— Пока еще нет. Слушай, ты все больше и больше нравишься мне. Какая прелестная непосредственность! Одета, правда, в ширпотреб, но это легко исправить. Хорошо. Я ошибся, беру свои слова обратно. Извини, пожалуйста. Ты не продажная женщина.

— Да, я еду домой, в общежитие, от подруги, она учится в Щепкинском театральном училище. Теперь вы отстанете?

— И не подумаю. Я ведь извинился, не так ли?

— Ну и что?

— Хочу исправить свою ошибку. Тебе не стоит ждать троллейбуса, я отвезу тебя в общежитие на своей машине. Вот она.

Он властно махнул рукой. Наташа невольно посмотрела на противоположную сторону улицы: у здания Малого театра стояла черная иностранная машина, сверкающая лаком в свете фонарей.

— С чего это вы взяли, что я поеду с вами?! И не подумаю.

— Понимаю, ты боишься насилия. Это исключено.

— Интересно, кто ж это исключил? Вы сами, что ли?

— Да, я сам. Видишь ли, в это время ехать в полупустом троллейбусе небезопасно. Я не хочу, чтобы ты рисковала. К тому же ты, наверное, никогда не ездила в «мерседесе». Так?

— И не собираюсь ездить, — уверенно заявила Наташа. Неужели считает ее совершенной дурой, способной сесть в машину только потому, что это — «мерседес».

— Нет-нет, я не считаю тебя глупышкой, способной ради какой-то паршивой иномарки забыть об осторожности. Ты очень умная девушка, немного дикая, но это же прекрасно.

Наташа вздрогнула. Он что, умеет читать чужие мысли?

— Тогда почему предлагаете?

— Потому что дам тебе гарантии безопасности. Пожалуйста, отойдем на три шага в сторону. Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

Наташа неуверенно пожала плечами, однако ж подчинилась. До машины было далеко, не станет же он тащить ее через улицу. Незнакомец быстрым движением вытащил из кармана пальто небольшой пистолет, выдернул магазин. Тускло блеснули желтые пульки.

— Видишь — полный боекомплект. — Незнакомец всадил магазин обратно. — Теперь я взвожу затвор, снимаю с предохранителя.

Наташа кивнула, не в силах произнести и слова. Уже не сомневалась, что сейчас он приставит дуло к ее животу и прикажет идти к машине. Однако незнакомец неожиданно вложил пистолет в ее ладонь и ровным голосом приказал:

— Сунь руку в сумочку. — Она повиновалась. — Держи палец на спусковом крючке. Отлично. А теперь пошли к машине. — И решительно зашагал через улицу.

Наташа пошла за ним, прижимая левой рукой сумочку к груди и ощущая пальцами правой холодную сталь пистолета. Мужчина распахнул правую дверцу, жестом пригласил Наташу садиться, сам зашел с левой стороны, сел за руль.

— Это и есть ваши гарантии? Но зачем все это? Для чего вам нужно подвозить меня? — Она уже немного пришла в себя, почти не боялась незнакомца и даже успела разглядеть его получше. Мужчине было на вид лет тридцать пять.

— Я ошибся, приняв тебя за женщину легкого поведения. И теперь должен извиниться за свою оплошность. Ты мне нравишься. Сегодня вечером я приму решение и, может быть, женюсь на тебе.

— Ого! — вырвалось у Наташи. — Так прямо сразу — и жениться? А вам не интересно мое мнение на этот счет?

Машина мягко тронулась с места, обогнула сквер перед Большим театром и помчалась по Пушкинской улице.

— Куда едем? Показывай дорогу.

— В общежитие Литературного института на улице Добролюбова.

— Ты студентка? Пишешь стихи?

— А если я прикажу вам молчать всю дорогу? Пистолет-то у меня. Не послушаетесь — буду стрелять!

— Будешь приказывать и стрелять, когда я позволю себе некорректные выражения или недостойное поведение. Так что, стихи?

— Да нет, я случайно там поселилась, временно. Приехала поступать в экономическую академию… и не поступила.

Незаметно для себя, слово за слово, Наташа рассказала ему о своей московской жизни почти все. Только о Сергее умолчала. И сама узнала, что владельцу шикарной машины тридцать четыре года, он коммерческий директор концерна «Сингапур», а зовут его Петр Яковлевич Нигилист. Услышав такую необычную фамилию, Наташа вспомнила школьный курс литературы, роман «Отцы и дети» Тургенева, уточнила, может быть, фамилия его Базаров, а кличка — Нигилист? Петр Яковлевич вполне серьезно заверил ее, что кличек у него никогда не было. Нигилист — такая вот необычная фамилия.

