14 мая 1923 Над снегом Канады Там, с угла Оттанукзгла, где снегом зарылась Канада, Тде, гигантская кукла, нос — в полюс, Америка, — рысь Ждет, к суку прилегла, взором мерит простор, если надо Прыгнуть; в узких зрачках — голод, страх, вековая корысть. Тихо все от великой, безмерно раздвинутой стужи; Над рекой, по полям, через лес январь белость простер; Холод жмет, горы, словно звериные туши, все туже; Пусто; где-то неверно чуть вьет дровосечий костер. Рысь застыла, рысь ждет, не протопчут ли четкость олени, Не шмыгнет ли зайчонок (соперник что волк и лиса!); Рысь храбра; в теле кровь долгих, тех же пустынь, поколений, Рысей, грызших врага, как грызет колкий холод леса. Кровь стучит в тишине пламенем напряженных артерий, Лишь бы, по-белу алое, алчь утолить довелось! Не уступит, не сдаст даже черно-пятнистой пантере, Даже если из дебри, рогами вперед, внове — лось! Чу! Хруст. Что там? Всей сжаться. За ствольями бурые лыжи Лижут в дружном скольженьи блистающий искрами наст. Вот — он, жуткий, что сон, — человек! вот он — хмурый и рыжий: Топора синь, ружья синь, мех куртки, тверд, прям, коренаст. Сжаться, слиться, в сук въесться! Что голода боли! Несносный Эти блестки, свет стали, свет лезвий, свет жалящих глаз! Слиться, скрыться: защита — не когти, не зубы, не сосны Даже! выискать, где под сугробом спасительный лаз! Там, с угла Оттанукзгла, где снегом зарылась Канада, Где, гигантская кукла, нос — в полюс, Америка, — век, За веками, где звери творили свой суд, если надо, Там идет, лыжи движутся, бог, власть огня, Человек! 17 октября 1922 В Тихом океане Что за бурь, какого случая Ждет подмытый монолит, Глядя в море, где летучая Рыба зыби шевелит? В годы Кука, давне-славные, Бригам ребра ты дробил; Чтоб тебя узнать, их главный и Неповторный опыт был. Ныне взрыт зверями трубными Путь, и что им, если зло Ветер шутит всеми румбами, На сто множа их число! Мимо, гордо, мимо, плавные Режут синий выплеск вод… Годы Кука, давне-славные, С ризой вставлены в кивот. В дни, когда над бездной вогнутой Воет огненный циклон, Только можешь глухо, в окна, ты Крикнуть стимерам поклон. Под водой скалой таиться и Быть размытым ты готов… Эх! пусть челноки таитские Мечут на тебя швартов! 6–7 февраля 1923 Марриэтовы мичманы Марриэтовы мичманы, Вы, лихая ватага, — Здесь лукаво-комичные, Там живая отвага! Вслед за вами, по вспененным Тропам, с детства мы — чайка! Волны пели, и в пеньи нам: «Примечай! примечай-ка!» Где учебник? Рассеянно Глаз твердит: «Смерть Аттилы»… А в мечтах: из бассейна Голубого — Антиллы. А в мечтах: на фрегате мы, Шхуны в плен с их поклажей! Мальты там берега из тьмы, Шум и скрип такелажа. А за шквалами шалости: Красть изюм, бить нежонок… Ах! припомнить до жалости Те страницы книжонок, Ту неправду, что измала Жгла огнем неустанным, Ту, что волю в нас вызвала — В жизни стать капитаном!.. 20 августа 1923 Песня девушки в тайге Медвежья шкура постлана В моем углу; я жду… Ты, дальним небом посланный, Спади, как плод в саду! Весна цвела травинками, Был желт в июле мед; Свис, в осень, над тропинками Из алых бус намет. Лежу, и груди посланы Ловить слепую мглу… Медвежья шкура постлана, Тепла, в моем углу. Таясь в тайге, с лосятами Лосиху водит лось… Мне ль с грудями не взятыми Снег встретить довелось? Весна цвела травинками. Вот осень. Зрелый груз Гнут ветры над тропинками, — Лесных рябин и груш. Медвежья шкура постлана… Ты, свыкший ветви гнуть, Ты, ветер, небом посланный, Сбрось грушу мне на грудь! 7 февраля 1923 Где-то Островки, заливы, косы, Отмель, смятая водой; Волны выгнуты и косы, На песке рисунок рунный Чертят пенистой грядой. Островки, заливы, косы, Отмель, вскрытая водой; Женщин вылоснились косы; Слит с закатом рокот струнный; Слит с толпой ведун седой. Взглянет вечер. Кто-то будет Звать красотку к тени ив. Вздохи, стоны, споры: — «Будет!» — «Нет! еще!» — Над сном стыдливым Месяц ласки льет, ленив. В ранний вечер кто-то будет Звать красотку к тени ив… Пусть же солнце сонных будит! Месяц медлит над отливом, Час зачатья осенив. |
