Друзья Чжана, услыхавшие об этой истории, были очень удивлены, но Чжан все-таки решил порвать связь с Ин-ин. Юань Чжзнь, который был особенно близок с Чжаном, спросил его о причине этого.

- Всегда было так, -ответил Чжан, - что женщины, которых Небо одарило необычайной красотой, приносили беду, если не себе, так другим. Если бы барышню Цуй полюбил какой-нибудь богатый и знатный человек, то и с ним у нее не было бы счастья. Почуяв свою силу, она обернулась бы драконом, сеющим страшные беды, или чудовищем, несущим гибель. Не знаю, каких превращений можно было от нее ждать! Синь, государь династии Инь, и Ю, государь династии Чжоу, были всевластными правителями огромной империи, но они погибли из-за женщин. Народ возмутился против них. И до наших дней этих правителей все продолжают осуждать. Моей добродетели не хватило бы на то, чтобы одолеть губительные чары, поэтому я и поборол свое чувство к ней.

Все слышавшие слова Чжана вздохнули с сожалением.

Год спустя Ин-ин выдали замуж, Чжана тоже женили. Случилось ему проходить мимо дома, где жила Ин-ин, и он зашел туда и попросил ее мужа сказать ей, что двоюродный брат просит позволения повидать ее. Муж передал, но она не вышла. Чжан был так огорчен, что это было видно по выражению его лица. Узнав об этом, она тайком написала стихи, в которых говорилось:

 "Истаяло тело мое, исхудало,  Увял цвет моей красоты.  Без роздыха мечусь на постели,  А встать с нее силы нет.   Не потому от людей убегаю,  Что взглядов досужих страшусь,  Но вам, признаюсь, на глаза показаться  Мне было бы стыдно теперь".

Так и не встретилась с ним...

Через несколько дней, когда Чжан собирался уезжать, она снова прислала ему стихи на прощанье:

 "К чему теперь вам похваляться,  Что отказались от меня?  С какою силой оболыценья  Просили вы моей любви!   И если к нам вернетесь снова,  Прошу вас только об одном:  Любовь, что вы мне подарили,  Отдайте молодой жене".

С этих пор они уже не получали больше вестей друг о друге.

Большинство современников Чжана хвалило его за то, что он сумел исправить свою ошибку.

Встречаясь с друзьями, я часто заводил разговор об этой истории, чтобы те, кто знает о ней, не вели себя подобным образом, а поступающие так же, как Чжан, не упорствовали в своих заблуждениях.

В девятой луне года "Чжэньюань" правитель канцелярии Ли Гун-чуй ночевал у меня дома, в квартале Цзинъаньли. Во время беседы мы коснулись этой печальной истории. Ли Гун-чую она показалась необыкновенной, и в назидание потомкам он написал "Песнь об Ин-ин". Барышню Цуй в детстве звали Ин-ин, поэтому Гун-чуй так назвал свое произведение.

В те годы, когда на смену династии Северная Чжоу пришла династия Суй, жил некий Ду Цзы-чунь.

Молодой повеса и мот, он совершенно забросил дела семьи. Не знал удержу в своих прихотях, проводил время в кутежах и буйных забавах и очень скоро пустил по ветру все свое состояние. Попытался Цзы-чунь искать приюта у родственников и друзей, но не тут-то было: всякий знал, какой он бездельник.

В один из холодных зимних дней, оборванный, с пустым брюхом, шатался он по улицам Чанъани. Настал вечер, а поесть ему так и не удалось. И вот, сам не зная, зачем он сюда забрел, оказался он у западных ворот Восточного рынка. Жалко было смотреть на него. Голодный, измученный, стоял он, глядя на небо, и время от времени протяжно вздыхал.

Вдруг перед ним остановился, опираясь на посох, какой-то старик и спросил:

- Что с тобой? Отчего ты все вздыхаешь?

Цзы-чунь открыл ему душу, негодуя на родственников и друзей за их бессердечие. Лицо юноши красноречивее слов говорило о его страданиях.

- Сколько ж тебе надо, чтобы жить безбедно? - спросил старик.

- Да тысяч тридцати - пятидесяти, думаю, хватит, - ответил Цзы-чунь.

- О нет, мало! - воскликнул старик.

- Сто тысяч.

- Нет.

- Ну так миллион.

- Нет, и этого мало.

- Три миллиона.

