— Ты правда работал в самой «Литературке»?! — Наташа от восхищения чуть не задохнулась.

— Да, пять лет. Началась перестройка, у родителей дела пошли в гору, особенно у мамы, она теперь большой и уважаемый человек в демократической прессе, да и отец стал профессором.

При слове «профессор» Наташа нахмурилась.

Сергей заметил это, рассмеялся:

— Надеюсь, абитуриентки его не били на вступительных экзаменах. Но уверенность моих родителей, что сын пойдет выше и дальше их, была непоколебимой. Поэтому они чуть в обморок не упали, когда узнали, что ухожу из «Литературной газеты» в коммерческий ларек. А теперь еще и думают, что сына сбивает с толку некая «торгашка». Да это же для них — как нож у горла.

— Я не сбиваю тебя с толку, — насупилась Наташа. — Можешь оставить меня в покое и поступать в аспирантуру, как хочет твоя мать.

— Ну вот, — огорчился Сергей. — Говорил, говорил, что ты моя любимая, единственная, красивая, умная, — и что получилось?

— Ты еще и другое говорил.

— Глупая ты девчонка! Слышала, что мать сказала? Надо подумать. Она умная женщина, не сомневайся, подумает и извинится перед тобой. Она знает, что ее сына никто, никогда, ничего не заставлял делать. Я с детства делал то, что хотел, и всегда был прав. Так что, все будет хорошо.

— Все равно мне страшно, — прошептала Наташа.

Невысокий, жилистый брюнет с цепкими глазами и шрамом на левой щеке наклонился к окошку.

— Привет, Серый. — От его улыбки у Наташи мурашки по коже побежали. — Как торговля?

— Привет, Валет. Нормально.

— Как Лариса, душка наша? Скоро свадьба? О-о! — Он просунул голову в окошко, бесцеремонно уставясь на Наташу. — Да у тебя и без Ларисы полный ажур. С такой и я бы поработал. Одолжишь на вечерок?

Сергей с такой злостью взглянул на него, что Валет дернулся назад, усмехнулся.

— Все понял. Я не нахал, пасую. А девочка — высший класс, можешь мне поверить. Ну, если все у тебя о'кей, гони бабки и я пошел. Дел до хрена впереди.

Сергей протянул ему сто рублей.

— Пока, Валет. Приятно, что не забываешь старых друзей.

— Само собой. — Валет укоризненно покачал головой. — Бедная, бедная Лариса! Но я понимаю тебя, Серый. Пока.

— Кто это? Почему ты деньги ему дал? Он что, бандит?

— Еще какой бандит! — усмехнулся Сергей. — А когда-то мы в одной школе учились, он на пару лет постарше. Давно знаем друг друга, теперь из-за этого он берет с нас чисто символическую плату, сто рублей в неделю. А другие по пятьсот платят.

— Так он же рэкетир! — не на шутку испугавшись, сказала она.

— Я же тебе сказал — бандит. Но ты не бойся, он свой бандит, они знакомых не трогают. Что-то вроде домашней, ручной змеи. Не будешь дразнить и на хвост наступать, не укусит.

— Но мы не должны платить ему деньги, Сережа! Это ведь не наша собственная палатка, есть же хозяева, вот пусть он с них и требует свою долю.

— Хозяева платят, — вздохнул Сергей. — Понимаешь, глупая ты моя девчонка, там, наверху, сферы влияния давно поделены, бандиты и бизнесмены четко взаимодействуют друг с другом. Кто-то контролирует этот район, ему и платят. Но это — наверху. А Валет — представитель более мелких группировок. Понимаешь?

— Нет, — пожала плечами Наташа. — Почему верхние, если им заплатили, не прикажут мелким оставить людей в покое?

— Они, конечно, заинтересованы в том, чтобы соблюдался порядок. Но охранять каждую палатку не собираются. И вот приходит Валет или кто-то из его людей, требует дань. Мы денег не даем, посылаем его подальше, и он уходит. А утром от нашей палатки одни головешки остались. Сгорела. Мы без работы, хозяин в убытке, и никто ничего не сможет доказать. Нужно нам это? Нет. Вот мы и платим, но теперь уже знаем, что ни сверху, ни снизу нас не тронут. Возможно, Валет в любом случае не посмеет тронуть нашу палатку, если наш хозяин связан с крупными мафиози. Но мы-то этого не знаем. Поэтому и платим. Нужно еще учитывать, что палатку-то могут и не тронуть, а продавца искалечат в темном подъезде, если женщина — изнасилуют. Ограбят. Кирпич на голову упадет, машина нечаянно наедет — все что угодно может быть. Они ведь люди злопамятные и не дураки. Одного, другого напугают, остальные сами деньги понесут. Еще вопросы есть?

