Выслушав решение, дух Водяной змей понурился и ушел прочь. Царедворцы, стоявшие по левую и правую руку от государя, взглядом подали знак удалиться и Чиню.
Сиятельный господин, вернувшись домой, тотчас устроил достойный пир и подарил гостям дорогие подарки из носорожьего рога и панциря черепахи. Супруги Чинь, благодарные безмерно, низко поклонились ему и возвратились на землю.
Дома рассказали они обо всем родичам и домочадцам, а те радовались и дивились чудным делам.
Спустя какое-то время оказались у Чиня дела в Хонг-тяу. Проехал он мимо старого храма и видит: стены его какие совсем покосились, а какие и рухнули, каменные плиты с письменами треснули и поросли мхом; одно лишь дерево гао возносит в лучах заката белые цветы. Расспросил он древних стариков и старух и услышал:
- Год назад среди бела дня из ясного неба вдруг хлынул дождь, по реке заходили волны, и объявился огромный змей в десять чыонгов длиною, с синими плавниками и красным гребнем. Змей устремился на север, а следом за ним вереницей плыли сто или больше змеенышей. С той поры в храме чудеса совсем прекратились.
Сосчитал Чинь время по пальцам и понял: случилось все это в тот день, когда разбиралась его тяжба.
* * *
Нравоучение.Увы! Чтобы выстоять против насилья - поклоняются духам и приносят им жертвы; желая избегнуть беды - поклоняются и приносят жертвы. Так уж ведется: чуть что - кланяться и подносить дары. Но, откликаясь на моленья и просьбы, не должно ли различать их смысл? А не то, ублаготворив одного молящегося, можно навредить многим.
Дух Водяной змей за свои злодеянья отделался ссылкой. Великодушье государя здесь было поистине неуместным. А обойдись он с преступником, как некогда Сюй Сунь или Шу Фэй, - все бы остались довольны. Потому-то Ди Жэнь-цзе, когда стал наместником в Хэнани, просил у государя разрешения снести тысячу и семь сотен храмов и алтарей, недостойных поклонения.
Вот уж, поистине, благое дело.
Рассказ о злых делах девицы Дао [79]
Легкомысленная девица из уезда Ты-шон (Благосклонные горы) по имени Дао Тхи - урожденная Дао, по прозванью Хан Тхан - "Хладный берег", была искусна в сочиненье стихов и словесной игре. В пятый год "Унаследованного изобилия" при государях из дома Чан попала она в число дворцовых прислужниц и с той поры - что ни день - представала перед государем на игрищах и пирах. Однажды государь поплыл в ладье на прогулку по реке Круглой серьги и достиг Первой восточной сходни. Здесь он в рассеянности прочитал две строчки стихов:
"Плотен туман, глух колокольный звон,
Гладок песок, шеренги деревьев длинны".
Никому из вельмож и царедворцев не под силу было продолжить государевы стихи, одна лишь Дао, не задумываясь, подхватила рифму:
"Берег хладен, рыба клюет луну,
Гусь на рассвете криком тревожит руины".
Государь довольно долго хвалил ее, и с той поры Дао - по первым словам стиха - стали звать "Хладный берег".
Но когда король Зу Тонг умер, она, очутясь за дворцовыми воротами, взяла себе обыкновение захаживать в дом Блюстителя посольских и дворцовых дел Нгуен Ньыок Тяна. Жена Тяна, бездетная и очень ревнивая, вообразила, будто Хан Тхан спуталась с ее мужем, схватила ее и избила до полусмерти.
Разъяренная, Хан Тхан продала свои заколки и украшения из дорогих каменьев и злата и наняла лихих людей, чтобы забрались в дом вельможи и отомстили бы за нее.
Но люди ее тотчас были схвачены слугами Тяна и на дознании показали на Хан Тхан. Пришлось ей - с испугу - обрить голову и в шафранной монашеской рясе бежать прочь из города и укрыться в пагоде "Стопа Будды". Здесь предалась она изученью молитв и канона и уже через месяц-другой весьма преуспела.
Построила она себе келью с алтарем, созвала сочинителей и попросила сложить надпись для доски, прикрепляемой обычно у входа. Явился на это собрание и некий школяр лет четырнадцати - пятнадцати из соседней деревни. Пренебрегая его малолетством, она сказала язвительно:
- Выходит, отрок этот - знатный стихотворец? Хорошо бы взглянуть на его искусство.
Школяр, вроде и не рассердясь, удалился, вызнал всю подноготную Хан Тхан и сложил такие стихи:
"Слушайте, люди: милостив Будда, недаром зовется он Постижимым и Отрешенным.
Истинный праведник, чистый душою, может неправду истиной сделать.
Тот, кто идет по пути совершенства, отыщет благую обитель
В лесах, на вершинах, у горных потоков и почитаемым станет.
Я почитаю пагоду эту, Дао ее возвела на священной вершине,
Пленница звонких пьянящих созвучий
В пагоде этой ищет укрытья.
Губы ее - лепестки абрикоса, стан ее - ива, язык сладкозвучный слагает напевы Лян, знаменитого песнями края.
Солнце сияет, рассеялись тучи. Очи воздев, красавица просит доступа на Тридцать третье небо.
Кажется: вот она бросится в реку, как некогда царские вдовы.
Волосы в горе она распустила, густые, как черные тучи.
Мир этот видит она в сновиденье, но в царстве духов лишь половина того сновиденья,
В шелесте ветра слышатся Дао сладкие звуки, струн перезвоны, трели свирели.
Дао алтарь посещает не часто, чаще поет и играет,
А ведь покровы отшельницы легче, чем одеянье для танца.
Влаги священной черпнув из ущелия Цао, сразу же к зеркалу тянется дева,
Хоть не затихло напевное слово молитвы и отзывается долго в стропилах.
Может быть, Дао свыкается с жизнью благочестивой,
Но не оставила прежних привычек, давних замашек.
Горестно ей, что никто не внимает ее искусному пенью,
Только постриглась она и немедля плюнула на поученья.
Что ей монашеское одеянье! Тянется Дао, как прежде тянулась, к парчовой накидке певицы.
Все благочестье - обман и притворство.
Так был на Празднике лотоса некогда Тао бессмертный обманут.
Колокол смолк. Вечереет. И чай уже выпит. Пойду восвояси.
В горы уйду, отыщу там пещеру глухую, залягу и высплюсь на славу".
Завершив свое сочиненье, он переписал его покрупнее и прилепил у входа в пагоду. Окрестный люд - ближний и дальний - спешил наперебой выучить стихи.
Хан Тхан, увидав это, покинула пагоду и скрылась. Прослышав, будто пагода Поучений истинного пути в округе Хай-зыонг (Светлое море) стоит в превосходном месте между красивыми горами и чудными водами, а оберегают храм преподобный старец
Фап Ван - "Вездесущее облако истины", и нестарый летами монах, Во Ки - "Отрешенный своекорыстия", Хан Тхан явилась туда и попросила пристанища.
Фап Ван, не соглашаясь на это, сказал Во Ки:
- Девица сия несдержана нравом и легко разгорается любострастием; годы ее самые что ни на есть пылкие, а красота великолепна. Надобно нам поостеречься, - ведь сердце людское не камень, красота чарует нас и туманит разум. Пусть розовый лотос и не пятнит черная грязь, но ведь бывает - и малое облако затмевает луну. Отыщи подобающие слова и откажи ей, чтоб не раскаяться после.
Но Во Ки не внял ему и позволил Хан Тхан остаться. А Фап Ван, разгневанный, перебрался на гору Феникс.
