Как раз в это время на всех перекрестках столицы пошли толки о "четырех королях" - компании молодых повес. Уж очень они выделялись, всех превосходили своей внешностью.

Беспечно тратя то, что им оставили родители, они от первого до последнего числа месяца развлекались любовью, не пропуская ни одного дня. Вчера встречали рассвет в Симабара с гейшами Морокоси, Ханасаки, Каору, Такахаси; сегодня - в театре на Сидзёгавара с актерами Таканака Китидзабуро, Карамацу Касэн, Фуд-зита Китидзабуро, Мицусэ Сакон... что с мужчинами, что с женщинами - каким только любовным утехам они не предавались.

Однажды после представления все сидели в ресторане Мацуя. Говорили о том, что ни разу до сегодняшнего дня не появлялось на улицах столько миловидных простушек. "Глядишь, попадется какая-нибудь и нам по вкусу!" И вот они выбрали самого сметливого из актеров главным судьей и принялись ждать сумерек, когда женщины возвращаются с любования цветами. Это обещало необычное развлечение.

Однако женщины большей частью проезжали в носилках, и разглядеть их лица, к сожалению, нельзя было. В толпе же, что беспорядочно сновала здесь, хотя и не было дурнушек, но зато не встречалось и такой, которую можно назвать красавицей.

Тем не менее они решили взять всех хорошеньких на заметку. Придвинули тушечницу, бумагу и приступили к описанию.

"На вид можно дать лет тридцать пять. Шея длинная, стройная, разрез глаз четкий, линия волос надо лбом естественна и красива. Нос несколько крупнее, чем нужно, но не слишком. Нижняя кайма подкладки, отвернутая наружу, - из белого атласа, средняя - бледно-желтая, верхняя - оранжевая. На левом рукаве рисунок от руки: преподобный Ёсида при лампаде читает старинные книги. Такой рисунок на платье говорит, во всяком случае, о необычных для женщины склонностях. Пояс из рубчатого бархата в клетку, на голове повязка, какие носят при дворе, таби светлого шелка, гэта на коже, с тройным шнурком. Походка неслышная, грациозная".

"Да, муженьку ее повезло, черт его побери!.. " Но тут она открыла рот, чтобы сказать что-то слугам, и видно стало, что во рту у нее не хватает нижнего зуба. Весь их пыл сразу пропал.

За ней идет девушка лет шестнадцати, больше ей не дашь. Слева от нее, вероятно, мать, справа - монахиня в черном одеянии. Целая толпа служанок и мужчины-телохранители. Значит, в семье ее очень берегут. Казалось, что такая должна быть еще не замужем, но нет - зубы вычернены, брови выбриты. Личико круглое, миловидное, в глазах блестит ум, уши изящной формы, пальцы рук и ног холеные, кожа нежная, белая.

Нарядом всех перещеголяла. Нижнее платье желтое, без рисунка, на среднем по лиловому фону белые крапинки, верхнее - из атласа мышиного цвета с мелким шитьем, изображающим воробьев. Клетчатый пояс оставляет грудь приоткрытой, не стесняет движений. На лакированной шляпе металлические шпильки и шнурки, свитые из бумажных полос.

На первый взгляд эта женщина была очень привлекательна, но присмотрелись - а у нее, оказывается, сбоку на лице шрам размером более чем в полвершка. Непохоже, чтобы он был у нее от рождения.

- Ну, и ненавидит же, верно, она ту, что нянчила ее в детстве, - заключили они под общий смех.

Следующей - лет двадцать с небольшим. Платье из бумажной материи, домотканое, в полоску. Даже подкладка в заплатах, и видно, что женщина стыдится, когда ветер заворачивает полу. Пояс ее, наверное, перешит из хаори - такой узенький, что жалко смотреть. На ногах таби из фиолетовой кожи, давно вышедшие из моды, - надела, верно, какие подвернулись, - и непарные плетеные сандалии из тех, что делают в Нара. На волосах ватная шапка, а сами волосы - когда только касался их гребень? - растрепаны, спутаны и лишь кое-где небрежно подхвачены.

Так она шла одиноко, равнодушная к своей внешности. Однако черты ее лица были безупречны.

