Было у него трое детей. Первенца-сынка звали Бунтадзаэмон, и в год, о котором идет рассказ, ему исполнилось двадцать семь. Огромный, долговязый был мужчина, с бакенбардами от рождения, со сверкающими глазами. Вечно он ухмылялся, но ликом был пострашнее, чем иной во время драки. Сложепия был мощного, и ему бы родителей содержать, зарабатывая хотя бы грузчиком. Но наружность у него была столь устрашающая, что деньги он добывал просто грубым вымогательством, шатаясь по игорным притонам.
И всегда он был злодеем. Раз вечером, в свое шестнадцатое лето, он велел младшей сестренке, чтобы обмахивала его веером. Той было всего семь лет, в пальцах никакой силы, и он за то, что-де машет без усердия, ухватил ее за шею и швырнул на пол. Она грянулась о случившийся тут же жернов, обмерла, бедняжка, душа в ней затрепетала, и она в одночасье скончалась. Горю матери не было конца, она припала к мертвому телу и хотела уже покончить с собой, но тут меньшая дочка, пяти лет от роду, учуяла детским сердцем новую беду и, вцепившись с мольбой в ее рукав, горько расплакалась. Мать остановилась в нерешительности, стала думать, что будет с дитятей, а тем временем сошлись соседи и спросили, как же это случилось. "Смертный час моей дочери наступил по оплошности, - ответила она. - Горю ничем не поможешь". Поспешно устроили похороны, и дело до огласки не допустили.
В двадцать семь лет Бунтадзаэмон спутался с чужой женой и повадился всякий вечер бегать к ней в деревню Такэда. Проведав об этом, мать стала ему говорить: "Жизнь твоя на волоске". Он же, вернувшись однажды под утро домой, столь сильно ударил ее ногой, что свернул ей поясницу, и с тех пор она уже не могла ни встать, ни сесть. По счастью, к тому времени младшая дочь уже подросла и ревностно исполняла свой дочерний долг, так что было кому подать бессчастной калеке горячего чая.
Трудиться он предоставлял отцу, сам же спал в свое удовольствие и никогда не видел цветов утренней зари. "Эх, папаша, - говаривал он небрежно. - Жизнь наша подобна росе - есть она, и вдруг ее не стало". Все люди, ненавидя и презирая его, указывали на него пальцем и говорили: "Вот непокорный воле Неба!" - однако сделать ничего не могли.
Сама злая судьбина определила такие отношения между сыном и родителями, но все же пребывать под одной крышей с этаким злодеем, да еще влачить свое существование совершенно впроголодь было для них далее невозможно, ни единого дня больше не хотели они жить на этом свете, - ведь даже хвороста, чтобы вскипятить чай, не осталось в доме, и они решили наложить на себя руки, положивши головы на одно изголовье.
Однако и тут мать с тоской подумала о своей дочери, призвала бабку-посредницу и, поведав ей все обстоятельства, попросила: "Не дай пропасть моему дитяти, устрой ее в услужение к хорошим людям из купечества". Бабка тоже прослезилась и, сказавши: "Услужу вам и процента с вас не возьму", - повела их с собой, и мать опять проливала слезы, поскольку ноги ее не держали, и пришлось нести немощную на спине.
Девушка была умненькая, но телом мала и слаба, брать ее соглашались не на жалованье, а за харчи. "Но ведь так я только себя прокормлю, какой же в этом толк?" - говорила она, и они ни с чем возвратились домой. А там она шепнула бабке-посреднице: "Наружностью я неказиста, но ведь не только красивые служат утехой мужчинам. Не продать ли мне себя в веселый дом?" Узрев такое самоотвержение, бабка воскликнула: "Ради отца и матери хороши любые пути!" - и отвела ее в заведение на Симабара, именуемое, кажется, "Итимондзия". Там ее выслушали, выказали сочувствие и сказали: "Женщина ты не так чтобы очень, но чувства твои прекрасны и будущность обеспечена". Затем составили договор на установленный срок и уплатили вперед двадцать золотых.
Когда она вернулась в Фусими и отдала эти деньги родителям, те печально вздохнули: "Видано ли это в свете, чтобы позволить родному дитяти продать свое тело и на эти деньги покоить свою старость!" Вздохам их вторила, воротившись, и бабка-посредница. Однако немного спустя хоть и жалели они свою дочь, но возвеселились духом и в канун Нового года возымели намерение сделать к празднику разные покупки. Узнав об этом, торговцы, по своему обычаю, принялись за дело. Из рисовой лавки притащили целый мешок, принесли свои товары продавцы мисо, соли и водки, и даже от рыбника, о котором в этом доме и думать забыли, прислали спросить, не надо ли чего. И в тот же вечер, когда они радовались и повторяли: "Вольнее денежек ничего-то на свете нету!" - старший сын Бунтадзаэмон украл все двадцать золотых и скрылся. Рассвело, наступил последний день старого года, но платить по такому злосчастью было нечем, и все покупки пришлось вернуть. Короткая радость, как сон, канула в прошлое.
Теперь больше нечего было ждать от судьбы. Супруги потихоньку покинули дом, удалились к Шестиричному Дзидзо, этому дорожному знаку на пути в вечность, и остановились в поле неподалеку от храма Косэн Осё. Прозрели они, что крушение всех их надежд в этой жизни есть кара за то, что давным-давно, в жизни прошедшей, свершили они жестокое преступление. И, молясь о предбудущем своем существовании, они многократно повторяли имя Будды, а затем умертвили себя, откусив языки. И трупы их пожрали волки.
Люди, ненавидя Бунтадзаэмона, говорили: "Бежал он, наверное, на восток, и перехватить его надо на заставе Встреч", - и погнались за ним, но схватить его не удалось, и они с пустыми руками вернулись из Мапубары, что вблизи от Авадзу.
Никто не знал, куда он девался, и на это дело махнули рукой, а между тем Бунтадзаэмон тайком проник в городок Сюмоку, до которого было рукой подать, лихо справил новогодние праздники, собрав множество веселых девок, и ко дню "семи трав" промотал все деньги до последнего гроша. Слухи о его непотребстве распространились по округе, он бежал в деревню Удзи. Но едва дошел он до места, где приняли кончину родители, ноги его стали заплетаться, все тело свело судорогой, в глазах потемнело, и он упал. И тогда снова появились волки, пожравшие трупы родителей, и всю ночь напролет грызли его, причинив ему неисчислимые страдания, а затем множество огромных волков обглодали его кости до сухожилий и выложили их у обочины дороги в виде целого скелета. Так Бунтадзаэмон после смерти своей был выставлен на позорище.
Вот вам рассказ о беспримерном нарушителе сыновнего долга. Страшно такое преступление, и небо с неизбежностью карает за него. Будьте же почтительны к своим родителям.
