— Да и ты умница, Наташа. — Сергей разглядывал памятник так, будто впервые видел его. — Отлично сказано! Сейчас, в эпоху очередного великого перелома, редко такое услышишь даже от докторов философии.

— Беру пример с тебя, — улыбнулась Наташа. — Тоже — что думаю, то и говорю… Погода улучшается, — зябко повела плечами. — Но все равно холодно. Я уже замерзаю, пора нам возвращаться в общежитие. Ты проводишь меня?

— Если даме холодно, что-то не в порядке скорее всего с ее кавалером, — с нарочитой растерянностью развел руками Сергей. — Он слишком невнимателен или слишком робок.

— Если даме холодно, то скорее всего потому, что она легко оделась, — засмеялась Наташа. — И еще потому, что она южанка, не привыкла к такой погоде в апреле месяце… А ты действительно робок со мной?

— Да. Но я могу быть смелее, если ты потом не станешь угрожать мне кровной местью.

— У нас в Гирее нет кровной мести. Это у грузин или у чеченов, а мы ж русские.

— Тогда я непременно буду смелее, — пообещал Сергей, с улыбкой глядя на нее.

— Это как же?

Как прекрасно было ее лицо, согретое детской улыбкой! А лукавый взгляд черных глаз мог свести с ума и памятник, если бы он поднял голову и увидел Наташу. Ожила, растаяла! Как будто распустился красивый бутон, превратился в цветок дивной красоты. Сергей восторженно смотрел на нее. Смотрел, и смотрел, и смотрел. А он ведь знал, что она такая! И тогда, когда она была настороженной, подозрительной, дерзкой, злой — защищалась от чужого, враждебного мира. А на самом деле — она вот какая!

— Наташа, Наташа… — прошептал он, не отрывая от нее глаз.

— Это уже смелость или как? — снова засмеялась она.

— Почти, — выдохнул Сергей и вдруг подхватил ее на руки. — Я не провожу тебя, я донесу тебя до общежития! Наташа…

— Ой, пусти! — испуганно вскрикнула она. — Пусти, сумасшедший, уронишь. Ну, Сережа, я ведь тяжелая…

— Ты не тяжелая, — бормотал Сергей, кружась с нею на асфальтовой аллее. — Ты легкая, как пушинка, ты прекрасная, как цветок, я тебя никогда не уроню. Наташа…

— Нет, уронишь! — Наташа инстинктивно обняла его за шею, крепко прижалась к нему. — И чего выдумал — взрослую девушку на руках таскать! Отпусти сейчас же, а то разозлюсь.

— Ни за что!

Он не смотрел под ноги и не заметил, как ступил в лужу, затянутую тонким хрустящим ледком. Наташа дернулась, пытаясь вырваться, Сергей поскользнулся, потерял равновесие и повалился на бок. Наташа испуганно закричала.

Сергей упал в лужу, больно ударившись об асфальт, но, собрав все силы, Наташу он держал на весу, не давая ей упасть. Она осторожно встала на ноги. Сергей лежал в луже и смотрел на нее. Холодная вода впитывалась в джинсовую ткань его костюма, обжигала тело.

— Ты живой? — Она присела на корточки рядом с ним.

Сергей приподнялся, нежно коснулся ладонями ее щек. Она склонила голову, и он поцеловал ее пухлые, теплые губы.

— Я люблю тебя, Наташа, — тихо сказал он. — Видишь, я не уронил тебя и никогда не уроню.

— Зато сам грохнулся так, что небось ребра себе поломал. Ну, вставай! Или у вас тут обязательно нужно объясняться в любви по-поросячьи, лежа в грязи?

— Не встану, пока ты не скажешь мне, как относишься к нашему общему будущему?

— Вставай, Сережа. — Наташа взяла его за руку, потянула на себя. — Это же не шутки, простудишься, потом что будет?

Сергей вскочил на ноги, болезненно поморщился, растирая ладонью ушибленный бок.

— А ты права, Наташа, — усмехнулся он, — действительно, что-то стало холодно.

— Ой, да ты посмотри, на кого похож! — всплеснула руками Наташа. — Весь мокрый и грязный…

— Чепуха, — бодрился Сергей, дрожа от холода. — Могла бы раньше сказать, что имею право тебя поцеловать лишь в том случае, если упаду в лужу. Я бы только и делал, что падал в лужи. Все падал бы и падал, и падал. Можно еще раз упасть?

— Ты что, совсем свихнулся? Не вздумай. — Она подошла к нему вплотную, запрокинула голову.

