— Ваше величество, я умоляю вас об аудиенции с глазу на глаз.

— Это слишком смелое желание, граф, тем более, что оно не имеет никаких обоснований.

— Государыня, я хотел бы своей службой доказать…

— Я предоставлю вам такую возможность, граф. Возвращаться на конгресс вам действительно бессмысленно. Что ж, отправляйтесь в Ревель и займитесь там обеспечением нашего флота, а там будет видно. Прощайте, граф Орлов.

— Мы не испугали своим нашествием, князь?

— Полноте, граф. Я специально выбрался в Тоскану, чтобы повидаться со своими старыми добрыми друзьями.

— Удивительно, как дядюшка отпустил вас. Мне довелось слышать, что Иван Иванович Шувалов очень ревностно оберегает покой ваших занятий.

— Вы не совсем верно наслышаны, Алексей Григорьевич. Мое школьное образование, с точки зрения дядюшки, закончено. Наше пребывание в Европе определяется сегодня скорее познавательными целями, а не некоей обязательной образовательной программой.

— У вас не было желания вернуться в Россию, Федор Николаевич? Вы не скучаете по дому? По удобствам русской жизни?

— Стыдно признаться, господа, но нет. Здешняя жизнь меня вполне устраивает, а перспектива будущей службы приводит в уныние.

— И вы правы, князь. Если материальные обстоятельства не вынуждают преклонять колени перед троном, лучше сохранять свободу.

— Вы много повидали, Федор Николаевич?

— Как давно вы в Италии?

— Сравнительно недавно. Дядюшка согласился на мое путешествие в одиночку.

— Господин Шувалов не любит Италии? Это при его-то привязанности к искусствам!

— О, дядюшка не устает наслаждаться Италией. Но в последнее время мы посетили несколько немецких княжеств, были в Лондоне и Париже.

— Послушайте, князь, может быть, вам даже довелось увидеть эту загадочную русскую княжну, о которой сегодня столько разговоров по всей Европе?

— Вообразите себе, мы были с дядюшкой у нее, и не раз.

— Что же она из себя представляет? Хороша ли собой?

— Сказочно богата?

— Она живет в Париже инкогнито? Но газеты толкуют о том, что русская княжна, по их выражению, была с большим почетом принята в Версале.

— Отделите же зерна от плевел: расскажите нам правду.

— Вас забросали вопросами, князь. Разрешите же и мне присоединиться к этому выражению всеобщего любопытства. Только одна подробность: вам неизвестно, откуда прибыла эта дама? Не из Лондона ли? Газеты сообщали, что там некоторое время появлялась в театрах и на гуляниях некая незнакомка, которую называли госпожой де Тремуйль.

— Граф, фамилия Тремуйль слишком родовитая и старинная, чтоб кто-нибудь решился пользоваться ею, не имея на то права. Все члены этой семьи, берущей свое начало от самих графов Пуату, известны наперечет. Самозванка была бы сразу обречена на разоблачение.

— Да, да, вы правы, Корсаков. Но эта так называемая «русская княжна» никогда не обращалась к французской фамилии. Ее фамилия вообще неизвестна.

— Это как же?

— Проще простого. Версаль и весь Париж окрестили ее княжной Владимирской. Близкие знакомые и друзья называют ее принцессой Елизаветой или Алиной. А что касается приезда из Лондона, то ни о чем подобном мне слышать не довелось. В Париж она приехала весной нынешнего года в сопровождении своего банкира, известного барона Шенка. В Париже ее встречал некий барон Эмбс, позаботившийся об особняке в Сен-Жерменском предместье, превосходном выезде и самых модных каретах. Парижане уверены, что оба барона входят в придворный штат княжны.

— У нее есть штат?

— Я вас удивлю еще больше, Алексей Григорьевич. В этот штат при нас перешел маркиз де Марин, ранее служивший при Версальском дворе.

— Какой образ жизни она вела?

