремлет леска…» В тихом блеске дремлет леска; Всплеск воды — как милый смех; Где-то рядом, где-то близко Свищет дрозд про нас самих. Вечер свеж — живая ласка! Ветра — сладостен размах! Сколько света! сколько лоска! Нежны травы, мягок мох… Над рекой — девичья блузка, Взлет стрекоз и ярких мух… Волшебство — весь мир окрестный; Шелест речки, солнца свет… Запах, сладко-барбарисный, Веет, нежит и язвит. Шепчет запад, ярко-красный, Речи ласки, старый сват, Кроя пруд зелено-росный, Словно храм лазури свод, И лишь ветер нежно-грустный Знает: тени нас зовут. 1918 После сенокоса Цветы подкошенные, Рядами брошенные, Свой аромат, Изнемогающие, В лучах сгорающие, Дыша, струят. С зенита падающий, Паля, не радующий, Нисходит зной, Рожден бездонностями Над утомленностями Тоски земной. Вздох ветра веющего, Вдали немеющего, Порой скользит, И роща липовая, Печально всхлипывая, Листвой шумит. Да птицы взвизгивающие, Сноп искр разбрызгивающие, Взрезают гладь… Цветы отпраздновали! Не сна бессвязного ли Теперь им ждать? Зима придвинулася… Уже раскинулася Тоска вокруг… И ночь застенчивая, Борьбу увенчивая, Покроет луг. 1918 Светоч мысли Венок сонетов I. Атлантида Над буйным хаосом стихийных сил Зажглось издревле Слово в человеке: Твердь оживили имена светил, Злак разошелся с тварью, с сушей — реки. Врубаясь в мир, ведя везде просеки, Под свист пращи, под визги первых пил, Охотник, пастырь, плужник, кто чем был, — Вскрывали части тайны в каждом веке. Впервые, светоч из священных слов Зажгли Лемуры, хмурые гиганты; Его до неба вознесли Атланты. Он заблистал для будущих веков, И с той поры все пламенней, все шире Сияла людям Мысль, как свет в эфире. |
