Но Чжао-чжи все равно пожалел муравья и привязал шнурком камышинку к лодке. Лодка достигла берега, и муравей получил свободу. Той же ночью Чжао-чжи увидел во сне мужчину в черных одеждах, со свитой человек в сто, который поклонился ему и сказал:

- Ваш слуга - царь среди муравьев - упал по неосторожности в реку и теперь благодарит вас за спасение жизни. Если вы окажетесь в какой-либо крайности, вам нужно будет только сообщить об этом мне.

Прошло лет десять. В этих местах завелись разбойники. Чжао-чжи облыжно назван был их главарем и заключен в тюрьму в Юйхане. Тогда-то он вспомнил сон и решил сообщить о себе муравьиному царю. Но где он сейчас и как сообщить?! Тут один из спутников прервал его раздумья и спросил, в чем причина его печали. И Чжао-чжи поведал все без утайки.

- Для этого нужно поймать пару муравьев, посадить на ладонь и сказать о вашей просьбе, - посоветовал тот.

Чжао-чжи так и поступил. Ночью ему и в самом деле явился во сне человек в черной одежде.

- Вам следует спешно скрыться в горах Юйханынань, - сказал он, - раз в Поднебесной смуты, значит, вскоре появится указ о помилованиях.

После этих слов Чжао-чжи пробудился. Между тем муравьи успели источить надетые на него колодки. Чжао-чжи вышел из тюрьмы, а потом, переправившись через реку, скрылся в горах Юйханьшань. Скоро объявлена была амнистия, и он оказался вне опасности.

[XX, 8]

К великому полководцу Цзинь - дасыма Хуань Вэню, прозвание его было Юань-цзы, на склоне лет неожиданно пришла монахиня. Была она из дальних краев, имя ее ныне позабыто. Она прилепилась к Хуаню, словно бы к данапати - подателю милости. Дарования и поступки ее были удивительны.

Вэнь принял монахиню с великим почтением и дал ей жилье при доме. И вот всякий раз, как наступало время омовения, она непременно омывалась дольше обычного. Вэнь почел это странным. Он решил подглядеть и увидел: монахиня, совершенно нагая, одним взмахом меча распорола себе живот, после чего разрубила на куски тело и отсекла голову, отделила руки и ноги, а оставшуюся плоть искрошила.

Вэнь страшно испугался и быстро ушел к себе. Вскоре монахини появилась из комнаты цела и невредима. Вэнь попросил ее сказать правду. Монахиня отвечала: "Тот, кто захочет оскорбить и изгнать государя, примет подобную же казнь". А Вэнь как раз злоумыслил на государя: как говорится, "собрался расспросить о треножниках". Услыхав ответ монахини, он впал в досаду, ибо предупреждение устрашило его.

До конца жизни Вэнь оставался верным государю слугой.

Монахиня простилась с ним и ушла. Где она, и поныне неизвестно.

Чжао Гу ходил в бранные походы обычно на гнедом коне. Он безмерно дорожил им и любил, а привязывал коня всегда там, где и сам становился на постой. Однажды у коня вздулось брюхо, и вскоре он издох.

Тут как раз с севера пришел Го Пу, - он хотел навестить Чжао Гу. Привратник сказал ему: "Любимейший конь моего полководца, которого он берег и лелеял, нынче издох, и полководец скорбит". Пу молвил: "Дозволь мне пройти. Да скажи полководцу, что я оживлю скакуна, но прежде он непременно должен повидать меня". Привратник изумился, обрадовался и поспешил доложить о нем.

Гу чуть не в пляс пустился от счастья, немедля велел привратнику просить гостя к себе.

Сперва они обменялись словами о жаре и стуже, потом Гу спросил: "Берешься оживить моего коня?" Пу ответил: "Берусь!" Гу возликовал и опять опрашивает: "Что тебе нужно для этого?" Пу отвечает: "Наберите преданных вам молодцов, числом так более двух десятков, дайте им длинные бамбуковые палки, и пусть идут прямо на восток. В тридцати ли отсюда будет холм, поросший лесом и очертаниями схожий с храмом бога земли. Как придут, пусть изо всех сил колотят по земле палками да шумят побольше. Все это нужно для поимки некой твари. Добудут - и мигом назад. И конь сразу оживет".