Когда машина плавно затормозила у дверей общежития, Наташа с удивлением обнаружила, что сумочка с пистолетом лежит рядом с ней на сиденье, а сама она вовсю жестикулирует обеими руками, забыв про меры безопасности.

— Убаюкали вы мою бдительность, Петр Яковлевич, возьмите свой пистолет. Я и забыла про него.

— Весьма рад, что ты не опасаешься меня. — Нос Нигилиста пару раз дернулся, похоже, это был знак хорошего настроения хозяина. — После того, что я узнал, ты еще больше понравилась мне, Наташа. Надеюсь, мы увидимся завтра, теперь я знаю, где тебя найти.

— Не боялись, что я могу выстрелить? Может быть, нечаянно? Или убежать с вашим пистолетом?

— Нет, не боялся.

— Послушайте, Петр Яковлевич, вы когда-нибудь улыбаетесь? — не выдержала Наташа.

— Зачем?

— Ну как зачем?.. — удивилась она. — Люди улыбаются, когда у них хорошее настроение, что-то приятное случилось в жизни. Это же странно: вы говорите, что я понравилась вам, а сами выглядите, как на похоронах.

— Когда у меня хорошее настроение, а это бывает лишь в том случае, если я доволен собой, я предпочитаю наградить себя красивой женщиной, или дорогой вещью, или поездкой, скажем, в Париж. Это гораздо эффективнее, чем скалить зубы.

— Выходит, сегодня вы решили наградить себя мною, так? — допытывалась Наташа. — И если не получилось сразу, надеетесь, получится потом. Верно я рассуждаю?

— Отчасти. Если бы ты оказалась женщиной легкого поведения, я наградил бы себя этой ночью, но так как ты оказалась очень серьезной девушкой, я награжу себя в скором будущем. Я женюсь на тебе. Это еще не окончательное решение, но весьма вероятное.

— Странный вы человек, Петр Яковлевич, и, наверное, несчастный, — от души пожалела его Наташа.

Нигилист опять задергал носом, на сей раз, похоже, ему не понравились ее слова.

— Завтра увидимся. Спокойной ночи, Наташа. Всего доброго.

Наташа недоуменно покачала головой: в жизни не встречала такого серьезного кавалера!

На следующий день, едва Наташа открыла окошко своей палатки и успела продать несколько банок пива и пару пачек сигарет, появился Нигилист в расстегнутом черном пальто, с тем же белым шарфом, один конец которого был закинут на плечо. Под пальто переливался стальным блеском костюм. Белая рубашка, красный галстук — бизнесмен! Когда он наклонился к окошку, Наташа заметила, что его светлые водянистые глаза подернулись красными прожилками, видимо, плохо спал ночью.

— Добрый день, Наташа. Я принял решение, нам нужно поговорить. Пожалуйста, запри киоск и пойдем ко мне в машину.

— Здравствуйте. — Она растерялась, не ожидала, что он заявится так скоро. — Но… я не могу оставить палатку, это не положено.

— Это займет всего несколько минут. Потом, я считаю, тебе не придется сюда возращаться. Эта работа не для тебя.

— Да кто вы такой, чтобы решать, для меня или не для меня? Я не хочу идти в машину, я работаю, я занята! Если хотите о чем-то поговорить, приезжайте в шесть вечера, когда я освобожусь. Что вы так смотрите на меня? И не дергайте носом, как будто здесь дурно пахнет.

— Наташа, я прошу тебя стать моей женой. У меня есть все для того, чтобы сделать тебя счастливой. Двухкомнатная квартира, где ты будешь хозяйкой, машина, деньги. Тебе не придется торчать в этом пошлом киоске и осчастливливать всякое быдло третьесортными товарами. Пожалуйста, запри это заведение, мы поедем знакомиться с моими родителями. Они ждут тебя.

— Ждут? Родители? Да вы что, совсем свихнулись, Петр Яковлевич? Поиздеваться вздумали?

— Я вполне серьезно. И еще. Очень мало людей обращаются ко мне на «ты», даже сослуживцы по прежней советской работе не позволяют себе этого. Ты — можешь. Пожалуйста, говори мне «ты».