Повесть о блистательном принце Гэндзи

Мурасаки Сикибу

Из пятидесяти четырех глав "Повести" здесь помещены первые четыре. Первая глава начинается по-сказочному: "В одном из царствований... " (В оригинале: "В какое царствование, неведомо"). Так могла бы начаться "Повесть о старике Такэтори", и - закончиться она могла бы, не будь ее героиня лунной феей, так, как завершается земная судьба фрейлины Кирицу-бо. Но сказочный мотив, едва возникнув, уходит в глубь повествования о современной Мурасаки повседневности - хорошо ей знакомой действительности хейанского двора. Там интересы какой-нибудь могущественной семьи ломали жизнь очередной конкубинки государя или наследного принца. Она могла и не умереть (как Кирицубо), но была нередко обречена па бедность, презрение, на тоскливую скуку доживания в дальнем монастыре или женою провинциального чиновника. В хрониках немало подобных историй... Двор недоволен все возрастающей любовью государя. Сановники ссылаются на печальный пример пагубной страсти китайского императора Сюань-цзуна к красавице Ян Гуй-фэй. В этом напоминании - угроза. Семья фаворитки, подчинив своему влиянию престарелого императора, причинила беды стране. Ян Гуй-фэй была казнена. Но читатели того времени знали не только подлинную историю тех событий, но и поэму Бо Цзюй-и "Вечная печаль" - давно пленивший японцев рассказ о трагической любви Сюань-цзуна, не вольного спасти от смерти возлюбленную. Высокий строй стихов великого китайца пронизывает первую главу "Повести": здесь и прямые цитаты, и японские реминисценции на темы "Вечной печали". Она словно бы вызывает на страницы книги и японские стихи-танка - мгновенные отклики сердца. Вернее сказать, танка неизбежно возникают в эмоциональных вершинах эпизодов главы, как возникали в лирических японских повестях и в близких им поэтических дневниках (вспомните дневник Цураюки). У Кири-цубо рождается сын. И если глава начинается словно бы сказка, то кончается ( Глава переведена не полностью.) подобно какому-нибудь разделу исторической хроники "Нихонги": "Рассказывают, что восхищенный юным Гэндзи кореец, предсказатель судеб, назвал его блистательным". Случайно ли это? В середине "Повести", в главе "Светлячок" Гэндзи беседует со своей юной воспитанницей Тамакад-зура о повестях, которые он называет "старинными". Он посмеивается над ее увлечением этими диковинными историями, для него они, говоря современным языком, вчерашний день литературы. Кстати, в те времена основными читателями этих книг были именно женщины и, в особенности, придворные дамы, и именно в их среде, полной интриг и реальной общежитейской пошлости, нашлась одна, которая написала, что старинные романы поражают ее своей неправдой. (Обманутая и отвергнутая мужем, она тоже поначалу увлеклась этими романами. То была автор "Дневника паутинки", который считается исследователями предшественником нашей "Повести".) Какая же требовалась правда в этих романах? Гэндзи говорит: "Впрочем, я несправедлив. Ведь в них-то и описано минувшее от самых времен богов. Что летописные книги, вроде японских анналов?! Случайные сколки жизни! Здесь же - повествование, обдуманное, подробное... Это не значит, конечно, что сочинитель берет историю такого-то человека и попросту излагает все, как было. Нет, перед ним вся жизнь людей этого мира, хорошее и дурное, и он всматривается неустанно, вслушивается, и все ему не довольно; он хотел бы поведать грядущим векам о том, что его взволновало; наконец - не в силах удержать этого в сердце - он начинает говорить. Положим, он рассказывает о ком-то с хорошим чувством, выбирая для рассказа только хорошее, или, в угоду людям, помещает диковинные истории, происшедшие из-за дурного, - все изображается им только так, как могло случиться в действительности. А разве сочинения, созданные в стране другого государя, в Китае, отличаются этим от наших? И напротив, у нас, в одной и той же стране Ямато, старые повести отличны от нынешних. Как, впрочем, и в Китае. Есть среди них сочинения глубокие, есть мелкие. Думаю, все же суть их одна, и называть их пустыми небылицами, разумеется, неверно. Ведь даже Будда в своих проповедях, возвышенно-строгих и чистых, пояснял великие истины с помощью притч, а люди невежественные наверняка немало испещрили священные свитки кривыми толкованиями. Во всех сутрах множество подобных иносказаний, но сокровенная-то суть их та же, что и в истине Великого Колеса, и расстояние между прозрением и заблуждением не то же ли, что отличает хорошее от дурного в деяниях людей, описанных в повестях... "