Пятьдесят доблестных и храбрейших воинов выступили в поход. Как и сказал Пу, они достигли густого леса, там таилась некая тварь. На вид подобие обезьяны, но и не обезьяна. Она вы-бежала, хотела удрать, но все дружно к ней кинулись, схватили и принесли Чжао Гу.

Тварь еще издали почуяла дохлого коня, запрыгала, хотела вырваться. Го Пу приказал спустить ее наземь. Она подбежала к коню с головы и стала вдыхать ему воздух в ноздри. Дула она долго, пока конь наконец вскочил и во всю прыть понесся, раздувая ноздри.

Тварь в тот же миг исчезла. Чжао Гу щедро одарил Го Пу, и тот смог пойти в земли к югу от Цзян.

Во времена Цзинь некий уроженец Дунпина по имени Фын Сяо-цзян исправлял должность тайшоу в Гуанчжоу. Сын его звался Ма-цзы, что значит "Жеребенок". Ему уже исполнилось двадцать лет, а он все дни свои проводил в одиночестве, лежа в конюшне. Как-то ночью во сне явилась к нему дева лет едва ли восемнадцати с виду и говорит: "Я дочь прежнего тайшоу Сюй Сюань-фана, что родом из Бэйхая. К несчастью, я рано умерла: четыре года назад черти безвинно меня убили. А согласно Записям жизней, мне суждено дожить до девятого десятка, если не долее, к тому же я знаю, что должна ожить. Вот я и искала надежного человека, опору в судьбе. Вам, Ма-цзы, предсказана долгая жизнь. Мы могли бы стать мужем и женою. Могу я послушно следовать за вами, обрести опору и тем возродиться к жизни?" Ма-цзы ответил: "Да". И они сговорились о сроке будущего свиданья.

В назначенный день и час на полу перед ложем Ма-цзы забрезжили очертания головы: волосы - вровень с полом. Ма-цзы велел слугам подмести пол. Потом вгляделся, вспомнил сон и постиг видение. Тотчас удалил слуг. Тогда стал проступать лоб, затем все лицо, затем шея и плечи и, наконец, все тело.

Ма-цзы сказал деве присесть на тахту напротив. Склад речей и суть слов ее были удивительны и необычайны. Затем она легла с Ма-цзы почивать.

Всякий раз дева предостерегала его: "Я пока еще тленный дух". Как-то Ма-цзы полюбопытствовал: "Когда же ты покинешь свой мир?" Дева ответила: "Когда исполнится срок нисшествия духа, ибо день и час моего рождения еще не наступил".

Ма-цзы поселил ее в конюшне. Люди слышали звуки их бесед, разбирали отдельные слова.

Когда дева сочла, что срок приближается, то обучила Ма-цзы способам, какие надлежит применить, чтобы она покинула свой мир и вернулась к живым. Сказала, простилась и ушла.

Ма-цзы взял красного петуха, блюдо просяной каши и шэн чистого вина и окропил землю перед ее могилой, а она была в каком-нибудь десятке бу от его конюшни. Закончил жертвоприношение и раскопал могилу. Показался гроб, Ма-цзы открыл его и увидал в нем девушку, лицо и тело которой были в целости, как при жизни. Он бережно обнял ее, извлек из гроба, положил на кошму и отнес в шатер. Под сердцем у девы чуть теплело, из уст сквозило дыханье. Ма-цзы кликнул четырех служанок и велел им ходить за девой. А сам стал капать ей в глаза молоко от черной овцы.

Со временем глаза у девы начали раскрываться, а рот - принимать жидкую пищу. Наконец, дева заговорила. Дней через двести она уже смогла подниматься и ходить, опираясь на палку. Прошло еще время, и цвет ее лица, мускулы, кожа, а также телесные силы установились. Послали с вестью об этом к отцу ее, господину Сюю. Тут явились все, от мала до велика. Выбрали счастливый день, совершили церемонию, поднесли свадебные дары, и сделались они мужем и женою.

Дева родила Ма-цзы двух сыновей и дочь; старший сын по прозванию Юань-цин, в начале годов правления "Вечное счастие" получил должность хранителя книг при дворе, младший - Цзин-ду служил при наставнике молодого государя, ну а дочь выдали за Лю Цзы-яня из Цзинани, того самого, что приходился внуком удалившемуся от дел Лю Янь-ши, всем известному.