— А на кого палатку оставим? Нет, Наташа, сейчас не получится. Но, как выберем время, непременно поедем. Честное слово, я очень хочу там побывать. А как отнесутся к этому твои тамошние поклонники?

— Боишься?

— Я боюсь только одного — финансовой зависимости. Но она мне пока не грозит. Но все же интересно, расскажи о своих поклонниках. Ты ведь очень красивая, наверное, они за тобой тучами там увивались?

— Да нет, не тучами. У нас тучами не бывает, кто-то встречается с девушкой, все об этом знают и не лезут. Сперва я дружила с Вовкой Богаченко, он портфель мой домой носил. Потом встречалась с Сашкой Пупченко, такой смешной, толстый и все старался угодить мне. После того как у нас в клубе показали фильм «Республика ШКИД», все стали звать его «Пупа Пупыч гениальный». Смешно, правда? Он даже пробовал меня поцеловать, но я не разрешила. А потом появился Валентин Плешаков, и всех других как ветром сдуло. Плешаков сидел в тюрьме, его все уважали, ну, в том смысле, что боялись. Никто не хотел связываться с Плешаковым, вот он меня и обхаживал. На мотоцикле катал.

— Он-то поцеловал тебя? — ревниво спросил Сергей.

— Нет, — просто ответила Наташа. — Представь себе, даже не пытался. Он просто оградил меня от всех других парней и ждал, когда я привыкну к нему. А мне Плешаков совсем не нравился, и я не собиралась привыкать к нему. Дурак, он думал, что я все равно никуда не денусь. А я взяла — и делась. Уехала в Москву и встретила тебя. И разрешила тебе сразу все. Ох, даже и не знаю, почему.

Сергей наклонился к ней, легонько куснул мочку розового уха. Наташа вздрогнула.

— Пошли домой? Знаешь, кажется, я бы согласился на пожизненное заключение, если бы в камере со мной была ты. Я целый день сижу в палатке и думаю только об одном: скорее бы вернуться домой и остаться с тобой наедине. Наверное, это то, что люди называют счастьем. По крайней мере, другого счастья я не знаю. А ты?

— Сережа, мне так хорошо с тобой, но и страшно. А вдруг это скоро кончится? Кто-то разрушит наше счастье?

— Если мы сами его не разрушим, никто не сможет этого сделать. Ну что, пошли, Наташка-ромашка? Добредем потихоньку до Пушкинской, там сядем на «тройку», и — прямо до общежития. Утверждаешь такой план действий?

— Утверждаю. — Она взяла Сергея под руку, прижалась к нему. — А ты можешь рассказать мне, почему ушел из «Литературной газеты»? Это же такая знаменитая газета, все ее знают.

— Я же тебе рассказывал, что работал в отделе братских литератур, при советской власти так принято было: мол, все народы — братья, а литературы, разумеется, — братские. Начальницей была одинокая, несчастная женщина, а у несчастных женщин характер весьма сложный, тут уж, как говорил классик, ни прибавить, ни убавить. Естественно, и у меня отношения с ней были тоже сложные. Они, конечно, могли быть и замечательными, но я к этому почему-то не стремился, а ее это почему-то раздражало. Так мы и работали. Потом случился путч. Все прыгали, кричали, что нужно защищать Белый дом, Ельцина, Руцкого и других демократов, реакция не пройдет и все такое. Я никого не хотел защищать, лишь предположил, что если эти демократы победят, «братские» литературы станут зарубежными, и наш отдел будет просто не нужен. Так оно и получилось потом. Но до этого прежнего редактора, Федора Бурлацкого, скинули, потому как он сидел в Крыму и не очень старательно поддерживал демократов, ожидал, кто же победит. Выбрали нового, кого хотели очень активные наши общественные деятели, ну, кто был членом партбюро, профкома и так далее, среди них и моя начальница оказалась. Новый главный, Аркадий Удальцов, понятное дело, был очень благодарен тем, кто его выдвинул, и они ему были благодарны за то, что он понимает это. Все ударились в политику, и наши писатели, и «братья», встретятся — целуются, разъедутся — грязью друг друга поливают. Совсем неинтересно стало работать. И я ушел. Приятель как-то предложил: иди ко мне в напарники. Я подумал: а почему бы и нет?

— Теперь я на месте этого приятеля?

— Теперь ты.

— А куда же он делся?

— Свое дело открыл. Обещает, как раскрутится, возьмет меня заместителем, — засмеялся Сергей. — А я — тебя! — И крепче обнял Наташу.

Они вышли из Александровского сада у Исторического музея, спустились в подземный переход к улице Горького, именуемой теперь Тверской.

— Сережа! Не думала, не гадала встретить тебя здесь! — услышала вдруг Наташа низкий женский голос и обернулась.

