Может, мы заслуживаем уничтожения, думал Джоунси, пока мистер Грей шел через душевую, выискивая (глазами Джоунси) случайные кровяные пятна и сжимая ключи патрульного в ладони Джоунси. Может, все, что мы заслуживаем, – сгинуть, превратиться в ничто, поросшее красной травой, сгибающейся под ветром. Наверное. Так лучше всего. Помоги нам, Боже.

Женщина с утомленным лицом, сидевшая за кассой, спросила, не видел ли он патрульного.

– Ну конечно, видел, – ответил Джоунси. – Показал ему права и документы.

– Сегодня полиция так и шныряет, – бросила женщина. – С самого полудня. Метель не метель, им все едино. Покоя от них нет. И все злые, как черти. Да и остальным не по себе. Если бы я так уж хотела видеть парней с другой планеты, взяла бы напрокат видео. Ничего новенького не слышали?

– По радио твердят, что все это ложная тревога, – ответил мистер Грей, застегивая куртку, и поглядел в окно, желая лишний раз удостовериться в том, что уже видел: стекла так замерзли, что вряд ли кто-то заметит, в какой машине он уехал.

– Да? Правда? – облегченно улыбнулась женщина, сразу сбросив десяток лет. И усталость куда-то девалась.

– Честное слово. Но не ждите своего приятеля так скоро, дорогая. Он сказал, что должен придавить немного. Совсем с ног сбился.

Между бровями женщины появилась вертикальная складка.

– Он так сказал?

– Спокойной ночи. Счастливого Дня благодарения. С Рождеством вас. И заодно с Новым годом.

Джоунси вдруг сообразил, что несет этот вздор для того, чтобы его заметили. И запомнили. Но прежде чем успел понять, добился ли своего и действительно ли его запомнили, вид из офисного окна повернулся на сто восемьдесят градусов – это мистер Грей увел его от кассы, и вскоре они снова мчались на юг. Цепи на патрульной машине звякали и клацали, зато позволяли держать скорость до сорока миль в час.

Джоунси ощутил, как мистер Грей протягивает мыслещупальца назад. Пытается проникнуть в сознание Генри, но не может – как и сам Джоунси: Генри до какой-то степени был другим. К несчастью, тот человек рядом с Генри, Оверхилл или Андерхилл… за него мистер Грей сумеет зацепиться как следует. Они в семидесяти милях отсюда, а может, и больше, и… съезжают с шоссе? Да, направляются в Дерри.

Мистер Грей пробрался еще глубже и обнаружил новых преследователей. Трое… но основной их целью был не мистер Грей, а Оверхилл (Андерхилл). Такое казалось Джоунси невероятным и слишком необъяснимым, чтобы быть правдой. Но мистер Грей пришел в восторг. И даже не потрудился узнать причину, по которой Оверхилл (Андерхилл) и Генри решили заехать в Дерри.

Теперь все помыслы мистера Грея устремились на то, чтобы сменить средство передвижения, завладев на этот раз снегоочистителем, если, разумеется, Джоунси способен им управлять. Это означало очередное убийство, но продолжавшему стремительно очеловечиваться мистеру Грею было все равно.

Мистер Грей только начинал входить во вкус.

Оуэн Андерхилл стоит на склоне, совсем рядом с трубой, выпирающей из листвы, и видит, как они помогают чумазой, растерянной девочке выбраться на поверхность. Видит, как Даддитс (крепкий молодой человек с плечами футболиста и гривой невероятно густых светлых волос киношного идола) хватает ее в объятия и покрывает грязное личико смачными поцелуями. Слышит ее первые слова:

– Хочу к маме.

Все обошлось как нельзя лучше: ни полиции, ни «скорой помощи». Они просто помогают ей подняться наверх, пролезть сквозь дыру в заборе, пересечь Строфорд-парк (девочек в желтом сменили девочки в зеленом: ни они, ни тренеры не обращают внимания на мальчиков и их измазанный растрепанный приз), пройти по Канзас-стрит и свернуть на Мейпл-лейн. Они знают, где мама Джози. И папа тоже.

