Сайкаку начал свой творческий путь как поэт и за поразительный дар поэтической импровизации получил прозвище "Мастера двадцати тысяч строк". Но после ряда семейных несчастий Хираяма Того (таково было, как предполагают, настоящее имя Сайкаку) оставил свои дела на попечение приказчиков и стал подолгу странствовать по Японии. В возрасте сорока одного года он написал свой первый роман. Сайкаку прожил после этого немногим более десяти лет, но за это время успел изменить облик японской прозы.
Бережливые отцы семейств и жрицы любви, чистые сердцем девушки и беспутные гуляки, трудолюбивые ремесленники и сметливые приказчики - весь пестрый мир средневекового города теснился у порога большой литературы, и Сайкаку раскрыл для него страницы своих произведений. Настойчивая тенденция Сайкаку показать силу стремления человека к личной свободе, к свободному чувству противоречила строгим догмам конфуцианской морали, являвшейся в период правления Токугава государственной идеологией. Отсюда - запрещение произведений Сайкаку, указ о котором был издан в 1791 году, - еще одна попытка сковать свободный дух горожан, так ярко выразившийся в творчестве великого прозаика.
Для жизни и быта феодально-абсолютистской Японии XVII века характерны были резкие контрасты. По-прежнему надменно держались дворяне-самураи, но они разорялись, а купцы, не обладавшие политическими правами, наживали состояния. За подачу крестьянской петиции угрожала смертная казнь, но сто шестьдесят восстаний потрясли страну в течение одного века. Уличенная в прелюбодеянии женщина подлежала казни, но в городах процветали кварталы публичных домов.
Потребности и желания горожанина, стесненные бесправием, мелочной регламентацией его обыденной жизни - вплоть до запрещения носить шелковую одежду - искали выхода. И зачастую стремление к свободе личности выливалось в желание свободы в области чувства. Люди из молодого и богатого сословия стремились вырваться из пут, им казалось, что они найдут желанную свободу в неограниченном проявлении чувственности, в разгуле.
В первом же прозаическом произведении "Мужчина, предавшийся любовной страсти" ("Косёку итидай отоко", 1682) Сайкаку нарисовал картины жизни "веселых кварталов", очертил портрет героя своего времени.
Шесть столетий назад фрейлина Мурасаки создала роман о молодом человеке, посвятившем свою жизнь погоне за любовными наслаждениями. Но Сайкаку жил в другую эпоху и лепил образ своего героя из другого материала. Мурасаки рисовала мир придворных, далеких от реальной житейской борьбы. За внешним блеском их жизни, за культом "очарования вещей" и любовных наслаждений уже явственно ощущался общий упадок, звучала пессимистическая философия бренности всего земного. Жажда наслаждений героя Сайкаку питается другим - избытком сил подымающегося сословия, стремлением высвободиться из-под влияния феодальной морали. И если Мурасаки идеализирует своего героя, то в изображении Ёноскэ, героя романа Сайкаку, явственно слышатся сатирические нотки.
Зорко подмечая новые черты характера, формировавшиеся в его время, Сайкаку создал тип предприимчивой, сметливой обитательницы "веселых кварталов" - это героиня повести "Женщина, несравненная в любовной страсти" ("Косёку итидай онна", 1686).
За откровенным, напоминающим исповедь рассказом состарившейся куртизанки перед читателем - впервые в японской литературе - раскрываются мысли и чувства женщины, которую бедность толкнула на путь продажной любви. Все, чего она достигает в высшие моменты своей жизни, достается ей не по праву рождения, не переходит по наследству от предков, - она обязана своими удачами самой себе, своей красоте, сообразительности, энергии. Не удивительно, что в ней укореняется чувство собственного достоинства, мысль, что она - полноценный человек. Но тем горше для нее падение на самое "дно", сознание тщетности всех ее усилий. Ее судьба выступает как поистине трагическая.