Их догоняла невысокая, пухлая блондинка с ярко-малиновыми губами. В длинной кожаной куртке, в пятнистых… то ли брюках, то ли колготках, заправленных в меховые ботинки, она радостно улыбалась Сергею. Он остановился, рука медленно сползла с плеча Наташи.

— Лариса? Ты что, следила за мной?

— Ну вот еще! — фыркнула девица. — Деньги получила и в ГУМ пошла. Ты же куда-то исчез, подарки мне не делаешь, а хочется. Вот я и решила сама себе что-нибудь подарить.

Она подошла к Сергею вплотную, не обращая внимания на Наташу, будто ее и не было здесь, закинула руки ему на плечи и, привстав на цыпочки, потянулась губами к его губам.

— Ты что, Лариса, — отстранился Сергей. — Это неприлично, здесь народу много.

— Ну и что? — удивилась она. — Ты никогда не считался с мнением народа. Не ты ли говорил, что самое большое удовольствие — потрахаться в телефонной будке? И я соглашалась, хотя мнение народа мне небезразлично.

Наташа стиснула зубы, опустила голову.

— Перестань говорить глупости. — Сергей вспыхнул от злости.

— О, это уже глупости? — еще больше удивилась Лариса. — Почему же ты раньше об этом не подумал, когда мне их говорил? Понимаю, понимаю, лимиточка не разделяет твои сексуальные изыски, приходится говорить с ней о весенних звездах. Верно, Сережа?

Наташе очень хотелось ударить эту вульгарную даму. Они будут драться в подземном переходе из-за парня, а он будет стоять и смотреть? Даже если он — ее счастье — никогда!

— Послушай, Лариса, — с тихой угрозой процедил Сергей. — Ты видишь, что я не один? Пожалуйста, веди себя прилично!

— Вижу, мой милый, прекрасно вижу! — злобно искривила губы Лариса. — Выгуливаешь свою лимиточку. Она хоть понимает, с кем связалась? Я-то прекрасно знаю, уж сколько твоих увлечений вытерпела! Но мы ведь договорились — до свадьбы ты волен поступать, как считаешь нужным, гуляй, пока молодой. А вот чтобы вежливой быть со всякой новой тварью, — извини, такого уговора не было. Или я что-то перепутала? Или придумала, а, Сережа?

Наташа сорвалась с места и побежала, расталкивая прохожих.

— Наташа! Подожди, Наташа! — Сергей с ненавистью посмотрел на Ларису, она отступила на шаг, но не испугалась. Злорадство светилось в ее глазах. — Ну ты и стерва, Лариса! Я и раньше догадывался об этом, но теперь точно знаю. Я тебя очень прошу: постарайся не попадаться мне на глаза. Никогда. Я дурным становлюсь, когда вижу подлую душонку.

Выдержка изменила Ларисе. Она перевела взгляд на проходивших мимо людей, снова остановила его на Сергее. Потом оглянулась, будто искала поддержки. И опять повернулась к Сергею.

— Сережа, — пробормотала она, — ты ведь и сам вел себя довольно странно, я долго терпела… Сережа…

— Да пошла ты!..

Лариса дернулась назад, как от удара. Сергей, круто повернувшись, ринулся догонять Наташу.

Злость, обида, отчаяние, желание оскорбить, унизить Сергея и… желание быть рядом с ним, целовать его, ласкать его смешались в душе Ларисы, спаялись в яростное, непоколебимое желание: действовать, действовать, действовать. Права была Мария Федотовна, нельзя больше смотреть, как он все дальше и дальше удаляется от нее. Хныкать и уступать без боя она, дочь генерала армии Козлова, с детства не умела.

Они познакомились два года назад, подруга Ларисы работала в «Литературной газете» и как-то пригласила сослуживцев на свой день рождения. Народу было много, даже несколько удачливых бизнесменов, прибывших на собственных иномарках. Но Лариса сразу выделила Сергея и к концу вечера, когда застолье было в самом разгаре, поняла, что влюбилась в этого спокойного, неторопливого, даже ленивого в движениях парня в заурядном джинсовом костюме и с длинными каштановыми волосами. За исключением журналистов, все гости выглядели шикарно: в красных и зеленых клубных пиджаках, в супермодных костюмах (прямо из Парижа), в мокасинах из змеиной кожи, с напомаженными волосами, зачесанными назад. Про женщин и говорить нечего — все они точно выскочили из телерекламы. Разговоры вели светские: кто сколько заработал и что на эти деньги купил. Только Сергей помалкивал, лишь время от времени, как бы нехотя, вставлял фразу, после которой тот, кому она предназначалась, замирал с открытым ртом, остальные же покатывались со смеху. Тогда-то Лариса впервые и подумала, что все вокруг — ложные фигуры, вроде артистов — кого-то играют, а он — настоящий.