— Вы думаете, скрывалась от света? Как раз напротив. Среди посетителей ее дома появился даже староста Литовский Михаил Огинский, ставший усиленно добиваться ее благосклонности. Но княжна предпочла ему графа Рошфора де Валькура, гофмаршала двора владетельного императора князя Лимбургского. Граф Рошфор сделал княжне предложение и получил согласие. Когда мы оставляли Париж, он срочно выехал в Лимбург просить разрешения на брак у своего монарха.

— Но ведь немцы крайне щепетильны в вопросах происхождения. Если дело дошло до брачного предложения, значит, у гофмаршала не было никаких сомнений в отношении «русской княжны».

— И в отношении ее денег тоже, граф.

— Вы полагаете, она так богата?

— Я не имею сколько-нибудь точных сведений о ее средствах, но в Париже русская княжна не отказывала себе ни в чем, а вы можете себе представить, каких затрат это требует!

— И все-таки, почему именно русская княжна? Может быть, потому, что в представлении иностранцев всякое несметное богатство связывается именно с Россией?

— Господа, я просто не в состоянии удовлетворить ваше любопытство. Одно могу сказать: это высокообразованная особа, знающая все тонкости придворного ритуала. Она свободно говорит по-французски, по-итальянски, по-английски. С большим вкусом одевается.

— Она хороша собой? Князь, я второй раз повторяю свой вопрос.

— А вот здесь вы ставите меня в тупик. Ее, пожалуй, никто не назовет красавицей. Княжна невысокого роста. Худощава. Статна. Самозабвенно любит верховую езду — мне довелось участвовать в одной из ее прогулок по Булонскому лесу. У нее роскошные темнорусые волосы, большие карие глаза, и все же я воздержусь от оценки ее внешности.

— Что же останавливает вас, князь?

— У княжны очень бледная кожа, ни капли румянца и есть — вообразите себе! — веснушки. Да, да, золотистые веснушки.

— Почти как у покойной императрицы Елизаветы Петровны.

— Но это еще не все. Мне показался слишком длинным и тонким ее нос с горбинкой. И потом — княжна немного косит.

— Да, эти подробности несколько портят портрет красавицы.

— Но любопытно то, что княжна совершенно не придает значения своей внешности, хотя одевается строго по моде. Предмет ее увлечения — вопросы государственного устройства различных держав. Когда она находит достойного собеседника, то вообще забывает обо всем окружающем.

— Так что же все-таки превратило ее в легенду?

— На это, капитан, я отвечу вам вместо князя: деньги и происхождение. Тайна за семью замками, которая может оказаться очень любопытной.

— Мы путешествуем уже несколько дней, Дидро, у вас есть какие-либо претензии к экипажу или прочим удобствам? Вы не выражаете никаких желаний, и это меня смущает. Как вы могли заметить, у меня их множество, и я постоянно стремлюсь их удовлетворять.

— По всей вероятности, у меня нет таких высоких требований к жизни, князь. Или я просто не научился им. Но мне наша поездка кажется восхитительной. Это так покойно и вместе с тем любопытно. Вероятно, с такими удобствами ездит только турецкий пади-шах.

— О, я не хотел бы поменяться с ним местами. Турки всегда бывают ошеломлены русскими удобствами. В конце концов, их бывает у нас немало — Россия ведь постоянно воюет с ними.

— Я имел в виду не пади-шаха турецкого, а некоего восточного деспота, образ из сказок «Тысячи и одной ночи». Если наше путешествие во все время пути будет таким же восхитительным, мне останется только жалеть, что оно когда-нибудь подойдет к концу.

— Это произойдет в городе, который покорит ваше воображение. Нет, нет, не возражайте мне — даже после Парижа. Если бы вы могли сравнить его с Венецией…

— Князь, я не собираюсь этого делать и не сделаю.

— Но почему же?

— Я никогда не был в этом дивном городе и всегда вполне удовлетворялся восторгами моих друзей по поводу него.

— Тогда если вы попадете позже в Венецию, она уже не сможет привести вас в подлинный восторг.