— Вот, и фонограмма в кустах оказалась, — удовлетворенно хмыкнул Нигилист, наклоняясь к Наташиной щеке.

Наташа схватила пульт и снова переключила программу. На экране появилась «говорящая голова».

— Еще один радетель о народном благе, — прокомментировал Петр Яковлевич. — Прохиндей из прохиндеев, бездарь, но хитер и изворотлив, всегда знает, когда промолчать, когда проявить инициативу.

— Откуда ты знаешь? — устало вздохнула Наташа.

— Он приходил ко мне в ЦК со своими завиральными идеями, когда в воздухе запахло переменами. Предлагал организовать комсомольские бригады, которые будут работать по новому методу и перевернут страну, сделают ее богаче Америки.

— А ты?

— Я познакомился с его теорией и понял, что если одни только комсомольцы будут работать по его методу, мы скоро превратимся в громадную Анголу или Никарагуа.

Нигилист пожал плечами, поняв, что Наташе неприятны его объятия, и сел в свое кресло.

— Ну и что?

— Я ему сказал об этом. А когда он попытался доказать мне, что только комсомол способен возродить утраченную мощь страны, идти во главе перестройки, кстати, и мне обещал место там, во главе… я выгнал его. Но он оказался настырным малым, теперь вот кто-то из партийных маразматиков поддерживает его идеи, в правительство его впихнули…

— Да где ж они теперь, партийные маразматики? Партию ведь запретили.

— Партию — да, а маразматиков никто не запрещал. Они живут и вовсю действуют… на благо Отечества.

— Выходит, и это нельзя смотреть? Выключить телевизор, да?

— Смотри, я тебе не запрещаю. Я вот о чем хочу тебя спросить, Наташа. Где живет твой бывший приятель Плешаков?

— Плешаков? — встрепенулась она. — А тебе зачем это? Он в Гирее живет, если не посадили. А что?

— Мне нужно знать, где конкретно.

— Валентин? Да на улице Ватутина. Дом, кажется, пятый с того краю, как мы ехали, по левой стороне. А что?

— Он скоро приедет в Москву. Хочешь увидеться?

— Даром он мне не нужен. Ты скажешь мне или нет, какие-такие дела у тебя с ним?

— У меня — никаких. Но есть люди, которые заинтересованы в том, чтобы сделать некоторые дела совместно с этим твоим бывшим другом. Вот и все.

— Почему ты скрываешь от меня? Я же знаю, что он продает наркотики, все об этом знают. Ты тоже решил этим заняться?

— Пожалуйста, успокойся. Ни я, ни фирма, в которой я работаю, наркотиками не занимались и не будут заниматься. Но в данном случае мне за посредничество полагаются неплохие комиссионные. Без малейшего риска. Куплю тебе машину. Ты ведь как-то говорила, что хочешь научиться водить. Вот и научишься. Но это мелочи. Главное, один очень нужный человек станет нашим должником.

— Да не нужна мне такая машина! Это же… это — людей травить! Господи, какой ужас!

— В чем же тут ужас?

— А ты не понимаешь?

— Понимаю тебя. Но у меня свое мнение. Если люди смотрят телепередачи о высокой моде, которая никогда им не пригодится, если благоговеют перед шлюшкой, которая отличается от обычной проститутки лишь тем, что зарабатывает больше, если народ наш великий и могучий одурманен лжепроектами экономического прохиндея, почему же наркотики хуже? Нравится человеку — пусть употребляет.

— Я уже говорила, что ты циник! Невероятный, жуткий циник! Чего ты добиваешься этим? Хочешь, чтобы я ушла от тебя? И добьешься, уйду. Надоело мне сидеть в этой золотой клетке! Надоел мне ты со своим цинизмом!

— То, что я не притворяюсь, остаюсь самим собой… хотя бы дома, не дает тебе повода для подобных заявлений. Видишь ли, я уже не представляю мое жилище без тебя. Прежде это было влечение к красивой женщине, безболезненное решение каких-то проблем, а теперь нечто большее. Я даже не знаю, как сказать… Пожалуйста, никогда больше не говори мне такие слова.

— Ты остаешься самим собой? Хорошо. Но почему же мне нельзя говорить то, что я думаю? Я не собираюсь молчать! У нас почти каждый вечер такой, как сегодня!