Итак, для Мурасаки роман не менее, а даже более серьезен, существенен, чем историческая хроника. Мурасаки решается даже сопоставить его с буддийскими священными книгами. Истину последних (синнё) - с правдой (макото) вымышленных, сочиненных произведений (цукури). Какая же это правда? Правда чувства (аварэ)! Аварэ - понятие очень емкое (см. с. 853), но - в истоке это безмолвный вздох при внезапно открывшейся истине, красоте истины. Когда это происходит? В любой обыденный миг течения реальной жизни, преображенной поэтом в художественном произведении. В этом реалистическом (другого слова не подберешь) романе начала XI века полнокровная реальность всегда "ощущает" присутствие правды целостного, высшей красоты, но эта красота потаенная, как бы спрятанная в обычном. Мурасаки отдает должное предшественникам, но ее роман в принципе чужд всего диковинного, странного, поразительного: дух госпожи из шестого квартала, убивший Югао, так же реален, как ревность этой госпожи, вызванная изменой Гэндзи. В своем дневнике Мурасаки по шутливому поводу, серьезно замечает, что никого, подобного принцу Гэндзи, при дворе нет. Гэндзи не тип, это образ эпохи, созданный великим поэтом. "Есть высшая смелость: смелость изобретения, создания, где план обширный объемлется творческою мыслию... " (А. С. Пушкин). Мурасаки и ее роман - плод всей японской культуры. Ее связь с фольклором глубока и, можно сказать, не опосредована предшествующей литературой. Фольклорное обобщение стремится поведать о человеке вообще, вот откуда сказочное начало "Повести" и сказочное описание младенчества Гэндзи. Он сказочно прекрасен, как прекрасна высшая культура Хэйана, талантлив, умен, добр, но он плоть от плоти Хэйана (вся его жизнь!), и жизнь его - предрешена.

"Повесть" - чудо архитектоники, в ее мире ничто не случайно. В первой главе завязывается карма - судьба Гэндзи. Он дитя великой любви; здесь он становится всеобщим любимцем; здесь он встречает ту, что стала самой сильной любовью его молодости, - Фудзицубо, наложницу своего отца. Всю беседу о нравах женщин во второй главе можно рассматривать как сложное предисловие к одной фразе Гэндзи: "Других таких женщин, как Фудзицубо, на свете нет". Прелестная незнакомка, о которой рассказывал Тюдзё, оказывается Югао четвертой главы. С героиней третьей главы Уцусэми мы вновь встречаемся в шестнадцатой, в главе "Застава", где судьба ее - на ущербе. Стремясь избавиться от злых чар, связанных с гибелью Югао, Гэндзи уезжает из столицы и встречает девушку, живо напоминающую ему Фудзицубо; оказывается, это ее племянница. Затем она становится (под именем Мурасаки) главной подругой Гэндзи. Фабульные приемы романа просты. Карма напоминает о себе, когда выясняется, что новый император сын Гэндзи и Фудзицубо. Карма в романе открывается, как тайна судьбы. Затем карма вновь возникает, когда последняя любовь Гэндзи - Сан-но-мия отдается молодому придворному по имени Каеиваги, и Гэндзи узнает, что она беременна. Повторяется история молодости самого Гэндзи. Умирает Мурасаки. Пятидесяти двух лет умирает и Гэндзи. Главы о его смерти (сороковой) нет. Есть только название: "Сокрытие в облаках" - блистательный Гэндзи умер, сияние его исчезло. Мурасаки не могла рассказать о смерти своего героя. Н. И. Конрад писал: "И автор, эта изумительная художница приема... ставит... всего только одно название главы... с тем, чтобы следующую главу начать совершенно просто: "После того, как свет сокрылся в облаках... " Отсвет сияния Гэндзи еще не померк. Жизнь продолжается, и Мурасаки пишет еще четырнадцать глав, главный герой которых Каору, сын Сан-но-мия...

