Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Все мы исполнены радостью возвращения, оттого и излишек стихов.

Въезжаем в столицу. Ночь темна, и ничего кругом не видать. Но мы так рады! Вот и дом наш. Входим в ворота. Лунный свет освещает наше жилище... Мы уж слышали кое-что, но то, что мы увидели, описать невозможно! Все порушилось, запустело, заросло! Все скверно. Впрочем, не более скверно, чем сердце того человека, которому поручено было следить за домом. А ведь мы разделены лишь одною тонкою изгородью, наш дом и его, - по сути, один и тот же дом, и он сам предложил свои услуги. И всякий раз, как писал он нам о своем дозоре, мы слали ему подарки. Но повышать голос в первый день приезда... "Вот уж... " - могут сказать. Хозяин был весьма огорчен, раздосадован, но... решил все же отблагодарить нерадивого соседа...

В саду нашем было нечто вроде пруда - так, небольшая копань, наполненная водой. Рядом росла сосна. С одного боку ветки у ней посохли и отвалились. Пять лет минуло, а словно целая тысяча. Уж видны были новые юные побеги. Да, почти все тут пришло в упадок, но чего не коснешься, все было мило сердцу, все таило печаль. Какая печаль сжимает сердце, едва помыслишь, о той, что здесь родилась и сюда не вернулась. Корабельные наши спутники шумят о чем-то: вокруг них веселые стайки детей. О, какая грусть! Стихи - сказанные негромко той единственной, которая могла понять их до конца:

"Так печально глядеть
На побеги юные сосен
В нашем саду...
Здесь она родилась -
И больше сюда не вернется!"

Но чувства полнили сердце, и он вновь промолвил:

"О, когда бы она
Всегда была рядом со мной,
Как эта сосна, долговечна,
Но там, в далекой земле,
Она со мной разлучилась!"

Многое трудно забыть, немало тяжких печалей на сердце - разве достанет слов их высказать?! Да и к чему! Порвать бы все эти записи скорей, чтоб и помину не было!

Из "Записок у изголовья" [86]

Весною - рассвет

Сэй-сёнагон

Весною - рассвет.

Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом - ночь.

Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно. Даже во время дождя - необыкновенно красиво.

Осенью - сумерки.

Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, - какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно невыразимой печали: шум ветра, звон цикад...

Зимою - раннее утро.

Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, - так и чувствуешь зиму! К полудню холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что плохо!

Времена года

У каждой поры своя особая прелесть в круговороте времен года. Хороши первая луна, третья и четвертая, пятая луна, седьмая луна, восьмая и девятая, одиннадцатая и двенадцатая.

Весь год прекрасен - от начала до конца.

В третий день третьей луны...

В третий день третьей луны солнце светло и спокойно сияет в ясном небе. Начинают раскрываться цветы на персиковых деревьях.

Ивы в эту пору невыразимо хороши. Почки на них словно тугие коконы шелкопряда. Но распустятся листья - и конец очарованию.

До чего же прекрасна длинная ветка цветущей вишни в большой вазе! А возле этой цветущей ветки сидит, беседуя с дамами, знатный гость, быть может, старший брат самой императрицы, в кафтане "цвета вишни" поверх других многоцветных одежд... Чудесная картина!

Прекрасна пора четвертой луны...

Прекрасна пора четвертой луны во время празднества Камо. Парадные кафтаны знатнейших сановников, высших придворных различаются между собой лишь по оттенку пурпура, более темному или более светлому. Нижние одежды у всех из белого шелка-сырца. Так и веет прохладой!

Негустая листва на деревьях молодо зеленеет. И как-то невольно залюбуешься ясным небом, не скрытым ни весенней дымкой, ни туманами осени. А вечером и ночью, когда набегут легкие облака, где-то в отдаленье прячется крик кукушки, такой неясный и тихий, словно чудится тебе... Но как волнует он сердце!

Чем ближе праздник, тем чаще пробегают взад и вперед слуги, неся в руках небрежно обернутые в бумагу свертки шелка цвета "зеленый лист вперемешку с опавшим листом" или "индиго с пурпуром". Чаще обычного бросаются в глаза платья причудливой окраски: с яркой каймой вдоль подола, пестрые или полосатые.

Молодые девушки - участницы торжественного шествия - уже успели вымыть и причесать волосы, но еще не сбросили свои измятые, заношенные платья. У иных одежда в полном беспорядке. Они то и дело тревожно кричат: "У сандалий не хватает завязок!", "Нужны новые подметки к башмакам!" - и хлопотливо бегают, вне себя от нетерпения: да скоро ли наступит долгожданный день?

Но вот все готово! Непоседы, которые обычно ходят вприпрыжку, теперь выступают медленно и важно, словно бонза во главе молитвенного шествия. Так преобразил девушек праздничный наряд!