Горячий поцелуй соединил их губы.

— Ну все, все, хватит. — Наташа отстранилась. — Пойдем, скорее пойдем ко мне, я постараюсь отчистить твой костюм. И чаем горячим напою, а то ведь точно заболеешь, вон ветер какой, до костей пронизывает. У меня и варенье есть, Ирка дала, как раз малиновое.

— А покрепче ничего нет? — виновато улыбнулся Сергей. — По-моему, это как раз тот случай, когда никто не посмеет упрекнуть в пагубном пристрастии.

— Да есть же та бутылка, помнишь, пьяные писатели принесли? Я ее не трогала, просто поставила в шкаф, там она и стоит. Ну, пойдем, пойдем. — Наташа взяла Сергея под руку, потащила к общежитию.

— А может, я все-таки на руках тебя донесу? — пошутил он.

Коричневая металлическая чашка абажура настольной лампы опустилась к краю столешницы, будто в поклоне. Желтый полукруг света лежал на полу. Или это месяц, устав барахтаться в черных тучах, нырнул в окно и улегся на паркете, как огромный желтый кот?

Наташа лежала под одеялом совсем голая. Одежда, снятая в спешке, беспорядочной грудой высилась на стуле. Хотя в последние ночи Наташа мерзла, спать ложилась в тренировочном костюме, а под утро приходилось и свитер натягивать — отопление уже отключили, и сквозь щели в окне непрестанно сквозил холодный ветер — сегодня она не чувствовала холода.

Потому, что рядом лежал Сергей.

— Ты почему лампу не выключил? — с притворной строгостью спросила Наташа.

— Потому, что я не кот, не могу видеть в темноте.

— А зачем тебе видеть в темноте? — продолжала допытываться Наташа.

— Рядом со мной — бесценное сокровище, я просто не могу не смотреть на него, не восторгаться им!

— Это я, что ли?

— Это ты…

— И ты собираешься смотреть на меня? — притворно возмутилась Наташа.

— Ужас как собираюсь, — смиренно признался Сергей. — Готов не есть, не пить, не спать, не работать в коммерческой палатке — только бы смотреть на это чудо природы. Чудо жизни!

— Значит, я — чудо?! Ах ты, нахал!

Сергей тотчас же спрятал голову под подушку. Наташа забарабанила по ней кулачками:

— Вот тебе, вот тебе, чтобы не был таким нахальным нахалом!

— Сдаюсь! — крикнул он из-под подушки. — Наташа, обещаю впредь быть не нахальным нахалом, а просто нахалом! Помилуй!

— Ладно, так уж и быть, вылезай оттуда, — смилостивилась Наташа. — Прощаю на первый раз.

— А что в этом плохого? — Виноватый, он выбрался из-под подушки. — Ты такая красивая, Наташка, что я просто не могу не смотреть на тебя. Почему ты стесняешься своего тела? Своей красоты?

— Потому что потому.

— Ну вот посмотри на меня, любимая. — Сергей сел на кровати, закрыв одеялом себя по пояс. — Я, может, не Геркулес, но и не отвратителен, верно? Если тебе нравится на меня смотреть — я не возражаю.

Он действительно не был похож на Арнольда Шварценеггера, плакаты с которым продавались даже в Кропоткине. Но его смуглое, мускулистое тело взволновало Наташу. Она смущенно опустила глаза.

— Ты такой красивый, Сережа…

— Правда? — обрадовался Сергей. — А если я сейчас встану во весь рост?

— Ой, нет, не надо. Пожалуйста, не надо!

— Тогда позволь мне смотреть на тебя…

Сергей медленно стянул одеяло, обнажая красивые девичьи груди, каждая из которых могла уместиться в его ладони, — мечта каждого мужчины, хоть многие и говорят, что предпочитают обширный бюст — врут! И дальше — гладкую кожу живота и смуглый треугольник волос в низу его, и матовую белизну длинных ног…

— Какая же ты красивая, Наташка, — зачарованно вырвалось у Сергея. — Ты — богиня…

— Ой, да ну тебя! — Она натянула одеяло до подбородка.

— Ты все же боишься меня, любимая? Наташа, ты моя любимая, я только и делаю, что думаю о тебе! И сейчас, когда я вижу это… Я… я не знаю, что со мной происходит. Я счастлив, Наташка! Понимаешь? Я счастлив, как никогда прежде не бывал счастлив! Это самое лучшее чувство, которое я знаю.