Ряд косвенных данных заставляет предполагать, что "Повесть о Гэндзи" к 1009 году была в основном завершена. Создательнице ее в ту пору было немногим более тридцати лет.

Здесь помещено все, что перевел из великого японского романа выдающийся советский ученый Н. И. Конрад. Переводы сверены по новейшим японским изданиям. Тексты переводов печатаются: глава "Фрейлина Кири-цубо" - по книге: "Литература Китая и Японии", М., 1935; "Разговор в дождливую ночь" ("Хахакиги") -по книге: "Японская литература в образцах и очерках", Л., 1927; "Уцусэми" - по журналу "Восток", книга 4, Л., 1924; "Вечерний лик" - по журналу "Восток", книга 5, Л., 1925.

587. ... из-за таких дел... возникали беды...- См. прим. к с. 81-82.

588. Удайдзин- правый мини См. прим. к с. 521.

... не отпуская ни на шаг...- то есть нарушал все правила церемониала, соблюдаемого обычно в отношении главных наложниц.

Помещением ей служила часть дворца, названная Кирицубо. - Это название перенесено на самое обитательницу, которая обычно и именуется "фрейлиной Кирицубо". Павильон (цубо), против которого росли павлонии (кири), находился в северной, менее почетной, части императорского дворцового ансамбля, далекой от покоев государя.

589. Кородэн- опочивальня, примыкающая с запада к покоям государя.

Обряд первой хакама- церемония надевания первой одежды после младенческой. Хакама - длинные штаны в складку, похожие на юбку или шаровары.

590. ... чтобы в таких случаях ребенок оставался во дворце...- Есть предположение, что с. 907 г. дети до семи лет не должны были находиться во дворце при траурной церемонии.

591. "Только когда умрешь... "- Намек на строку из предисловия к стихотворению неизвестного автора (антология "Кокинрокудзё", вторая половина X в.): "... ненавидели при жизни, -умерла, и все пожалели о ней".

... прекратил... служение при себе высоких особ...- то есть наложниц.

Кокидэн- название ближайших с севера к покоям государя покоев и имя матери первого принца и соперницы Кирицубо.

"Явь во тьме"- строка стихотворения из 13 тома "Кокинсю": "Явь во тьме, черной, как ягоды тутовника... Насколько же более явственна, чем настоящий сон, увиденный ночью!"

592. "Пронизывающий поля"(новаки) - название осеннего ветра.

... "не смущаясь разросшейся буйно травой".- Цитата из стихотворения Ки-но Цураюки: "Не единого гостя // Не ведал заброшенный дом, // Но весна, не смущаясь // Разросшейся буйно травой, // Смело взошла на порог".

... сквозь усеянные росою кусты...- Роса - метафора слез.

Хаги(леспедеца двуцветная) - род кустарника. Осенью цветет лилово-розовыми цветами. Здесь - метафора маленького Гэндзи.

593. ... "что подумает обо мне сосна"...- Цитата из стихотворения ("Кокинрокудзё", том 5): "Что подумает обо мне //Сосна в Такасаго, // Верная сердцем сосна, // Если узнает однажды, // Что живу я еще на свете". Сосна в Такасаго - символ долголетия и супружеской верности.

... "Мрак сердца моего"...- Намек на знаменитое стихотворение Фудзи-вара Канэсукэ, двоюродного деда Мурасаки Сикибу. См. с. 704.

594. ... соленые капли... льются... с рукава...- Слезы обычно отирали рукавом одежды; отсюда "влажный рукав" метафорически - "горькие слезы".

Судзумуси- род цикад, издающих приятные "поющие" звуки.

Асадзи- широколистый аланг-аланг.

О человек с облаков!- Облака (далее: заоблачные высоты) - метафора императорского дворца.

Государь Тэйдзиин(867-931) - другое имя государя Уда (после оставления им трона).

... на языке ямато...- то есть по-японски.

Исэ(ум. 934) - известная поэтесса.