- Вряд ли найдется еще женщина, наделенная от природы такой красотой! - Все загляделись на нее и пожалели: - Такую нарядить как следует - мужчина голову потеряет, да ведь в богатстве и бедности человек не властен.

Послали потихоньку проследить за ней и узнали, что это табачница, живущая за проездом Сэйгандзи. Положение невысокое, и все же у каждого в груди закурилась дымком нежность к табачнице.

Но вот появилась женщина лет двадцати семи, щегольски наряженная. Три платья с короткими рукавами из двойного черного шелка, с пурпурной каймой по подолу; изнутри просвечивает вышитый золотом герб. Широкий пояс из китайской ткани в частую полоску завязан спереди. Прическа "симада" с низко отпущенными волосами перевязана бумажным шнуром и увенчана парными гребнями, сверху накинуто розовое полотенце.

Шляпа, какую носит Уэмура Кития, на четырех разноцветных шнурках, надвинута чуть-чуть, чтобы не скрывать лица, которым она, видимо, гордится. Идет мелкими шажками, покачивая бедрами.

- Вот, вот! Вот эта! Замолчите же!

Все, затаив дыхание, ожидали ее приближения. Но что это? У каждой из трех служанок, сопровождающих ее, на руках по ребенку! И самое смешное, что дети, как видно, погодки.

Она шла и делала вид, что не слышит, как они сзади зовут ее:

"Маменька! Маменька!" Такой жеманнице даже собственные дети, должно быть, надоели. Таков уж людской обычай - детей называют цветами, пока они не появились на свет. И повесы расхохотались так, что эта женщина почувствовала: ее время уже ушло.

Следующей была девушка всего четырнадцати лет, с удобством расположившаяся в носилках. Свободно спадающие назад волосы на концах чуть подвернуты и перевязаны сложенным в несколько раз куском алого шелка, а спереди разделены пробором, как у юноши, и на макушке подхвачены бумажным жгутом золотого цвета. В них небрежно воткнут нарядный гребень размером больше обычного.

Красота этой девушки настолько бросалась в глаза, что не было необходимости описывать ее подробно. Нижнее платье из белого атласа разрисовано тушью, верхнее - из той же материи, но переливчатое, с вышитым павлином, который просвечивает сквозь наброшенную сверху сетку из китайской ткани.

К этому тщательно обдуманному туалету - мягкий пестрый пояс, на босых ногах обувь с бумажными завязками. Модную шляпу за ней несут слуги, а сама она заслонилась веткой цветущей глицинии и словно без слов говорит: любуйтесь, кто еще не видел цветка...

Всех красоток, что перевидали сегодня, сразу затмила она. Всем захотелось узнать ее имя, и проходящие ответили:

- Это барышня из знатного дома, с проезда Муромати. Ее прозвали "Новая Комати".

- Да, поистине это прелестный цветок! - решили повесы, и лишь много спустя узнали они, что у этого цветка "напрасно осыпались лепестки".

Известно, что холостому мужчине доступны все развлечения, но даже и ему вечерами становится тоскливо без жены.

Так было и с неким придворным составителем календарей. Долгое время он оставался холостяком. И это в столице, где нашлись бы женщины и на разборчивый вкус! Но он желал найти жену, выдающуюся и по душевным качествам, и по внешности, поэтому трудно было ему подобрать подругу себе по сердцу.

В конце концов его "обуяла тоска, и, как плавучая трава" ищет, к чему ей прибиться, так и он принялся искать, на ком ему остановить свой выбор.

Тут до него дошли слухи о той, которую прозвали "Новой Комати", и он отправился взглянуть на нее. А когда увидел, то сразу уверился: вот она, заслонявшая лицо веткой глицинии, что выделялась своей "неуловимой прелестью" даже среди многих женщин, привлекавших внимание на заставе у Сидзё прошлой весной.

"Это то, что мне нужно!" - решил он и, воспылав так поспешно, взялся за устройство своих брачных дел, что смешно было смотреть на него.

На улице Симо-татиури-карасумару, одной из тех, которые ведут ко дворцу, жила тогда известная всем сваха О-Нару, по прозвищу "Говорливая". Вполне полагаясь на эту сваху, составитель календарей попросил ее позаботиться о свадебном бочонке, а когда все было готово, выбрал благоприятный день и взял свою О-Сан в жены.