1918 Вешние воды (импровизация) Есть ряд картин, и близких и далеких, Таимых свято в глубине души; Они, в часы раздумий одиноких, Встают, как яркий сон, в ночной тиши: Картина утра, — миги до восхода, Когда весь мир — как в ожиданьи зал; Явленья солнца жадно ждет природа, И первый луч зеленовато-ал; Картина вечера: луной холодной Волшебно залит лес, балкон иль сад; Все с фейной сказкой так чудесно сходно, И губы ищут ласки наугад; Картина первой встречи, и разлуки, И страстной ласки, и прощальных слез; Вот, в темноте, ломает кто-то руки… Вот плечи жжет касанье черных кос… Есть ряд картин, — банальных, но которых Нельзя без. трепета увидеть вновь: Мы любим свет луны, сирени шорох, — За то, что наша в них влита любовь! И вот в числе таких картин священных Есть, в памяти моей, еще одна; Как скромный перл меж перлов драгоценных, В их ожерелье вплетена она: Картина вешних вод, когда, как море, Разлиты реки; всюду — синева; И лишь вода отражена во взоре, Да кое-где кусты, как острова. То — символ вечного стремленья к воле, Лик возрожденья в мощной красоте… Но дали вод, затопленное поле Иным намеком дороги мечте! Мне помнится — безбережная Волга… Мы — рядом двое, склонены к рулю… Был теплый вечер… Мы стояли долго, И в первый раз я прошептал: «Люблю'» О, этот образ! Он глубоко нежит, Язвит, как жало ласковой змеи, Как сталь кинжала, беспощадно режет Все новые желания мои! Он говорит о чувствах, недоступных Теперь душе; об том, что много лет Прошло с тех пор, мучительных, преступных; Что оживет земля, а сердце — нет! Пусть этот образ реет так, — далекий И вместе близкий, в тайниках души, Порой вставая, как упрек жестокий, И в модном зале, и в ночной тиши! 30 апреля 1918 «Парки бабье лепетанье…» Парки бабье лепетанье Жутко в чуткой тишине… Что оно пророчит мне — Горечь? милость? испытанье? Темных звуков нарастанье Смысла грозного полно. Чу! жужжит веретено, Вьет кудель седая пряха… Скоро ль нить мою с размаха Ей обрезать суждено! Спящей ночи трепетанье Слуху внятно… Вся в огне, Бредит ночь в тревожном сне. Иль ей грезится свиданье, С лаской острой, как страданье, С мукой пьяной, как вино? Все, чего мне не дано! Ветви в томности трепещут, Звуки страстным светом блещут, Жгут в реке лучами дно. Ночь! зачем глухой истомой Ты тревожишь мой покой? Я давно сжился с тоской. Как бродяга в край искомый, Я вошел в наш мир знакомый, Память бедствий сохрани. В шумах суетного дня Я брожу, с холодным взглядом, И со мной играет рядом Жизни мышья беготня. Я иду в толпе, ведомый Чьей-то гибельной рукой, — Как же в плотный круг мирской Входит призрак невесомый? Знаю: как сухой соломой Торжествует вихрь огня, Так, сжигая и казня, Вспыхнет в думах жажда страсти… Ночь! ты спишь! но чарой власти Что тревожишь ты меня! 1918 Томные грезы (вариация) Томно спали грезы; Дали темны были; Сказки тени, розы, В ласке лени, стыли. Сказки лени спали; Розы были темны; Стыли грезы дали, В ласке лени, томны. Стыли дали сказки; Были розы-тени Томны, темны… В ласке Спали грезы лени. В ласке стыли розы; Тени, темны, спали… Были томны дали, — Сказки лени, грезы! Тени розы, томны, Стали… Сказки были, В ласке, — грезы! Стыли Дали лени, темны. Спали грезы лени… Стыли дали, тени… Темны, томны, в ласке, Были розы сказки! 1918 «Ночное небо даль ревниво сжало…» Ночное небо даль ревниво сжало, Но разубрался в звездах небосклон. Что днем влекло, томило, угрожало, Слилось меж теней в монотонный сон. Иные ночи помню. Страсти жало Вздох исторгало трепетный, как стон; Восторг любви язвил, как сталь кинжала, И был, как ночь, глубок и светел он! О почему бесцветно-тусклы ночи? Мир постарел, мои ль устали очи? Я онемел, иль мир, все спевший, нем? Для каждого свои есть в жизни луны, Мы, в свой черед, все обрываем струны На наших лирах и молчим затем. |