595. Ответ был несколько неподобающий...- так как в нем игнорировалось, что защиты самого императора достаточно для благополучного существования "маленького Хаги", то есть принца.

"Ты навестила жилище... "- Здесь сравнение посланной государем дамы с даосом, знаменитым мудрецом из поэмы Бо Цзюй-и (в переводе Н. И. Конрада: "Песня о бесконечной тоске"). Тоскующий Сюань-цзун просит даоса разыскать погибшую Ян Гуй-фэй. Кудесник находит ее в обители бессмертных на острове Пэнлай (японск. Хорай). Она говорит ему: "Пусть же вещи, служившие мне на земле, // скажут сами о силе любви. // Драгоценные шпильки и ларчик резной // государю на память дари" (все цитаты из поэмы "Вечная печаль" даются в переводе Л. Эйдлина).

... на лотос в пруду, на иву во дворце...- Имеются в виду следующие строки поэмы: "Как лицо ее нежное - белый фужун, // листья ивы - как брови ее". Фужун - разновидность лотоса.

597. "Будем двумя птицами об одном крыле... "- Пара однокрылых птиц - символ супружеской верности. Имеются в виду строки из поэмы: "Так быть вместе навеки, чтоб нам в небесах // птиц четой неразлучной летать. // Так быть вместе навеки, чтоб нам на земле // раздвоенной веткой расти!"

Там, в жилище асадзи...- то есть в доме матери Карицубо, где находился маленький принц.

... пока "не догорели уже все светильники".- Имеются в виду строки: "И уже сиротливый фонарь догорал, // сон же все не смежал ему век".

"Не зная, что уж рассвело... "- Цитата из стихотворения Исэ, написанного на темы картин к Поэме (см. с. 594): "За яшмовым пологом спят крепким сном, не ведая, что уже рассвело... Могли ли они подумать, что так все кончится?.. "

... пренебречь делами правления.- Имеются в виду строки из поэмы: "С той поры государь для вершения дел // перестал по утрам выходить".

... Лил долгий беспрерывный дождь.- По-японски, "беспрерывный дождь" и "долгая тоска" омонимы (нагамэ).

597. Тюдзё- см. прим. к с. 587. В японской средневековой литературе часто вместо имени называется чин или звание героя (см. далее).

... хоть я, конечно, в счет и не могу идти...- Обычное выражение скромности.

604. ... подобно непривязанной ладье по волнам...- популярный образ из китайской поэзии, встречающийся и у Бо Цзюй-и.

608. Праздник в честь бога Калю. - См. прим. к с. 563.

609. Тацута- богиня ткацкого искусства. Танабата - звезда "Ткачиха" (Вега). Согласно легенде, небесные Пастух и Ткачиха, полюбив друг друга, стали нерадиво относиться к своему труду. Небесный владыка наказал их разлукой. Они могли встречаться раз в год, в седьмую ночь седьмой луны.

Кото- музыкальный инструмент, вроде цитры, отчасти - арфы.

614. ... словно тот самый хозяин...- Намек на одно из стихотворений Во Цзюй-и, где хозяин дома говорит о двух путях замужества: богатая девица легко и рано выходит замуж, но мужу с ней будет трудно, и напротив, девица скромного достатка, когда выходит замуж, способна принести мужу покой и счастье.

615. "Три истории":"Исторические записки" Сыма Цяня, "История династии Хань", "История поздней Хань". "Пять древних книг": "Книга перемен", "Книга преданий", "Книга церемоний", "Книга песен", летопись "Весны и Осени" (см. прим. к с. 249).

616. Пятый день пятой луны- сезонный праздник. В этот день цветы ириса клали на кровлю, подвешивали к застрехе, прикрепляли к одежде, чтобы отогнать злых духов. Праздник мальчиков.

Девятый день девятой луны- праздник хризантем. Хризантемы - символ долголетия в Китае и Японии. Китайцы считали, что она обладает магической силой.

618. "В сумраке вечернем... "- Строка из стихотворения, помещенного в 14 томе антологии "Манъёсю" (VIII в.).

621 "В спокойном безоблачном сне"...- Здесь и далее фразы из известных стихотворений того времени.