— Ужас какой…

— Страшно? — улыбнулся Сергей. — Отдай сто рублей и можешь ничего не бояться. Очень простое решение проблемы.

А за окном, по Калининскому проспекту все также спешили по своим делам люди. Много людей, тысячи и тысячи. И солнце в небе светит по-весеннему ярко. Только не радует душу его свет. Как хорошо было в серой, пасмурной, холодной Москве, когда дул сырой, холодный ветер, пронизывая до мозга костей! Хорошо потому, что не хотелось гулять и вообще быть на людях, и они спешили в общежитие, в свой изолятор, и там Наташа забиралась с ногами на кровать, закутывалась в клетчатое одеяло, а Сергей поил ее горячим чаем и рассказывал всякие истории. Светила настольная лампа, в комнатке было уютно, в одеяле — тепло, а говорить с Сергеем — жутко интересно, давно уже Наташа не испытывала такого удовольствия от разговора. А потом они ложились в постель, и все, что было потом, Наташе тоже нравилось.

Но вот в Москве чудесная погода, весенний день в самом разгаре, а на душе кошки скребут. Вместе с солнцем пришла уверенность в том, что есть люди, которые хотят отнять у нее тихое счастье, чудесные вечера и ночи, и вообще — радость рядом с любимым человеком. И какие люди! Родная мать, да и отец тоже. Есть еще и какая-то Лариса. Есть бандит по кличке Валет, который так пронзающе смотрел на нее. А скольких она еще не знает? Почему они не оставят их в покое? А ведь не оставят… Надо же, как бывает: погода отвратительная, за окном ветер воет, а она счастлива. И наоборот: погода чудесная, город как будто подновили, а лучше б этого и не было…

Сергей заметил ее печальный взгляд, придвинул свой стул поближе, обнял Наташу, так они сидели и молчали. Люди останавливались у их палатки, мужчины не прочь были поразговаривать с Наташей, выбирая покупку, но, присмотревшись к лицам продавцов, проходили мимо. Так все мы стараемся не замечать, как девушка прощается с парнем, уходящим в армию.

Выручка в этот день была совсем небольшой — всего семьдесят тысяч насчитали, когда приехал инкассатор.

Сергей и Наташа сидели на лавочке в Александровском саду, неподалеку от могилы Неизвестного солдата.

— Знаешь, почему мне нравится здесь? — Наташа склонила голову на плечо Сергея.

— Наверное, потому что здесь продают вкусные пироги с капустой, — предположил Сергей.

— А вот и не угадал! Здесь чувствуется порядок. Смотри, какие аккуратные газончики, какая красивая трава, и вообще — чисто, и люди не орут, не ругаются, а разговаривают негромко, ходят небыстро. Кремлевская стена близко, могила Неизвестного солдата… Здесь чувствуешь себя человеком, понимаешь, Сережа? Настоящим человеком, у которого есть своя страна, своя история. А там, в палатке, — все по-другому.

— Что-то есть такое, — согласился Сергей. — Действительно, о державе начинаешь вспоминать, а то ведь по нынешним временам запросто можно забыть, в какой стране живем, чем гордиться, а что ненавидеть. Все перемешалось.

— А еще эти аккуратные газоны напомнили мне наш огород. Там тоже всегда порядок: грядка с помидорами, грядка моркови, грядка редиски, за нею — огурцы. Там щавель, там капуста, картошка; везде ровные дорожки, чтобы пройти можно было, вдоль них тюльпаны и анютины глазки цветут, а вдоль центральной дорожки — георгины и гладиолусы. Мы с мамой очень любили возиться в огороде, оно ж и глазу приятно, когда везде порядок, весь бурьян выполот. Бывало, когда скучно или настроение плохое, возьму тяпку и пойду в огород. Как увижу где лебеду, щерицу или повитель — долой ее! А потом сяду на скамеечку возле георгин и смотрю на них…

А Сергей влюбленными глазами смотрел на Наташу.

— Ты знаешь, моя хорошая, я вообще-то никогда не испытывал желания поехать в самую распрекрасную деревню. Но после твоих рассказов мне хочется побывать в этом расчудесном Гирее. Что это за рай такой на земле? — Это не рай. Это моя родина. А давай поедем вместе?