Проводя свою героиню через различные приключения в домах знати и духовенства, Сайкаку как бы раздвигает сословные перегородки, и перед читателем разворачивается широкая картина жизни феодальной Японии, вскрываются разъедающие ее пороки, которые Сайкаку изображает с откровенной насмешкой и осуждением.
Круг зрения большого художника, конечно, не ограничивался миром "веселых кварталов". Писатель показал, что сила характера, активность в борьбе за свое личное счастье стали свойственны и обитательнице городского купеческого дома. Эта тема с большой остротой раскрыта в известном цикле новелл Сайкаку "Пять женщин, предавшихся любовной страсти" ("Косёку гонин онна, 1686). Героини этих новелл уже не те покорные исполнительницы мужской воли, которых изображала литература Хэйана, в первую очередь, Мурасаки. Теперь женщина хотела любить по своему выбору. И каждая из героинь этих новелл активно проявляла свои чувства и желания, выступала смелой вершительницей своей и чужой судьбы. Но ее стремления не могли увенчаться успехом. Сайкаку показал в своих новеллах, что трагично само положение женщины, при котором любая случайность, первое же проявление своей воли приводят женщину к гибели. Он выступил здесь как глубокий гуманист, утверждающий ценность человеческой личности со всем ее внутренним миром, как большой художник, раскрывающий красоту свободного чувства.
Но в то же время Сайкаку предстает и как защитник интересов городского сословия, к которому он принадлежит, и он советует женщине слушаться, старших в семье, а мужчине - остерегаться "проказ" и "хитростей" женщин…
Эта черта особенно сказалась в таких произведениях Сайкаку, как сборник притч и преданий под многозначительным названием "Вечная сокровищница Японии" ("Нихон эйтайгура", 1688) и "Двадцать рассказов о непочтительных детях в нашей стране" ("Хонтё нидзюфуко", 1686). В первом из них он рассказывает о "домах, где водятся деньги", об удачах и разорениях купцов, чтобы преподать своим собратьям-горожанам полезные советы и нравоучения. "Все сейчас тянутся к роскоши не по средствам. Нехорошо это!" - говорит он. Ведь горожанин - не самурай, родословную ему заменяют деньги. Поэтому, если он беден, он "хуже того, кто в праздник обезьяну водит, людей развлекает. Главное - стремиться к удаче, искать богатство".
Близки по замыслу к "Вечной сокровищнице" и рассказы о "Двадцати непочтительных детях". "Нечего на меня надеяться, сами себе добро наживайте", - такие слова вкладывает Сайкаку в уста богини милосердия Кан-нон. Дети не должны легкомысленно растрачивать богатство, нажитое родителями: сохраняя предписанную конфуцианской моралью почтительность, они должны поддерживать процветание дома, способствуя этим усилению всего сословия горожан, - таков сугубо рационалистический вывод, который делает Сайкаку. Мораль молодого японского бюргерства еще несет на себе отпечаток средневековой ограниченности, узости, скопидомства, и это сказывается во взглядах Сайкаку, вступая в противоречие со стремлением писателя способствовать свободному развитию человека. Свод правил трезвой купеческой морали представляется ему "вечной сокровищницей" жизненной мудрости.
Но и здесь мы находим свидетельства более широких устремлений Сайкаку: мало проку, говорит он, плавать лишь по "узенькой канавке" вокруг дома - надо добраться до "Острова сокровищ". Это высказывание знаменательно: "узенькая канавка" вокруг дома - это Сэто, Внутреннее море Японии, а "Остров сокровищ" - Нагасаки, единственный из портов страны, имевший право в период изоляции Японии вести широкую торговлю с иноземными купцами. Но, думается, и это нельзя понимать буквально. Не правильнее ли увидеть здесь иносказание - намек на то чувство стеснения, которое должна была вызывать у Сайкаку, как и у многих его современников, искусственная изоляция страны, невозможность увидеть широкий мир за ее пределами? Вся направленность его произведений побуждает нас придать этим словам более широкий смысл.