623. Иэ-но сукэ- имя мужа Уцусэми.

624. "Одежду сменила // Цикада свою... "- Японская цикада в определенный момент лета меняет свою верхнюю кожицу на новую. Старая сохраняет форму цикады, и такие пустые скорлупки можно во множестве находить под деревьями. Гэндзи здесь, говоря о скорлупке, имеет в виду одежду, сброшенную Уцусэми и захваченную им к себе домой. "Та роса, что лежит... " - стихотворение поэтессы Исэ. 625. ... навещал даму, жившую в районе шестого проспекта. - Город Хэйан (ныне Киото) в эту эпоху был распланирован в строго геометрическом порядке: через всю его территорию проходило несколько главных артерий - "проспектов", и от них в обе стороны расходились боковые улицы - "линии".

... сильно занемогла и постриглась в монахини...- Как в хэйанскую эпоху, так и позднее, в Японии в среде верующих буддистов было распространено убеждение в том, что монашеский постриг (так сказать, "схима"), принимаемый в момент особенного обострения болезни, может привести к выздоровлению или облегчению страданий.

Корэмицу- один из слуг, наперсник Гэндзи.

... неприглядной улицы, что была перед ним.- Квартал, в котором обитала кормилица Гэндзи, был заселен главным образом простолюдинами. "На свете целом"... - Строка стихотворения неизвестного поэта ("Ко-кинсго", 19 том): "На свете целом, // Скажите, где же // Найду приют я, // Где б мог остановить // Свои скитанья?"

... и это "терраса из яшмы"- метафора роскошного дворца. "У путника издалека... спрошу... " - Цитата из стихотворения неизвестного поэта ("Кокинсю", 19 том): "У путника, издалека // Пришел что, вот спрошу... // Спрошу я, как зовут // Цветы те, что цветут, // Белея там, вдали?"

626. Амида(санскритск. Амитаба - в переводе: Будда безмерного счастья) - одно из наиболее чтимых буддийских божеств, Будда Чистой земли, Западного рая.

627. "Если б на свете неизбежной разлуки не стало!"- Гэндзи вспоминает известное стихотворение Аривара Нарихира ("Кокинсю"): "Если б на свете // Неизбежной разлуки // Вовсе не стало!.. /, / Хоть ради детей, тех, что молят // О жизни в тысячу лет... "

... звание "правителя провинции". - Одно из многочисленных в ту эпоху званий и титулов, лишенных реального содержания и не связанных с какими-либо конкретными должностями.

629. ... его возраст...- В момент настоящего рассказа Гэндзи было семнадцать лет.

"... нечто достойное внимания"...- Ссылка на "беседу в дождливую ночь", где один из собеседников высказывает эту мысль (см. с. 599).

630. Передовые- то есть очищающие дорогу по пути следования экипажа знатного хэйанца.

"Ах, проклятый мост!"- Здесь вспоминается заклятье, в гневе наложенное на один мост божеством Кадзураки. Знаменитый волшебник Эн-но Гёдзя строил в горах мост. Косоглазый, хромой Кадзураки помогал ему, но работал только ночью, стесняясь своего уродства.

... она иногда проговаривается... - То есть при обращении к Югао называет ее "госпожою".

Самма-но-ками- имя одного из приятелей Гэндзи, участника "беседы в дождливую ночь".

631. ... я... это все пропускаю.- Одна из манер изложения автора: делать оговорки при пропуске части повествования.

... брал с собою... слугу и отрока...- В эту эпоху знатный хэйанец всегда выезжал в сопровождении большой свиты и, даже отправляясь на тайное свидание, брал с собой слуг.

632. ... как и в том месте...- то есть как и во дворце.

633. Мироку(санскрит. Майтрейя). - Будда грядущего, будущего человеческой земной жизни.

Дворец "Долгой жизни"- название одного из дворцов Сюань-цзуна. Он уговорился со своей подругой после смерти на земле стать "двумя птицами об одном крыле... ". Гэндзи не хочет заключать такого уговора, во-первых, потому, что у Сюань-цзуна с Ян Гуй-фэй вышло не так, во-вторых, оттого, что он предполагает возлагать свои любовные надежды прежде всего на грядущую земную жизнь.