- Трех миллионов, пожалуй, хватит, - согласился старец.

Он вытащил из рукава связку монет и, отдавая ее Цзы-чуню, сказал:

- Вот тебе на сегодняшний вечер. Завтра в полдень я жду тебя у Подворья персов на Западном рынке. Смотри не опаздывай. Цзы-чунь явился точно в назначенный срок и в самом деле получил от старца целых три миллиона. Старик ушел, не пожелав назвать ни имени своего, ни фамилии.

А Цзы-чунь, получив в свои руки такое богатство, принялся за прежнее. Казалось ему, что дни невзгод навсегда миновали. Он завел добрых коней, щегольские одежды и с компанией прихлебателей не вылезал из домов певиц, услаждая свой слух и взор музыкой, пеньем и танцами, а делом заняться и не думал. За два года он спустил все деньги.

На смену роскошным одеждам, экипажам и лошадям пришли одежды и лошади попроще и подешевле. Лошадей сменили ослы, а когда и ослы исчезли со двора, пришлось ходить пешком. Под конец Цзы-чунь снова впал в прежнюю нищету. Не зная, что предпринять, очутился он у рыночных ворот и хотел было снова дать волю жалобам. Но не успел он и слова вымолвить, к нему подошел тот же самый старик.

- Как! Ты опять в таком состоянии? - удивился он, взяв Цзы-чуня за руку. - Сколько же тебе нужно на этот раз?

Устыдившись, Цзы-чунь ничего не ответил. Старик настой-чиво продолжал спрашивать его. Однако Цзы-чуню было так совестно, что он поблагодарил старика и отказался.

- Ну ладно, завтра в полдень будь на старом месте, - велел ему старик.

Как ни мучил стыд юношу, он все же явился к месту встречи и получил десять миллионов монет.

Пока у него не было денег в руках, Цзы-чунь сурово упрекал сам себя, всячески клялся употребить их с пользой и прибылью, да так, чтоб превзойти прославленных богачей Ши Цзи-луня и И-дуня. Но получил он деньги - и все добрые намерения пошли прахом. Соблазны одолели его, и он зажил по-старому. Не прошло и двух лет, как сделался он беднее прежнего и снова пришел, голодный, к воротам рынка. И опять, все на том же месте, он повстречал старика. Сгорая от стыда, Цзы-чунь закрыл лицо руками и хотел было пройти мимо, но старик ухватил его за полу халата.

- Плохо же ведешь ты свои дела! - с упреком сказал старик и, вручая ему тридцать миллионов монет, добавил: - Если и они не пойдут тебе впрок, стало быть, тебе на роду написано прожить в бедности.

"Когда я, беспутный повеса, промотал свое состояние и пошел по миру, никто из моих богатых родственников не позаботился обо мне. А этот чужой старик выручил меня уже три раза. Чем могу я отплатить ему?" - сказал сам себе Цзы-чунь и обра-тился к старцу:

- Я больше не растрачу попусту денег, которые вы так щедро мне подарили. Нет, я устрою все свои семейные дела, дам хлеб и кров моим бедным родственникам, выполню все свои обязательства. Я полон к вам такой глубокой привязанности, что решил, покончив с делами, отдать себя в полное ваше распоряжение.

- Этого я и хотел, - сказал старик. - Когда ты устроишь свои дела, приходи повидать меня. Я буду ждать тебя через год в пятнадцатый день седьмой луны возле двух священных деревьев Лао-цзы на горе Хуашань.

Почти все бедные родичи Цзы-чуня жили в местах, расположенных к югу от реки Хуай, и потому он купил в окрестностях Янчжоу большой участок земли размером в добрую сотню цинов, построил в пригороде отличные дома, открыл сотню с лишним гостиных дворов возле проезжих дорог. И дома и земли он роздал своим бедным родичам. Потом переженил племянников и племянниц и перевез на родовое кладбище прах своих близких, захороненных в чужих краях. Он расплатился со всеми, кто был к нему добр, и свел счеты с врагами. Едва он устроил свои дела, как подошло время встречи.

Цзы-чунь поспешил к условленному месту. Старик уже поджидал его в тени двух кедров, что-то напевая. Вместе они поднялись на вершину горы Хуа в Заоблачную беседку. Пройдя более сорока ли, увидели чертоги, которые, верно, не могли принадлежать простым смертным. Сверкающие облака парили над высокими крышами, в небе кружились аисты.