Матери, тетки, старшие сестры, парадно убранные, каждая прилично своему рангу, сопровождают девушек в пути. Блистательная процессия!

Иные люди годами стремятся получить придворное звание куродо, но это не так-то просто. Лишь в день праздника дозволено им надеть одежду светло-зеленого цвета с желтым отливом, словно они настоящие куродо. О, если б можно было никогда не расставаться с этим одеянием! Но увы, напрасные потуги: ткань, не затканная узорами, выглядит убого и невзрачно.

Отдать своего любимого сына в монахи...

Отдать своего любимого сына в монахи, как это горестно для сердца! Люди будут смотреть на него, словно на бесчувственную деревяшку.

Монах ест невкусную постную пищу, он терпит голод, недосыпает. Молодость стремится ко всему, чем богата жизнь, но стоит монаху, словно бы ненароком, бросить взгляд на женщину, как даже за такую малость его строго порицают.

Но еще тяжелее приходится странствующему заклинателю - гэндзя. Он бродит по дальним тропам священных гор Митакэ и Кумано. Какие страшные испытания стерегут его на этом трудном пути! Но лишь только пройдет молва, что молитвы его имеют силу, как все начнут зазывать к себе. Чем больше растет его слава, тем меньше ему покоя. Порой заклинателю стоит больших трудов изгнать злых духов, виновников болезни, он измучен, его клонит в сон... И вдруг слышит упрек: "Только и знает, что спать, ленивец!" Каково тогда у него на душе, подумайте!

Но все это дело глубокой старины. Ныне монахам живется куда вольготней.

Госпожа кошка, служившая при дворе...

Госпожа кошка, служившая при дворе, была удостоена шапки чиновников пятого ранга и ее почтительно титуловали Мёбу-но омото. Она была прелестна, и государыня велела особенно ее беречь.

Однажды, когда Мёбу-но омото разлеглась на веранде, приставленная к ней мамка по имени Ума-но мёбу прикрикнула на нее:

вернуться

86

Из "Записок у изголовья"

Сэй-Сёнагон

"Записки у изголовья" Сэй-Сёнагон - своеобразная, тесно спрессованная энциклопедия быта и искусства, она полна реалий, но увиденных глазами художника. Самый перечень их, принцип их отбора и сцепления подчинен художественным целям и апеллирует к внутреннему зрению читателя, к ассоциативному богатству, которым он наделен. Сэй-Сёнагон щедра, она хочет показать читателям то, что видела сама, и разделить с ними радость увиденного.

"Записки у изголовья" находятся под глубоким воздействием изобразительного искусства своего времени, особенно "эмакимоно" - иллюстраций к романам. Работая как живописец, Сэй-Сёнагон компонует картину, группируя фигуры, детали, намечая фон и фиксируя тончайшие оттенки красок и освещения. Лица, как и в "эмакимоно", лишены индивидуальных черт, это идеальный тип хэйанской красоты, портрет детализируется при помощи костюма. Текст служит как бы подписью для картины, но картина уже не нужна, все сказано словом. Сэй-Сёнагон на миг останавливает время, чтобы дать возможность полюбоваться прекрасным.

Любование прекрасным во всех его возможных гранях соответствовало мироощущению хэйанской эпохи. Не всегда красота отождествлялась с красивостью, даже уродливое и страшное могло вызывать эстетические эмоции, если оно стало предметом искусства. В "Записках у изголовья" мы находим эстетическое кредо эпохи, уже осознанное и продуманное. Восприятие красоты в хэйанском понимании было неразрывно связано с чувством и потому являлось актом глубоко личного сознания. Впрочем, Сэй-Сёнагон со свойственным ей юмором показала в "Записках у изголовья", как шаблонизировалось чувство красоты и подменялось чувствительностью напоказ.

Слово "красота" повторяется в книге многократно. Понятие это выражается по-разному разными словами. "Моно-но аварэ" - высший тип гармоничной красоты. Он вызывает глубоко лирическое чувство, окрашенное печалью. С ним тесно связано философское раздумье о непрочности бытия. Влияние китайской поэзии и буддизма здесь особенно заметно. "Окаси" - это красота как бы с улыбкой, красота, вызывающая радостное удивление. При всей своей прелести, она лишена глубины "моно-но аварэ". Сэй-Сёнагон, наделенная большой зоркостью и юмором, умела подмечать "окаси". Поиски необычного угла зрения вообще характерны для японского искусства. И эта любовь к необычному не случайна.