И не только они. По обе стороны Мейпл-лейн, до самого угла растянулась цепочка машин. Это Роберта Кэвелл предложила обзвонить родителей друзей и одноклассников Джози. Она убеждена, что каждый согласится искать девочку и развесить по городу объявления о том, что она пропала. Не в укромных заброшенных уголках (где, по мнению граждан Дерри, им самое место), а там, где их увидят все. Энтузиазм Роберты так заразителен, что в глазах Эллен и Гектора Ринкенхауэр загорается слабая надежда.

Остальные родители тоже согласны действовать, с такой готовностью, словно только и ждали, пока их попросят. Роберта начала звонить сразу же после того, как Даддитс с друзьями выбрались из дома (Роберта в полной уверенности, что они играют где-то поблизости, потому что старый боевой конь Генри все еще пасется на подъездной аллее), и к тому времени, как мальчики возвращаются, в гостиной собрались два десятка гостей, дымящих, как паровоз, над бесчисленными чашками кофе. Какой-то мужчина держит речь. Генри уже видел его раньше. Это адвокат Дейв Боклин. Его сын, Кендалл, иногда играет с Даддитсом. Кен тоже даун, хороший парень, но до Дадса ему далеко. Впрочем, что кривить душой, а кто вообще годится Дадсу в подметки?

Мальчики стоят в дверях гостиной, поддерживая Джози. Она уже взяла у Даддитса свою сумку с благополучно вернувшимися на место БарбиКеном. Даже лицо почти чистое, потому что Бивер при виде такого количества машин пожертвовал своим носовым платком, чтобы вытереть самые возмутительные пятна. («Честно говоря, – признается Бив позже, после того как все вопли и сопли и прочая хренотень немного улеглись, – мне было немного не по себе. Подумать только, вытираю я эту девчонку с фигурой хоть сейчас на разворот «Плейбоя» и мозгами, грубо говоря, как у газонокосилки. И что, по-вашему, со мной творится?»)

Сначала никто не замечает их, кроме мистера Боклина, но мистер Боклин, похоже, не врубается в то, что видит, потому что слишком увлечен собственной речью.

– Итак, прежде всего нужно разделиться на группы… скажем, по три пары в каждой… каждой группе… и… мы… мы…

Мистер Боклин начинает сбавлять темп, как игрушка, в которой кончился завод, и в конце концов только открывает по-рыбьи рот, глядя неизвестно куда. По комнате проходит нервный шепоток: очевидно, собравшиеся никак не поймут, что стряслось с этим, еще минуту назад казавшимся таким уверенным человеком.

– Джози, – глухо, без всякого выражения произносит он, так не похоже на свою обычную напористую манеру выступлений в зале суда.

– Да, – кивает Гектор Ринкенхауэр, – так ее зовут. Что случилось, Дейв? Вы в поряд…

– Джози, – повторяет Дейв, поднимая дрожащую руку. Генри (и, следовательно, Оуэну, который видит все это глазами Генри) он кажется Призраком Грядущего Рождества, указывающим на могилу Эбинизера Скруджа.

Чье-то лицо поворачивается к двери… второе… третье… глаза Элфи Кэвелла, огромные и неверящие за толстыми стеклами очков… и наконец, миссис Ринкенхауэр.

– Привет, ма, – как ни в чем не бывало говорит Джози, протягивая ей сумочку. – Дадди нашел моих БарбиКена. Я застряла…

Остальное тонет в радостном визге. Генри в жизни не слышал таких криков, и хотя все это чудесно, его почему-то трясет в ознобе.

– Трахни меня, Фредди, – бормочет Бивер, правда, себе под нос.

Джоунси держит за руку Даддитса, напуганного суматохой.

Пит смотрит на Генри и слегка кивает. Мы молодцы.

Генри отвечает кивком. Еще бы!

Может, это не их звездный час, но что-то очень близкое. И едва рыдающая миссис Ринкенхауэр сжимает дочь в объятиях, Генри трогает Даддитса за плечо. Когда тот оборачивается, Генри целует его в щеку.

Добрый старый Даддитс, думает он. Добрый старый…

– Вот он, Оуэн, – тихо предупредил Генри. – Поворот 27.

Видение гостиной Кэвеллов лопнуло, как мыльный пузырь, и Оуэн взглянул на дорожный знак: ПОВОРОТ № 27 – КАНЗАС-СТРИТ. ДЕРЖИТЕСЬ ПРАВОЙ СТОРОНЫ. В ушах все еще звенят счастливые, захлебывающиеся вопли.

– Ты как? – спросил Генри.