634. ... припомнилось прошлое.- То есть история связи Югао с Тюдзё.

То - блестки росы...- Также слова из стихотворения: "В догадках сердца // Смотрю: не то ли? // Росинок светлых // Блеск прибавлен // К красе цветка?"

636. Дитя рыбака - я...- Образ из известного стихотворения: "Там, где пенистые волны // О побережье бьются, // Прошла вся жизнь... // Я - рыбака дитя, и где же // Приют иметь мне прочный?" Отсюда "дитя рыбака" употребляется как аллегория никому не известного, никому не нужного человека (см. с. 646).

"Из-за себя"- замысловатое выражение, означающее буквально то, как это здесь передано по-русски, но в то же время являющееся названием рода червячка, водящегося на водорослях. В данном случае Гэндзи вспоминает одно стихотворение, - смыслом которого и пользуется для ответа Югао, - так же основанного на поэзии, как и ее собственные слова: "На водорослях тех, // Что рыбак собирает, // Червь "из-за себя"... // Из-за себя терплю я // И не ропщу на свет".

635. ... в духе стихотворения о "Бесконечной реке"(Окинагава). - Имеется в виду стихотворение Ума Кунихико из 20 тома "Манъёсю". На пиру в его доме в честь экс-императора Сёму с супругой он исполнил старинную песню, которой приветствует гостя: "Пусть даже течь навеки перестанет // Река Окинагава, // Где ниодори дышат долго под водою, // Но в разговоре, друг, с тобою // Ведь не иссякнут никогда слова" (перевод и примечание А. Глускиной).

637. ... как волнуются теперь на шестом проспекте...- то есть та дама, с которой Гэндзи уже давно поддерживал тайную связь и по дороге к которой он, остановившись у кормилицы, впервые столкнулся с Югао.

Гэндзи подумал, что на них кто-то напал...- Комментаторы пытаются доказать, что здесь на спящую Югао напал дух "дамы с шестого проспекта", которая сильно ревновала Гэндзи и искала случая узнать, кто у нее соперница, чтобы как-нибудь отомстить за отвлечение Гэндзи от нее. Ее мстительная ревность превратилась будто бы в злобного демона.

Вы же все подавайте голос!- Эти распоряжения даются Гэндзи с обычной для тех времен целью: звоном оружия и кликами отпугнуть демона.

638. ... с кликами: "Слу-у-шай!" - он направился в помещение смотрителя...- Сын смотрителя издает тот самый возглас, который звучит во дворце в момент ночной переклички караулов.

... найти помощь у бонзы...- Гэндзи, полагая, что на Югао напал злой дух, думает о бонзе, который молитвами может его из нее изгнать.

639. ... я обратил свои взоры на ту, которую не смел?- Имеется в виду Фудзицубо.

641. Разговаривал с ним он чрез занавеску.- Соприкосновение со смертью, с мертвым, по господствовавшим тогда синтоистским воззрениям, почиталось за "скверну", и с таким "осквернившимся" в течение определенного срока было запрещено иметь дело.

642. ... идут священные службы...- В девятой луне свершались некоторые особые религиозные церемонии во дворце, и в этот период никто из "осквернившихся" не имел доступ во дворец.

Куродо-но бэн- брат Тюдзё, один из приятелей Гэндзи.

644. Киёмидзу- название храма.

... "она пыталась было броситься вниз с горы"...- Намек на стихотворение из 19 тома "Кокинсю": "Когда все опостылело, и сердце полно горя, и ты готов броситься вниз с горы, самая глубокая пропасть покажется мелкой долиной".

647. ... закажу написать иконы будд...- в качестве жертвенного приношения за Югао.

... дорога... оказалась закрытой...- по каким-нибудь сакральным соображениям (см. прим. к с. 567 - об "изменении пути").

649. "Эти долгие-долгие ночи"...- Слова одного из стихотворений Бо Цзюй-и, характеризующие осеннюю ночь: "В восьмую луну, в девятую луну, // Эти долгие-долгие ночи... // Когда тысячи звуков, десятки тысяч звуков // На миг остановки не знают".

Н. И. Конрад, В. Санович