Предполагают, что Сэй-Сёнагон вела дневник, и с этого, в сущности, началась книга. Но куски повествовательной прозы расположены без всякой хронологической последовательности, чередуясь с "перечислениями", лирическими поэмами в прозе и всевозможными пестрыми заметками. Это как бы мозаика, составленная из разноцветных кусочков смальты. "Записки у изголовья" - родоначальник нового, оригинального, чисто японского жанра "дзуйхицу" ("вслед за кистью"). Они оказали огромное влияние на последующую литературу. В мировой литературе трудно подобрать соответствующую аналогию. Принцип жанра - полная свобода писать, не сообразуясь с каким-либо планом, вне рамок заданной фабулы, как бы идти вслед за своим пером (в Японии, оговоримся, - кистью) туда, куда оно поведет.

Подлинного манускрипта не сохранилось. Существует более десяти вариантов текста. В среднем книга содержит около трехсот фрагментов (по-японски они называются "дан" - ступень).

Сэй-Сёнагон происходила из семьи известных поэтов, но социальное происхождение ее отца было скромным - он занимал пост провинциального чиновника. Служить при дворе без поддержки знатного рода было нелегко, но это давало большой простор для наблюдений. Остроумная, язвительная Сэй-Сёнагон нажила себе при дворе немало врагов. Конец ее жизни был печальным. Годы рождения и смерти ее неизвестны. События, о которых говорится в книге, хронологически датируются с 986 по 1000 год.

Перевод печатается по изданию: Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья. М., "Художественная литература", 1975.

562. Знаменитый "дан" (фрагмент) "Весною - рассвет",первый в книге, в образах четырех времен года содержит в себе философию и эстетику красоты, присущую хэйанской эпохе.

"Весною - рассвет". Стиль настолько лаконичен, что слова "прекрасней всего" только подразумеваются. Стремительно дается переход от еле брезжущего рассвета к пурпуру: тончайшие градации между мраком и светом. Для картины лета выбрана безлунная, дождливая ночь, когда не летают, а лишь огоньками вспыхивают в глубине листвы светляки. Осень ассоциируется с закатом. Картина эта полна печальной красоты ("моно-но аварэ"). Зимой придворная дама заперта в своих покоях, но утром она выглядывает в окно и любуется свежевыпавшим снегом. К полудню снег растает и будет растоптан. Эта маленькая поэма о временах года кончается гибелью красоты.

563. В третий день третьей луны...- сезонный праздник, ныне известен, как праздник девочек.

... в кафтане "цвета вишни"...- Длинный шелковый кафтан, прямокроенный, с широкими рукавами и узкой опояской, был повседневной одеждой знатного человека. Вместе с этим кафтаном носили широкие шаровары и шапку из прозрачного накрахмаленного шелка. "Цвет вишни" - комбинированный: белый верх на алом или лиловом исподе.

... во время празднества Камо.- Синтоистский храм Камо, расположенный к северу от столицы Хэйан (ныне город Киото), устраивал торжественный праздник дважды в году (в четвертую и одиннадцатую луну). Первый из них иначе именуется Праздник мальвы, потому что в этот день листьями китайской мальвы украшали шапки, экипажи и т. д. Праздник справлялся очень пышно, устраивались храмовые зрелища. Из дворца в храм Камо отправлялось торжественное шествие во главе с императорским послом.

564. ... придворное звание куродо...- Куродо прислуживали императору. Они носили особые одежды желтовато-зеленого цвета.

... ткань, не затканная узорами, выглядит убого...- Узоры на одежде были привилегией знатнейших.

Отдать своего любимого сына в монахи...- Отдавали своего сына в буддийский монастырь, потому что родителям монаха и всему их потомству обеспечено райское блаженство.

... странствующему заклинателю-гэндзя.- Заклинатели-гэндзя (ямабуси) были последователями особой буддийской секты Сюгэндо, возникшей в Японии в VIII в. Гэндзя бродили по священным местам (горы Митакэ и Ку-мано) с целью получить магические силы. Они врачевали при помощи заклинаний. Считалось, что недуг - это одержимость злым духом. Заклинатель должен был изгнать его, призывая доброго духа-защитника, то есть являлся своего рода шаманом. Иногда обряд изгнания совершался при помощи медиума, в которого на время якобы переселялся злой дух. В народных сказках бродячие монахи обычно изображаются как обманщики и даже грабители на больших дорогах.

Госпожа кошка, служившая при дворе...- Кошки в хэйанскую эпоху были еще редким зверем; их ввозили с материка. Шапка чиновника - часть церемониального наряда. Согласно хэйанской табели рангов, все чины делились на восемь разрядов (рангов), пятый ранг присваивался начальникам разных ведомств.

Мёбу-но омото. - Мёбу - звание фрейлины среднего ранга, омото - "госпожа", почтительное наименование.

565. Ума-но мёбу. - Ума - прозвище фрейлины.