— Потому что ты излишне возбуждена и, кажется, я знаю причину, — резко бросил Нигилист.

— Конечно, знаешь! Причина ты. — Наташа поплотнее запахнула полы халата и пошла к дверям.

— Нет, не я. — Голос Нигилиста был мрачен. — Причина в том, что мой несчастливый соперник, твой бывший друг Сергей, сегодня женился на даме, с которой давно уже встречался. Кажется, ее зовут Лариса Козлова.

— Что?.. — Наташа ухватилась за дверной косяк, чувствуя, что пол уходит из-под ног.

— Я думал, ты знаешь, — развел руками Петр Яковлевич. — Тогда извини. Значит, причина и вправду во мне. Это я знал.

Наташа повернулась и, согнувшись, поплелась к ванной. Заперла за собой дверь, упала на колени перед стиральной машиной, уронила на нее голову и разрыдалась.

Уже на следующий день после свадьбы Сергей понял, что совершил пока что самую большую глупость в своей жизни. По правде сказать, он думал, что есть время, не меньше месяца, за этот срок многое может измениться. Однако Лариса думала по-другому. Он и глазом не успел моргнуть, как оказался у дверей загса.

Только и успел — выставить два условия: не устраивать шумной свадьбы и, самое главное, жить после брачной ночи врозь. Якобы чтоб не стеснять родителей, подумать о собственном жилье. На самом деле Сергей ужаснулся, когда представил себе, что в его комнате поселилась Лариса. Она тут и днем, и вечером, и все время, конечно же, перевоспитывает его, «возвращает к жизни»! От такого «возвращения» запросто можно было из окна выпрыгнуть.

Лариса не стала спорить.

Так и стал Сергей женатым человеком. Загс, вечер в «Праге», где гостей оказалось все же десятка два, на что Сергей не обратил внимания. Родители Сергея подарили молодым персональный компьютер как намек на то, что с коммерческой палаткой пора кончать, а генерал Козлов — красную «девятку».

Да что-то не радовали эти подарки. И до постели Сергей добрался с большим трудом — если б не энергичная молодая супруга, заснул бы на коврике в прихожей. Ночью проснулся от того, что стало вдруг невыносимо жарко, душно. Рядом, тесно прижавшись к нему, спала Лариса. Что было в конце свадьбы, как он попал домой — абсолютно не помнил. Стал потихоньку отодвигаться от Ларисы, но она еще крепче вцепилась в него. Голова раскалывалась, видно, много он вчера выпил, давненько такого не случалось. Сергей решительно отодвинул Ларису и сел на кровати. Пухлая женская нога, ослепительно белая в призрачном свете луны, медленно сползла с его коленки. Лариса проснулась, подняла голову:

— Сережа? Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Что там было… на нашей свадьбе? Я… ничего такого… ну, ты понимаешь, не говорил?

— Да нет. Все было очень хорошо, только ты много выпил, горланил какие-то песни. Нормально. Сережа…

— Голова болит. Пойду на кухню, может, найду лекарство какое…

— Ты лежи, Сережа, ты лежи, а я принесу тебе крепкий чай, это помогает. Я быстренько… — Лариса попыталась встать, но Сергей удержал ее, сам выбрался из постели.

— Не надо. Спи, Лариса.

— Но, Сережа, я хочу тебе помочь…

— Не надо.

Он пошел на кухню, там долго сидел у открытого холодильника, еды было много, но есть не хотелось. Он налил из чайника холодной заварки, добавил из другого чайника холодной воды, жадно выпил. Легче не стало. Сергей посидел минут десять на кухне, обхватив голову ладонями, и медленно побрел в свою комнату. Там в баре стояла початая бутылка водки. Вот что ему нужно было.

— Можно и я с тобой выпью?

— Выпей, — разрешил Сергей.

Он налил в хрустальные рюмки водки, неуклюже махнул Ларисе, мол, бери, пей.

— За нас, — улыбнулась Лариса и выпила.

— Ага. — Сергей тоже выпил.

Лариса поставила рюмку на журнальный столик.

— Ты хочешь меня?

Сергей еще налил себе, взял рюмку, нервно усмехнулся.

— Ты оскорбишься, если я скажу, что нет?

— И не подумаю. Я сделаю так, чтобы ты захотел меня. Посмотри… — Лариса закружилась перед ним. — Разве это не красиво? Разве это не то, что тебе нужно?