То-но бэн- комбинированное название двух должностей: старший куродо (глава придворного штата) и секретарь Государственного совета. Речь идет о Фудзивара Юкинари (971-1027), близком друге Сэй-Сёнагон.

566. В каком образе находится он теперь?- Согласно буддийскому учению, душа проходит через ряд земных воплощений, прежде чем после полного просветления достигнет нирваны. Карма, то есть высший закон возмездия, предопределяет, в каком образе возродится душа.

567. ... крикнул он из Столового зала...- Столовый зал - служебная комната, где ставились подносы с кушаньем.

Зимняя одежда "цвета алой сливы"на желтовато-коричневом исподе носилась зимой, от одиннадцатой до второй луны.

... чтобы "изменить направление пути... "- "Изменение пути" (ката-та-гаэ) - одно из средств защитной магии. Перед путешествием обычно обращались к гадателю, который вычислял, не заграждает ли дорогу в этот день одно из грозных божеств Неба (накагами), весьма чтимых в древней магии. Чтобы отвратить беду, нужно было сначала поехать в другом направлении, по пути остановиться в чужом доме, а уж оттуда ехать куда следует.

День встречи весны- канун сезонного праздника прихода весны (рис-сюн). Справлялся в начале февраля по нашему стилю. Считалось что в это время злые духи особенно опасны, поэтому люди часто не оставались в собственных домах.

568. ... соблюдают "День удаления"...- "День удаления от скверны" (ими-но хи) - синтоистский обычай ритуальных запретов. В эти дни не покидали свой дом, не принимали гостей и писем, не ели "нечистой пищи" чтобы появиться перед богами "чистым: от скверны" или избежать беды.

569. ... но увы! Не получаете "ответной песни".- В хэйанскую эпоху в большом ходу были стихотворные диалоги. На экспромт надо было тут же ответить подходящим к случаю экспромтом. Очень ценились остроумие и находчивость. Долг вежливости требовал, чтобы, получив стихотворное послание, немедленно послать "ответную песню" (пятистишие - танку).

570. ... целебный шар кусудама или колотушку счастья. - Целебный шар кусудама - средство защитной магии. Представлял собой круглый мешочек, украшенный кисточкой, искусственными цветами и наполненный разными ароматическими веществами. Колотушка счастья - символически изображала небесное оружие против недугов.

Кормить воробьиных птенчиков. - Было в моде выкармливать ручных воробышков, на которых так легко нечаянно наступить.

... драгоценное зеркало уже слегка потускнело. - Бронзовые зеркала главным образом привозили из Китая.

571. Засохшие листья мальвы. - Они напоминают о празднике Камо (см. выше).

Серебряные щипчики...- Хэйанские женщины выщипывали себе брови и вместо них наносили две широкие черты на лбу.

572. ... белоснежная охотничья одежда...- повседневный костюм знатного человека: кафтан с разрезом по бокам, задняя пола длиннее передней, широкие рукава, круглый воротник в виде стойки.

574. Земные помыслы в присутствии Святого мудреца. - Святой мудрец (хидзири) - высокое звание, которое носили священнослужители буддийских сект Тэндай (Опора небес) и Сингон (Истинное слово).

577. ... зазвенят струны лютни-бива...- Щипковый инструмент, напоминающий мандолину. На нем играют при помощи плектра.

578. ... я отправилась в храмы Хасэ...- Буддийские храмы Хасэ находились возле города Нара.

580. ... или бумага Митиноку...- Плотная белая, слегка морщинистая бумага из Митиноку (северный край Японии) очень ценилась.

... глядя на луну над горой Обасутэ...- На эту гору в местности Сара-сина (провинция Синано) любовались во время полнолуния.

580. Некоторое время спустя случились печальные события...- В 995 г. отец императрицы Садако канцлер Фудзивара-но Мититака скончался, и во дворце началась борьба за власть между старшим братом императрицы и ее дядей Митинага, который в конце концов стал канцлером. Сэй-Сёнагон заподозрили в том, что она является тайной пособницей Митинага.

581. Век журавлиный в тысячу лет.- Журавль считался символом долголетья.

584. Решетки ситоми были подняты...- Решетчатые щиты ситоми, служившие вместо стен и окон, пропускали свет и воздух, но были непроницаемы для чужих глаз. Верхняя рама могла подниматься при помощи особого приспособления.

Заклинания-дхарани. - Дхарани (санскритск.) - особые магические заклинания-молитвы.

586. ... его светлость Корэтика. - Фудзивара-но Корэтика - старший брат императрицы Садако.

"Исторические записки"- сочинение китайского историка Сыма Цяня, жившего во II в. до н. э.

587. Тюдзё Левой гвардии Мунэфуса- второй начальник Левой гвардии Минамото-но Мунэфуса, один из близких друзей писательницы.

В. Маркова

157
{"b":"148253","o":1}